Межгосударство. Том 1
Шрифт:
Честь имею, во фрунт сутулый homo-аккордеон, с длинноунылым, монеточными, беспрестанно бегающими глазами-хлеборобами. Что… что вы здесь? – недоумённо рогоносец-рогоставец, за ручку распахнутую. Честь имею, носатый, скорым вихляющим ретировался вдаль по гостиничному коридору. Подслушиванием под всеми двустворчатыми, полагая, только за такими селятся шпионы, однажды оставленный всеми на сегодня не ограничил себя и свою несмываемую честь-несомую крестным ходом. Если бы в недрах охранки приказ между двух навытяжку проследить, бы застал от точки роспуска на нити флага до точки росы и при различных. После подслушивания в, шагомерил в расположенный поблизости, передал господину превосходно-сомнительного вида, ночной горшок вари-не вари. Честь имею, вместо цилиндра над лбом, так же скоро покинул, пока не начал варить. Вскоре нагрянули полицианты с подборкой круп, окандалили кого застигли. Но благодетель-чистолюб этого не, уже творить добро дальше вглубь городских неявных дворов в окрестности Флоровской. В одной затаился наблюдать, двое коммунистов сходятся друг с другом, петухи, собирающиеся, им и положено, петушиться на красных стягах. Когда оба схватились, осязаемый только при современном взгляде на призраков мираж просеменил к самому жаркому склоки, ловко выпростав из рукава тонкую свинцовую со стразами, огрел по лбу того из анархо-коммунистов, хотел укрыть от товарищей малость частной собственности в виде носового платка шитого золотом, на коем восседал обрадованный торжеством децентрализованной соперник. Честь имею, мельком на немедленно начавшие срастаться капилляры революции. Поспешил в лавку по продаже карт, имел продолжительный с картографом по Артигас Обресков, в конце посещения изъял изготовленную. От него колесом на Херсонскую в середине, квартала до одноимённых ворот, постращать ещё одного, так же и так же забрал. Обе в себя Солькурские извивы. Расположился во внутренних пределах коммерческого «Ливадия» между Чикинской и Золотой, тщательнейшим сопоставлять. Снабжённые вязкой слюной губы именования. Подвальная, Тускарная, Сергиевская, Дворянская, Мирная, Скорняковская, Ямская гора, Флоровская, Покровская, Авраамовская, Сосновская, оба указательных по линиям сличаемых, голова моталась из одной окрестности в другую. Нашёл что искал и затрясся. Радищева, он, Радищева, получилось. Вскочил, кое-как сложил и рассовал во внутренние сюртука, едва не бегом прочь, вероятно,
Улицы немецкой слободы (происходила прапрапрабабка Готлиба Салемчика) по блеску конских яблок ни в с московскими. Немцев Мефодий унижал в мыслях, однако уважал в них эту к порядку. Мефодий Дёмин, так же Фёдором Зоммером, Францом Тиммерманом, иногда влезал в бороду Артамона Матвеева, к концу жизни заполонился до макушки, Петра Романова ему не одолеть, не стать при нём делателем королей и не стать криптоделателем. Берегли ублюдки высших промыслов, как Мефодий ни изгалялся в интригошпагоглотании, имел возможности и талант, против провидения бороться не. Доступ к петротелу бывая при тремя сладкоречивыми сущностями, двое из из любезной ему немецкой (в коей Мефодий и удручался теперь, в октябре 1689-го, под ранним снегом). Вчера казнён Фёдор Шакловитый, последним ударом по интриге №… Не то что бы окольничий уже играл какую-то важную после августовских у Троице-Сергиева, скорее очередной знак. Софья заключена в Новодевичий, лояльный к нему Матвеев убит нелояльными к нему стрельцами, с Голицыным покончено, хоть и остался повздыхать на этом, Иван V оказался ничтожеством и сдался. Фёдор Зоммер, Франц Тиммерман и покойный Матвеев в одном лице Мефодия в сумерках напротив большого красивого Анны Монс, смотрели как снег ложится на красную крышу. Немцы со свойственной ангажемент-деловитостью и безучастной к скоморохам обстоятельностью, пользуясь невидимостью для Петра, уже открывали натекания средств, мануфактуру на столбах, аптеку с антиядерными окнами, пивоварню для взяток и винокурню для души. Немецкая слобода, по страшным снам Мефодия, олицетворением грядущего для России. Касательство с первого фахверка, когда в 52-м всем немцам приказали продать свои дома и пересчитаться не сходя с места. Пользуясь распорядительными манёврами Матвеева и хитростью предков, так же одухотворёнными идеями Фавста Замека, по минованию несколько лет письмоинтриг, устнообманов и дамоклошантажа, обставил в гешефте невидимости, почти половина населения Кукуя считала для него самые вздорные. Сколько вдохов и сколько выдохов жена в промежуток от как вышла из дому к колодцу и до, ведро на середине подъёма. Сколько вещей в доме бытового назначения, сколько не имеют пользы (для красоты), сколько оружия, сколько из полезных касательства до жральни, понимай как знаешь. Сколько за месяц отдельная семья порог церкви, не считать посещения младшего колбасника, а посещения жены умножать на четыре. В таком роде. Чуть позже Мефодий завёл человека, придумывал и рассылал указания на счёт предмета учёта. Все данные тщательно, сшивали в журналы по пятьсот. С кем-то другим метод исторжения и подействовал, только не. Нравилось считать. Со временем и к началу царствования Петра, начинание обрело черты в подобии счётного приказа, для журналов заведено отдельное, не остановило дело и смерть Матвеева и смерть самого Мефодия, уже скоро. Почти девяносто, проще раствориться чем соткаться с намерением и потом соткаться. Сын Варлаам сквозь чернозём, дочь Алпсидия уже восемь замужем за купцом Прохоровым, но по сию кичится узким тазом. Ни дочери, ни тем паче сыну, не отыщет и Сатана, в лоб булавой не грозит, никто не знает, Зоммер и Тиммерман недоброжелатели Пети, напротив, ближайшие соохальщики, по крайней Франц. Зоммер, наверное, не смог всё-таки большим, учителем оружия. Мефодий мог Петра неисчислимое, верста не особенно убийства. Однако с немцами и так набедокурил, не пустить к власти пожалуй бы хватило для Рая. Самонастропалился исходя из разных, главным из, Пётр заведомым противником фейерверков (если бы Мефодий во что фейерверки меньше чем через триста, облачался Францом Лефортом или Патриком оф Охлухрисом). Проехала открытая коляска с хмурым немцем, не ожидал снега в ранний период. Ты же в России, захотел ему личность, дедом Перун Асбургский, не крикнул. Вместо достал приготовленный заранее тонкий клинок ножа, пять пальцев выше рукояти, отправил перевариваться к рябчикам, предварительно сев на камень, привалившись спиной к крепкому немецкому дому.
Ответственный управляющий рейхскомитета криптостатистики, напрямую подчинялся не фюреру (только и смог добавления приставки «рейхс»), его бабке, и основала цель песчинки в Сахаре, уже тридцать шесть как скончалась не понятая небесным телом в недрах Союза, сидел в своём, окнами на Хеерштрассе, сморкался с перерывами на чтение в один из тридцати двух отчётов, увеличили высоту стола накануне. Точный реестр, извлечено из завала подле польского архаичного вместилища коридоров на оккупированной Германией несколько назад. 12 рыцарей, 9 из с фальшивыми именами, 4 женского пола, 16 телег, осколки зеркал в неисчислимом (ответственный управляющий поморщился, не любил триллиардов), два из убедительных размеров (что за нелепая ремарка?), (хоть на первый ремарка и впрямь казалась, ответственный насторожился и что-то заподозрил, справедливо, при той ситуации, сложилась во властных Третьего рейха, отчёты не только он), 697 камней, предположительно одно, полуистлевшие останки волос, переплетённые в косу, длинной 36 метров, 72 сантиметра, 14 мечей, 13 копий, самошевелящаяся рука, 8 арбалетов, 46 арбалетных болтов, останки разбившихся от падения домов, предположительно 28, человеческие кости в неисчислимом, 46 человеческих черепов разной степени прочности и целостности, лошадиные кости, в неисчислимом, 19 лошадиных черепов разной степени прочности и целостности, кости куриные, бараньи, козлиные, гусиные и утиные, в неисчислимом, кости ежа в количестве 36 фрагментов, 12 книг, из одна дневник, равно зачислена в книги за давностию лет, 3 географические карты, 86 зарядов для фейерверка, 2 кольчуги из одна недоплетена в местах живота и спины, 3 шкуры, принадлежащие, предположительно, оборотням, не успели принять человеческий, 1 есть вывернутая наизнанку кожа человека, больного ликантропией, 2 словаря с тайлинского на русский и с тайлинского на польский и на латынь (в одном томе), 1 свиток с речью обращённой к подданным на польском, 2 топора, 3 молотка, 1 наковальня с пролитым на неё и затвердевшим, 14 сёдел, 12 фрагментов лошадиной оснастки, 35 разрозненных деревянных башмаков, 6 могут состоять в парах. Ответственный оторвал глаза, прискучившись. Просмотрел прочие. «Итоги операции между реками Южный Буг и Днестр, освобождение северо-западного побережья Чёрного моря, включая город порт Одессу и выход к линии государственной границы СССР с Румынией». Самым толстым, включал количество погибших с обеих, реестр потерянного Германией имущества на разных уровнях от количества военной техники до названий населённых. В заглавии другого: «Точный список сторонников Педро Рамиреса и Эдельмиро Фарреля, могущих повлиять на что-нибудь». Третий «Двадцать шесть антропологических мостов между тайлинами и корейцами, выявленные Дугласом МакАртуром». Четвёртый «Список подлинных обстоятельств гибели Бруно Яковлевича Шульца 19 ноября 1942 года и в предшествующие дни». Заказал у ответственного управляющего один влиятельный по имени Л. К., умножал на ноль загадку исчезновения чемодана Шульца с его литературными и художественными вывертами. Теперь, Красная армия освободила Дрогобыч, первым делом, для того и увеличивали квадраты карты. Пятый «Правдивое изложение загадочных обстоятельств имевших место в концентрационном лагере Равенсбрюк, связанных с Анатолием Драем, происходивших с ноября 1939 года по декабрь 1943 года». Этот подсчет самый романтически настроенный агент комитета, взятый шевелить губами по протекции ответственного управляющего. Немедленно в него и углубился, довольно скоро поморщившись, встретилось недооценённое междометие «гриндилоу».
Поначалу Варлааму встречалось много незнакомых слов, хотя по пути почти выучил пушту и начал учить маратхский, затянуло в йогодела на шестьдесят пять. Причиной отъезда крупная с отцом, творил невообразимые на взгляд тонкочувствующего Варлаама. Тогда сказал, тоже поедет подсчитает что-нибудь никому не нужное, в поисках судьба подкоптиться на Индостан. Разумеется на корабле Английской Ост-Индской, где постигал под клёкот матроса афганца. Прибыли в факторию в Мадрасе, оттуда начал странствие. Закончилось в Кашмире, паря на пейзажах дописывал проклятый подсчёт в перерывах между стычками с солдатами Ахмад-шаха Дуррани. Включал области принадлежавшие Моголам после отпадения Хайдарабада, Ауда и Бенгалии: Пенджаб, Дели, Агра, Синд, Сирхинд и Кашмир. Кто пользовался военными неудачами Великого Могола: сикхи, маратхи и джаты. Помимо прочего в местах скатывался до описания тогдашних политических в Индии, сломал бы ногу и чёрт и цверг, и Борис Годунов, здесь Варлаам приставку вроде «Список политических ухищрений вокруг Кашмира и центральной части двуречья Джамны-ганга»: маратхи принуждают Бенгалию и Ауд платить им дань, завоевывают Южную Ориссу, после готовят поход на Пенджаб и Дели, ханы афганских кочевых и полукочевых племен становятся крупными феодальными землевладельцами, господствующими над оседлыми, главным образом неафганскими, крестьянами, сикхи становятся значительной силой, приходится считаться пенджабским феодалам, иные из даже откупаются от данью и берут к себе на службу их вооруженные отряды, среди растёт власть сердаров. Ничего более бесполезного Варлаам нашевелить не, по крайней взглядом изнутри. Подумывал подсчитать и перечислить отцу причины, по решился на преждевременное, но, во-первых, главную не мог с формулировкой (зверства войны, пересмотрено предостаточно), во-вторых, имело смысл. Итог: Варлаам Дёмин, разумеется зная, отец давно похохатывает над ним не со сторон света, однако в мыслях по-прежнему к нему, в личные анналы виновником всего, сталось, в возрасте девяносто двух (такого склеенного песка даже афганцы, принимая за кашмирского йога) в доме на берегу в меру великолепного Дал, вводит в вену на руке золотую еловую, добытую уже двадцать назад и ждёт, пришвартуется к сердцу.
Давно достигнут, да лень, обнародовать в пятый одну из записей Аристарха Горлова, представляет игру в поддавки с нищим из Солькурских дромосов, проведённую и записанную, вероятнее, в 1878-м, незадолго до.
«Откуда у вас в руках появилась эта вещь?»
«Купил, нет, обменял у одного человека».
«Вы знали, как он её получил?»
«Знал, как свои шрамы на спине».
«Расскажите».
«На войне нашёл».
«На какой войне. Говорите полно, чтоб я не тянул из вас по слову, будто мы в репортёрской пыточной».
«На войне, когда османы в чалмах из бинтов мумий воевали с жар-птицей Россией. В 1828-м. Тот солдат, у которого я выменял, рассказывал, они тогда осаждали какую-то крепость. Не то Джабраил, не то ещё какой-то Браил. У этих турков всё какое-то мезальянсно-убогое. (Румынская крепость Браилов, подвергшаяся осаде в кампанию 1828-го года. Примечание моё). И вот там у них одни осаждали, другие отдыхали, третьи кипятили жидкости, четвёртые их пили, потом наоборот. Вот в этот-то отдых он черепок и нашёл. Пошёл в какой-то там сказочный лес (мой собеседник полагал, в Европе все леса сказочные и кишат детьми, привели вероломные родители), не то с перепою, он уже тогда поддавать был любитель, не то заблудился в себе. Ну и,
как он мне бакулил, прилёг к какому-то дереву осмотреться от лица карликов и сообразить лучший план осады. Расположился в корнях имени братьев Гримм, откинулся на те головою и провалился шишковатым затылком в шишковатом шлеме. Там, между корней, оказалась не то нора, не то яма. Он своей винтовкой туда потыкал, никакая тварь в ответ не выскочила и не зашипела. Полез рукой. Ну и нашёл черепок, а рог того, как он сказывал, протыкал чьи-то рёбра.«Резюмируя ваши сочинения, он там наткнулся на человеческий скелет с черепом единорога в грудной клетке?»
«Всё не так, борзописец. Только эта клеть и была и в ней череп. Его забрал, думая пойти с ним в атаку, а прочие кости не тронул, поскольку не любил разорять могил, сломал, чтоб легче было управляться и затолкал обратно в яму, сплёл из веток и лозы могильный камень и им заложил. А ещё он мне по пьяному делу врал, что один его товарищ по оружию, в одном полку служили что ли, говорил, будто набрёл в том лесу, только в другой его части на целый этих единорогов склеп. На сей раз без людского трупного вмешательства. Все будто бы лежат ровно, только рога торчат, одним словом яма с кольями. Но он тоже в подпитии был и потом никак не мог то место припомнить, а уж охотников себе по такой черепушке заполучить и сводить их рогами как члены тайного ордена, было ой как много».
