Милицейская сага

Он положил трубку.

– Значит, решил вместе с нами? До конца?

Неожиданный вопрос Мороза возвращал Лисицкого к странной перепалке меж ним и Рябоконем.

– Да любопытно, - протянул он.
– А еще я на пожары поглазеть люблю... Да, кстати о птичках. Знаешь, почему мы с Серегой на твой рассказ о КБО так отреагировали?

– И?

– Так вот новая твоя знакомая мадам Панина, которая по проверенным слухам вот-вот в градоначальницы выбьется, об ту героическую котовскую пору как раз пробавлялась заместителем директора Горпромторга. Но - Слободян-то перед ней всегда мелок был. Да и по убийству Котовцева - никто другой из них на такое бы не решился. Так что оченно бы святое дело ее по старой памяти зацепить.

8.

– Все уродуешься?
– Андрей прикрыл за собой дверь: в опустевшем отделе Чекинская машинка стрекотала с упорством запечного сверчка.
– Пошли-ка, друг Александрыч, в ресторацию: отметим очередное мое неназначение.

Не тратя времени на уговоры, принялся закрывать и складывать на углу разложенные перед начальником следствия папки.

– Вообще-то я домой обещал, - разморенный Чекин потянулся, выглянул с тоской в зарешеченное окно: в глубине аллеи сиял и гремел над отходящими ко сну рабочими пятиэтажками ресторан "Лебедь". Поколебался. - Но не в такую же рань.

Изъятый будильник на сейфе как раз отстучал двадцать тридцать. Время, проведенное в кругу семьи, Аркадий Александрович засчитывал себе один к трем.

– Вот и славненько, - не давая ему времени передумать, Андрей самолично снял с гвоздика потертый Чекинский плащ.
– Тем паче, что идем не просто так, а по приглашению. Старая подружка вдруг объявилась. Она сейчас где-то в торговле. Пригласила на девичник. - Разве что на минутку заскочить, - при упоминании девичника чекинские глазки заблестели.

Но на крыльце ресторана, возле застекленной двери с табличкой "Спецобслуживание", толпилось человек десять. Так что Тальвинский не без усилий протолкался к входу.

Растекшийся в кресле пожилой швейцар в берете и кителе, инкрустированном потухшей позолотой, на призывные жесты Тальвинского лишь отрицательно покачал головой, даже не подняв подбородка.

– Вот змей старый, - Тальвинский энергично постучал кулаком.

– Это дядя Саша, - услужливо подсказали сзади.
– Его и пушкой не поднимешь, жлобину. Вчера за трешник пропустил, сегодня уже не узнает.

– Ничего! Я не пушка - подниму!
– пообещал вошедший в раж Тальвинский, перестав сдерживать силу удара.

На сей раз швейцар тяжело поднялся, зашаркал к входной двери.

– Ну, чего барабанишь-то?!
– увещевающе крикнул он через стекло.
– Не вишь надпись? Барабанщик какой!

Вслед за тем, нимало не смятенный грозным видом и энергичными жестами человека за стеклом, повернулся в сторону оставленного гардероба.

Раздраженный Тальвинский, не сомневавшийся, что старик-швейцар прекрасно его узнал, основательно залепил по двери ногой.

– Открой немедленно!
– загудел он.

Заколебавшийся дядя Саша отодвинул засов. Но перед этим подвесил изнутри цепочку. Предусмотрительность оказалась нелишней, поскольку Тальвинский рванул на себя приоткрывшуюся дверь весьма ощутимо.

– Да откроешь ты наконец?! - он просунул старику под нос раскрытое удостоверение. - Так чего хотели?
– поинтересовался швейцар. Сзади злорадно хихикнули.

– Для начала - пройти! Так и будешь через дверь разговаривать?

– Так и кто нужен?

– Директор, метрдотель. Кто есть.

– Директор - это завтра. Сегодня отдыхает. А хозяйка наверху. Велела никого без приглашения не пускать. Приглашения-то письменного нет?
– он сочувственно посмотрел на растерявшегося следователя. Чекин хихикнул. - Ну, в самом деле, нет ведь у нас приглашения, - попытался он урезонить вскипевшего приятеля.
– Лакеи народ чуткий. Раз тебя не боится, стало быть, есть внутри кто-то, кого боится больше. Кто спецобслуживается-то, отец?

– Так бытовики, торговля.

– Наверняка юбилей совместной отсидки, - громко догадался Тальвинский.

– Пойдем, Андрюха, хватит народ веселить, - Чекин вытянул взъерошенного приятеля на крыльцо.
– Не нервничайте так, юноша. Привыкайте соответствовать. Слышал же -хозяева!

– Товарищи! Ну, куда же вы, товарищи?
– швейцар, только что державший решительную оборону, делал энергичные зазывные движения.
– Приглашают!

– Опомнились?! Вот теперь и поглядим, что за сволота там банкует.

Гордый и несмирившийся, Тальвинский шагнул в вестибюль, пренебрежительно отодвинув переменчивого дядю Сашу, и... остановился. Остановился, ткнувшись в его спину, и Чекин.

Прямо над ними, на среднем пролете убегающей вверх лестницы, выложенной потертой ковровой дорожкой, стояла высокая, отлично сложенная брюнетка в длинном темном платье с белым жабо и такими же белыми кружевами на рукавах. Убедившись, что она замечена, женщина, защипнув платье над коленями, принялась неспешно спускаться. И - жизнь вокруг замерла: хотя лестница выглядела достаточно широкой, находившиеся поблизости остановились, прижавшись к стене или к перилам, как делают водители индивидуальных машин при виде правительственного эскорта.

– У нее сзади шлейфа нет?
– засомневался Чекин.

– Королева, верно?
– Тальвинский прищелкнул пальцами.
– Прошу любить и жаловать: госпожа Панина, собственной персоной. В свое время прихватил на трехсотрублевой взятке, обставил все до винтика. Но - умная, стерва, сорвалась. Между прочим, до этого побывала в Горпромторге. Сняли по-тихому после истории с Котовцевым.

– Та самая?! И где сейчас?

– Этого не знаю. Но, слышал, вот-вот предом горисполкомка назначат. Ходят слухи, очень удачно под Первого легла.

– Маргарита Ильинична!
– он восхищенно зацокал языком.
– Все так же восхитительна.

Вблизи она оказалась старше, - лет за сорок. Но странно - это ее не портило. Это были сорок лет, вызывающие живое, свежее воспоминание о двадцати пяти. К тому же чуть потрескавшееся лицо было покрыто нежной пленкой крымского загара цвета крембрюле. И на нем разудало улыбались влажные глаза.

– Андрей Иванович! Сколько лет, - с уверенностью красивой женщины она положила Тальвинскому руки на плечи и намеренно томно, чуть приподнявшись на носки, отчего под платьем обрисовался рельеф тугих икр, коснулась губами щеки. Тут же отстранилась: