Милицейская сага

– Официально ставлю в известность: можете распечатывать склад!

– Чего это распечатывать?
– непонимающе переспросил Малютин.

– Ба! Какие люди!
– очень естественно поразился Лисицкий.
– Ты-то откуда?

– По работе, откуда ж, - хмуро объяснил Малютин, протер запотевшие очки и, обнаружив, наконец, среди теснящихся людей Богуна, строго произнес.
– Буду опечатывать склад.

– То есть как?!
– задохнулась бешенством Панина.
– Что значит?.. Ты вообще кто такой?

– Я?
– Малютин подивился, что есть кто-то, кто его не знает, скосился на всякий случай на собственные погоны.
– Я - Госпожнадзор!

Верно, таким голосом будут вещать ангелы о прибытии Господа бога в день Страшного суда.

– И что же понадобилось пожарной инспекции именно теперь и именно на первом складе?

– На складе пожароопасное состояние.

Безупречно логичная эта фраза произвела на новоиспеченного председателя горисполкома самое неожиданное впечатление.

– Раздавлю сволочей, - коротко пообещала она, подбегая к телефонному аппарату.

– Мы вас уже трижды штрафовали, - хладнокровно напомнил Малютин и, с хрустом вскрыв папку, вытащил бланк протокола.
– Двух понятых нужно.

Лисицкий, не сдержавшись, всхрюкнул.

– Я, пожалуй, пошел.

У двери обернулся к Паниной, уточнил:

– Значит, как и договорились, склад я распечатал. Полный ненависти взгляд был ему ответом. Но даже это не испортило озорного настроения маленького опера. Панина могла звонить теперь куда угодно. Малютин не был конфликтен и, когда ему объясняли, чего делать не надо, этого не делал. Потому и просидел на своем месте свыше десятка лет. Но порой попадала ему под хвост эдакая шлея, и тут уж начальник Госпожнадзора на короткое время делался неуправляемым, блистая бескомпромисностью. А в этот раз, как сообразил Лисицкий, у него имелась особая причина стоять до конца. Дело в том, что накануне, на дежурстве, перехватив лишний стакан и войдя в азарт, Малютин проиграл жуликоватому Рябоконю в очко аж сорок семь рублей, что для многодетного майора было ощутимым ударом по бюджету. Похоже, что долг ему скостили.

"Ну, не до конца, но уж до понедельника-то он продержится. А там и КРУ подоспеет", - прикинул Лисицкий, и от полноты чувств подмигнул подвернувшейся блекловатой девице лет двадцати восьми.

– Нахал, - грустно и недоверчиво произнесла та.

7.

Лисицкий раздраженно бросил на стол телефонную трубку, и теперь она взволнованно полаивала, выбрируя на плексигласе.

– Что, решительно отказал?
– Мороз, перегнувшись, вернул трубку на рычаги.

– Не решительно. А категорически. Оказывается, все силы контрольно-ревизионного управления задействованы на плановых проверках. Надо же, в первый раз Никандрыч мне отказал.

– Так ты и диссидентствуешь в первый раз, - Рябоконь, примеряясь, вертел початую бутылку "Белого аиста".
– Ты ж раньше с санкции работал. А теперь в беспредел ушел, - вот и получил полный отлуп.

– Полагаешь, успели нажать на стоп-кран?

Рябоконь фыркнул. Вопрос, по его мнению, не заслуживал ответа.

– Хотя жаль. Комбинация была задумана не хилая. Та еще комбинация. Из прежних, - он ностальгически поднял стакан, чокнулся с рамкой портрета Котовцева, тоскливо воззрился на истыканный косяк, подлил коньяку.

– В Ялту уеду. У тетки там домик. Мордой в пляж воткнусь и - чтоб ни одной рожи. А тебе, пацан, скажу!

– Серега!
– предостерегающе произнес Лисицкий.

– Дуй ты из этой легавки.

– Я сюда работать пришел, - набычился Мороз.