Эта странная история повергла меня в размышление, учитывая, я узнавал до. Индуктивно заключалось, все единороги, если конечно таковые существовали в натуральную величину, спрятались от преследования в каком-то одном месте, где-то в Румынских предгорьях, а один, строптивец-непризнанный король, это место покинул и решил не прятаться, либо пойти на разведку. Его убил какой-то рыцарь-инвалид в одном исподнем, от и осталась грудная. Сам тоже не перенёс встречи. Насколько мне выяснить, неровно дышать в сторону единорогов начали в 1432-м после битвы при Сан-Романо, Флорентийская республика раком Сиену, группой вигилантов, самооскорблялись «Архангел Гавриил». Рыскали по всей Европы, прочёсывая области в сторону Балкан, наткнулись на истыканный дуб и излёжанное чрево в польской деревне. Подробности этой охоты крайне скупы, гонения в строжайшем секрете, меня как исследователя-лишь-бы-накропать от неё отделяет почти четыреста пятьдесят. В церкви в Полыни один из тамошних жителей показал мне кусок закрашенной фрески, изображала известный из Мистической охоты, только Гавриил нарисовался рыцарем на коне, а псов не четыре, а свара. Кроме, у другого жителя нашёлся отрывок из какой-то баллады, без указания авторства, по-видимому, написанной не так, в разлинееной ученической (самой тетради представлено не, лишь неприжившийся лист), неохотно переписал, теперь привожу дословно, не вдаваясь в расшифровку образов и не заостряя внимания на, в какой-то заброшенной деревне так много внимания единорогам.
Когда убивали последнего единорога,
Затихла Оксана, даже ветер-задиратель подолов и тот приуныл.
Свернулась клубком змей уходящая на Брауншвейг дорога
И старый монах-рукоблуд перед сном помолиться забыл.
И так далее, и так далее.
Копьё ударяется в мех с искрой на спине уникорна,
А рыцарь-невежа в раздумье – добьём или мучиться бросим.
Над лесом гремит трель из разрубленного в трёх местах горна.
Так кончился с потрохами рыцарь, осталась последняя осень.
И так далее, и так далее.
Много кому и нам не в последнюю и так далее, снится в качестве мечты, чтоб книга оставила по себе память и впечатление этакой загадочной, нарочито сложно, помнились только бесконечные загадочные подвалы и комнаты с деревянными столами, на старинные рукописи и рядом отрывки их расшифровок, огарки свечей в разной величины канделябрах, с потолков на цепи масляные лампы, на стенах пустуют факельные кольца, пол – зависит от места, если подвал или подвальная комната, то из больших, истёртых подошвами тысячи загадочных булыжников, если старинный родовой особняк или замок, или поместье, скрипучий паркет с длинными дорожками, толстыми и пыльными, скрадывающими шаги, по тем предостаточно, в особенности ночью, всё действие которое должно запомниться происходит ночью или в сумерках, по окнам непременно бьёт поток через решето (в крайнем снег, в особенности в обрамлении каменных плит кладбища), так же как бьёт он по полям шляп и скатам плащей и рединготов, каждую секунду свершаются тёмные дела, составляются завещания и криптозавещания, что-то сбрасывают с мостов и вылавливают из рек, прячут в зонтах и саквояжах, поминаются старинные истории, с всё связано, заговоры и квазизаговоры могущественных квазиорганизаций, накидываются таинственные письма, непременно скрепляемые красным сургучом, множество тёмных личностей в котелках и цилиндрах ведут загадочные разговоры и совершают непонятные эволюции со всем вокруг, например ездят на лошади задом наперед, отпиливают верхушки черепов или копают ямы в неподходящих местах, желая обнаружить клад или подсказку для дальнейших загадочных действий, всё это поливает дождь, по всем улицам, каждую из освещает не более одного фонаря с мертвенно-жёлтым, газовым или масляным, катят чёрные кареты с кучерами, предпочитают скрывать личности и натягивать цилиндры и котелки значительно, требует мода, у всякого действующего лица припасён пистолет или нож, или загадочная фраза, или письмо на непонятном языке, многое объясняет, все следят за всеми, ныряют в проулки, проникнутые тайной, скрываются в подземных коридорах, заходят в тайные комнаты и трудятся над расшифровкой древних документов и укрывательством завещаний и происходящее шестьсот назад или через сто вперёд, почти не от настоящего, те же обстоятельства, пейзажи и та же мрачность, загадочность, тот же необъяснимый дождь, семейные ветвленья, гениальные сумасшедшие, вероломные кормилицы, зеркальные загадки для зеркал, фуги предложений, переписанные заговоры, сложенные в столб, высятся до пояса или пупа, религиозные разночтения, озвучиваемые шёпотом, в небравых подземельях, многосмысленные пассажиры чёрных экипажей, в каком бы веке те не ехали и по каким окрестностям, непременно почта, содержащая загадки, почтальоны неустановленного происхождения, во всём и виновны и доставляют письма избирательно, таинственные карлики, необъяснимые преступления и лишь видимость расследования тех, призвана укрыть нечто более важное, масляные лампы, потайные фонари, документы, никто не видел, места, никто не достигал, но в сокрыто самое главное, древние ордена, инсценирующие свой крах и инсценировку инсценировки своего краха, тайные знаки, умел понимать только, давно сгинул, чёрные накладки на глаза лошадей и ястребов, оживляемые ветром огородные, предстающие только в резких вспышках молнии, вообще все, рискует объявиться, объявляется только в краткий миг такой вспышки, после того снова, у всех из лагеря добрых отсутствует понимание происходящего за исключением смутных подозрений, как-то связано со всем человечеством и его историей, у всех из лагеря злых ощеренные пасти и гнилые зубы, кроме, разумеется, главного злодея, множество главных злодеев и нет никакого лагеря добрых, все пользуются фальшивыми именами и никто не хочет выяснять правду, только путать её и прятать в подземельях и тамошних расшифровках, на улицах кишат прыгуны, ни по чём и фабричная стена, и стена сумасшедшего дома, и дома эти всегда переезжают, соответственно на всех разбитых копытами и колёсами и размытых дождями дорогах во все стороны идут обозы и фургоны с больничным имуществом и пациентами, которые, к тому, вынуждены отбиваться от налётчиков и даже стрелять, покуда им позволяют это господа в промокших котелках и цилиндрах, и рединготах, с фальшивыми бородами, именами и помыслами, одним словом нечто в этом. С подобной подачей многие ломают уши. Имена большинства наколоты между костяшек, кроме никакой огласки, самые падлические по сию не выявлены, есть клика сознавшихся и не возражающих или не могущих возразить против правдивого опубликования. Одна из Ксения Вуковар, женщина поразительной судьбы и усидчивости, первой попала в пьесу постороннего, так же, по-видимому, красоты, если при расцвете и увядании имела длительные и чередующиеся с Перуном, кхерхебом и князем Иордани. До касательства вышеневырубленного, Ксения не хотела, изъясняясь вполне, хотела зреть свою совокупность предков и современников, всех с днём ангела, в определённом свете и не видеть в определённом же. Сильно тем (и блудила с богом, кхерхебом и Елисеем Новоиорданским, который чуть что, посылал рыцарей искать себе артефакты (а при таком образе действий, что-то в его сетях да оседало)), в веках остался определённый ею, более никем (объясняла, никто кроме не озаботился обликом и его соблюдением в веках и старалась не думать о Фавсте), образина Новых замков, оттого отчаянно хотела то на это, если не дано, хоть подправлять себе на пользу предательства предательств, множество, от Готффрида и до, а это двести лет, и более того, умерев, влиять на всё могильным голосом, станет с родом, вздумается его шишкам будущего. Может видела путь при могла воскреснуть, оттого выбрала такой самоумертвления. Многовероятно потому искала связей с теми, мог в замыслах, а не большая реплика Приапу. Для ровного счёта двух дочерей и сына. Вестфалию, Орию и Китежа, наказав всем троим, умела нагнетать до беспрекословия, не снимая Вуковар. Кончину встретила в Витебске во время восстания крестьян. Мало занимало отчего восстали, во все времена из-за одного и. Никто не восставал чтоб отрыть наконец побрякушки Северина Антиохийского или вывести на чистую лекаря Карла Смелого, или остановить истребление единорогов, кроме, должно быть, самих единопыжей. Из города с тлеющими волосами, переправилась через Витьбу к церкви на другом берегу и погосту подле. В восемьдесят догребла на лодке в восемьдесят быстрее. На кладбище умаслилась не взорами гробовщиков, ближний крест для пущего эффекту, его первым, проверить горючесть, припала роковым, тридцать секунд боролась, накрутить хвосты русалкам, издали безымянная монашка и очень боялась.
Где не воистину страшно и относительно солнечного дня мрачно, на некоей-сякой чёрной площади-квадрате, описанной в книге Эмиля «Гимн задом наперёд самоубийству» в рамках собственной концепции о бамбуковом. На тёмном камне брусчатки сей помосты и виселицы, окна близлежащих никогда не меняют позиции ставень, живущие за страшатся узреть скверные знаки. Частенько кровь и тогда на хитромордый промысел выходят. Норы во множестве мест, лизать кровь и сплетничать. Вместе сосуществуют собаки, характерно для всеобщей атмосферы усмирения. Не воюют с лисицами, когда на камнях площади мертвецы, такое столь, в полицейской части не успевают расследовать эти убийства, собаки, поправив навечно повязанные салфетки, пожирают, останки рождественских индеек утаскивают в норы лисицы. Растёт бамбук, о чём, вероятно, можно и не упоминать. Забор из будущих удочек высится кругом, высокий, но щербатый на радость варварам, ждут во всех местах, где разной степени эгида. На чёрной эспланаде, как поминалось ранее, относительно комнаты кривых зеркал страшно. Длинные очереди стариков и детей с монетами в руках к помостам и виселицам (только у меня впечатление, нам пытаются представить завуалированный Луна-парк совмещённой с зоопарком без средств на вольеры?). Упоминание иностранца, пытался засыпать ихор уже сангвиной, должно быть, следует расценивать как каприз художника, не удовлетворённого ограниченностью персонажей, пребывают в распоряжении. Вот опять незаметный эхин к комментариям. Комментировать Коновалова легко, комментировать опиумный дым, его даёт к обильную, смог кое-как вспахать даже такой невежа-натужный брехун с математическим складом как Серенус Ван Зольц. Возвращаясь к площади, увязке с предыдущим, признать, бранить о ней особенно нечего. Кто опять написал всё это? Конечно Эмиль Коновалов. Выше ясно указано. Не надо издеваться. Это нечто другое. Что? Не надо лгать. Значит всё из-за этого? Из-за чего? Того, о чём ты спросил? Не понимаю, ты говоришь загадками. Опять издёвка. А ещё смотритель маяка. А ты кто? Тоже кое-чего смотритель. Чего? Последнее что смотрел, письмо Анатолия Никогда, до этого Высочайший Манифест об усовершенствовании государственного порядка, до этого требования шахтёров из Дарема, до этого… Ты Гуан-Ди? Тебе что, не любопытно знать, что я просматривал до этого? Уже сам не знаю, что мне любопытно. В таком случае не обессудь, я удаляюсь. Впредь можешь называть меня квазинордом. Присматривай за своими тетрадями, я слышал, в них кто-то суёт нос. Ты же и суёшь. Рекомендую обратиться к Николаю Гоголю, большом знатоку носов, как я выяснил.