Милицейская сага
Шрифт:
– Так уплатил. Не зажал.
– О, гусь-то, - заново возбудился Галушкин.
– А кто ты вообще такой, чтобы отпускать? - Берестаев шумно задышал: он только вернулся из поднадзорной колонии и, как всегда в этих случаях, от прокурора изрядно попахивало.
– Я спрашиваю, кто подписал постановление об освобождении? - Сам, - буркнул Мороз.
– Что?! По какому праву? Ты что, следователь? - в горле прокурора забулькало.
– Сгною за фальсификацию!
– Ой, парни, какие вы шустрые пошли! Больно торопитесь на вражью сторону переметнуться, - запричитал Галушкин.
– Я подписал!
– поспешно вмешался Тальвинский.
– А Мороз только выполнил. Откуда мы
– Нет уж, с законом глумить никому не позволю!
– непримиримо объявил Берестаев.
– Я здесь на то и поставлен! Значит, ты, как тебя там? Мороз? Красный нос. Марш отсюда и чтоб через десять минут с постановлением на арест ко мне!.. Лично за ним поедешь и вернешь на базу. Освободитель хренов! Понял, ты?!
– Я Меденникова арестовывать не стану, - упрямо повторил Мороз.
– Дурак ты, как погляжу, - процедил Берестаев.
– По какому собственно праву?!
– Вот мое право!
– и Берестаев хлопнул себя по боковому карману форменного кителя, где, как все знали, в любое время суток покоилась прокурорская печать.
– Разотру - и следа не останется.
– А хило тебе не станет?!
– и, не в силах более владеть собой, Мороз шагнул вперед. Хамства он не терпел ни от кого и ни в каком виде. Тальвинский, дотоле с опаской следивший за непредсказуемым крестником, решительно ухватил Мороза за рукав и, преодолевая легкое сопротивление, вытеснил в коридор, с удовольствием отметив растерянное недоумение на лице не привыкшего к отпору прокурора.
– Ты что, с цепи сорвался?
– убедившись, что коридор пуст, тихо поинтересовался он.
– Почему несмотря на мое указание отпустил?!
– Так не за что же сажать, Андрей Иваныч! Сам знаешь.
– Да, Мороз, умеешь ты умно и тонко пошутить. У тебя, друг Виташа, как у перспективного сотрудника всего один, но очевидный недостаток - начисто отсутствует чинопочитание. С утра - Муслин. Теперь и того хлеще. Скорость, как у Д,Артаньяна в Париже. Нашел на кого кидаться. Он же на всю жизнь запомнит.
– Да хрен с ним! Андрей Иваныч, - Мороз с надеждой обхватил Тальвинского за бицепс.
– Убеди ты это чмо лысое! Ну, чего топтать-то по живому?
– Друг, что ли, оказался?
– В первый раз вижу. Но - не за что! Понимаешь? Хочется ведь для дела!
Скрывая возникшее в нем нежное чувство, Андрей приобнял распаленного парня, многое в котором напоминало ему себя - того, прежнего бескомпромиссного "важняка".
– Окстись! К нему сейчас без бранспойта не подступишься. А вот через часик - другой вместе с Чекиным, может, и обломаем. - Тут еще вот что!
– заторопился Мороз.
– Меденников мне рассказал... Короче, я, кажется, знаю, откуда и через кого поступал "левый" товар в горпромторг. С городкого химкомбината через Центральное КБО.
– Даже так?!
– взгляд Андрея оживился.
– Ну-ну, не томи.
В этот момент из-за прикрытой двери донесся прокурорский рев. Андрей ухватил за рукав пробегавшего мимо Чугунова.
– Генка! Дуй живо за бутылкой. Берестаева отмокать надо.
– Опять г-глумит?
– Не то слово.
Не дожидаясь повторных разъяснений, понятливый Чугунов сноровисто бросился на улицу.
– Я нужен?
– напомнил о себе Мороз.