– Вот за тем и дуй. Пока жизнь тебя, дурака, не обдула. Ой, как же мне все обрыдло! Уж и не верю, что дотяну до дембеля.

Что-то ему не понравилось в реакции Лисицкого.

– Брезгуешь? Старым боевым корешком брезгуешь! А болтаться меж ног у начальства и ждать, когда соизволят помочиться сверху, как Марешко? Это тебе как? Я так скажу: все мы протитутки. Только признаться себе не хотим. Вот и мельтешим. А ты, пацан, на меня не зыркай. Я давно насквозь прозырканный. Не дернешь отсюда, так скоро, помяни, научишься выполнять "чего изволите-с". И ножкой эдак.

– А пошел бы ты!
– огрызнулся Мороз.

Рябоконь захохотал.

– Да, Серега, умеешь создать настроение, - отдал ему должное Лисицкий.
– Тебе на похоронах хорошо выступать.

– Точно. На собственных, - пьяно согласился Рябоконь.
– И брось ты, Коля, кочевряжиться. Ну, умылись. Впервой, что ли? Главное - до точки дошел. Тальвинского, можно сказать, превзошел. Кстати, чего это он не показывается? Мог бы и литр выставить за потуги наши геройские.

– Нет его нигде, - коротко сообщил Мороз.

– Может, тоже пьет, - предположил Лисицкий.
– Вот кому сейчас свет в овчинку. С его-то гонором!

– А собственно с чего бы ему хуже, чем нам?
– взбрыкнул Рябоконь.
– Подумаешь, гонор у него. Так это надо ухитриться, чтоб десять лет в ментовке и - все целочка. По слухам, кадры уже приказ о его назначении подписали. Если так, станет из самых фешенебельных шлюх. А уволят - тоже не схилеет. Адвокатура мигом подберет - юрист-то он, чего говорить, классный: прежняя клиентура в очередь выстроится. Так что за него как раз будь спок. О себе подумай. Мы-то ломовые, от "бордюра". Выкинут на улицу, куда денешься? Так что плюнь и забудь. Это еще если Панина не накапает. И впредь наука - не высовывайся...О!! Твою мать! Главный районный поджигатель явился.

– Лето, а подморозило, - сообщил, войдя, Малютин. Зажав локтем папку, он интенсивно принялся растирать пальцами запотевшие стекла.
– Должно, к ранней зиме.

– Эк удивил. Выпьешь?!

– А?.. Не. В пожарку еще надо. Я это...опечатал склад.

– А на хера?
– полюбопытствовал Рябоконь.

– Чего это?
– лицо Малютина вытянулось.

– Дядя шутит, - успокоил его Лисицкий.
– Спасибо тебе, дед.

– А? Да ладно. Только это...до понедельника.

– Давят уже?

– Да. Ну, я пошел, - он потоптался.

– Так чего, налить все-таки?
– по-своему понял его колебание Рябоконь.

– Тут это...
– Малютин намекающе скосился на Мороза.

– Свои, валяй, - разрешил Лисицкий.

– Когда опечатывали, так завскладом сигнализацию не включил.

Лисицкий присвистнул.

– Может, забыл, - предположил Мороз.

– Может, и забыл.

– А ты-то сам чего тогда не включил?
– поинтересовался Рябоконь.

– Так, может, и не забыл...Пошел я... Стало быть, с долгом?..

– Квиты, квиты. А как насчет?..
– коварный Рябоконь интимно показал ему краешек засаленной карточной колоды.

Суетливо, хотя и с видимым сожалением, Малютин подхватил папку и поспешно вышел.

– Все равно подловлю и отдеру, - Рябоконь с досадой швырнул колоду в ящик стола.

– А где у нас сейчас интересно Марешко?
– Лисицкий сделался задумчив.

– Где ему быть, гнусу?
– похоже, при упоминании этой фамилии у Рябоконя повышалось давление.
– Сидит, как таракан, в кабинете до ночи: вдруг начальство соизволит обеспокоиться.