– Вот ты как раз точно нет. Знаешь, съезди-ка со своей информацией опять к котовцам. Помаракуйте пока без меня! Мороз поколебался, расстроенно мотнул головой и вслед за Чугуновым вышел из отдела.
6.
По мере того
как Мороз, сбиваясь от возбуждения, пересказывал содержание своего разговора с Меденниковым, нетерпение на лицах слушателей потихоньку сменилось озабоченностью. Когда же, заканчивая, он сообщил про городской комбинат бытового обслуживания, в кабинете и вовсе на какое-то время воцарилась невнятная пауза....- Ну, и как тебе все это нравится?
– процедил наконец Лисицкий.
– Вовсе не нравится, - Рябоконь оставался мрачен.
– М-да. Похоже, все дороги ведут в Рим, - Лисицкий подмигнул обескураженному неожиданной реакцией Морозу. Впрочем, подмигнул тоже без чрезмерного веселья. Потянулся:
– А что, друг Виталий? Не пора ли нам, так сказать, ближе к телу? Ты в нашем КБО прежде бывал?
– Не доводилось.
– У-у! Изумительные люди собрались. Тонкие, неординарные. Во французских духах.
– Коля, - тихо позвал Рябоконь.
– Всякий раз, как иду, хочется надеть бронежилет и прихватить противогаз.
– Я с тобой, между прочим, разговариваю.
– Да ну брось, Серега. Обычный визит вежливости. Коллеге вот покажу, где что. А то как-то негостеприимно.
– Давай я сам покажу.
– Спасибо тебе, дед, огромадное, - Лисицкий благодарно расцвел.
– Но только КБО - это моя зона. Да и повидать очаровательных женщин - удовольствие дорогого стоит. Остынь, старый.
Он мягко положил руку на предплечье вставшего на пути Рябоконя.
Злым движением тот освободился:
– Тальвинский, небось, сам не пошел. Пацана подставил. У тебя без того два живых выговора. Чего опять вяжешься?
– Дед, при посторонних.
– Ведь говорили недавно!
– Ну, говорили!
– вяло припомнил Лисицкий.
– Да скучно же!
Он решительно потеснил Рябоконя.
– Только туда и обратно. Засвидетельствую почтение мадам - говорят, какие-то немыслимые ажурные чулки баба прикупила - и опять на исходные позиции. Пошли, Виташа!
– Горбатого сто тридцать третья исправит ( сноска - "Увольнение из органов внутренних дел за дискредитацию"), - Рябоконь неохотно посторонился.
– Если что, звони, придурок!
7.
Пройдемся.
– Лисицкий первым выдрался из переполненного трамвая, брезгливо отер перемазанный в сутолоке рукав замшевой, на молниях, куртки. - М-да, хочешь сохранить любовь к людям - ходи пешком.
Они перешли трамвайные пути и углубились в "деревянный город" почти без признаков современной цивилизации, с замшелой булыжной мостовой и умиротворяющим поскрипыванием колодезных "журавлей". Если угодить сюда, крепко напившись, можно было бы запросто запутаться в столетиях.
– О чем задумался, детина? - Лисицкий прозорливо посмотрел на Мороза.
– Выкладывай. Папу все равно не обманешь.
– Да вот всё не могу в толк взять, как получилось, что после гибели Котовцева не осталось никаких улик. - Это ты насчет той истории с горпромторгом? Спроси чего полегче. Роскошные тогда ответвления тянулись. Сказка!
– маленький опер, прикрыв глаза, сладостно причмокнул губами.
– На нынешнего первого секретаря обкома господина-товарища Кравца прямой выход был. Вот-вот аресты должны были начать. И вдруг после смерти шефа вскрывают сейф, и - ни одной бумаги подтверждающей не оказалось. А они были! Один я с пяток фактов задокументировал. А я в такой капелле не в первых инструментах состоял. И - ничего! Как сдуло. Систематизировал все Котовцев. Он и обобщал. Единственно известно, что накануне взял какие-то бумаги домой поработать. А тут и - случилось.