Милицейская сага

Боясь не сдержаться, Виталий поднял трубку связи с дежурной частью.

– Э-э! Ты чего? Так переговоры не ведутся!
– заволновался Меденников.
– Скажи свои условия! Могу по пятьдесят.

– Что? Страшно стало? Паучило!
– припомнил Мороз любимое словцо Рябоконя.
– Ничего, теперь привыкай бояться. Борец с прежним режимом. И в чем же после этого разница между тобой и Паниной? По мне так... - В чем? Ты меня с этой лярвой на одну доску?!.. Думаешь, если вы меня сегодня по ее указке "накололи", так и ногами топтать можно? Я чистый! И заказных убийств, в отличие от мэрши вашей, не организовывал!

– Что-то ты заговариваешься со страху.

– А ништяк! Думаешь, не знаю, как семь лет назад "авторитет" нынешний Добрыня, через которого она делишки свои вершит, по ее указке полковника милицейского пришил?

– Что несешь?

– Да ладно - "несешь"! Слухом земля полнится. Убил, а документы-то, не будь дурак, припрятал. Зато и живут теперь в тесной спайке и любови: он ее бумагами держит, она...

– У тебя есть доказательства?

– Были бы, давно бы ее, стерву, раздавил. Но ничего - скоро наша возьмет. Все вскроем! Пометем коммуняк. И вас, ихних прислужников, заодно!

– Сия будущность покрыта мраком, - отреагировал Мороз.
– А ближайшие события я тебе предскажу. Что б ты тут мне ни нес, а ты для меня такой же бандит, как они. И - не уповай на удачу! Не будет ее у тебя. Подружку твою вычислю. Даже если придется все твои фирмы прочесать. Ты ж наверняка блядей по месту работы фалуешь. Что ты, говорил, новенького прикупил? Цементный и.. Хлебзавод?!

Последнее название Мороз едва не проглотил. Есть ключевое слово! Но если догадка верна, лучше б оно и не возникало!

Он стремительно пригнулся к Меденникову и по наитию выдохнул:

– Что? С Тальвинской ездил?

И по тому, как переменилось лицо подозреваемого, понял, что попал в точку.

12.

В сущности Меденников был прав в одном нехитром своем провидении: вызов в горисполком не мог не быть связан с его делом. Потому Андрей не слишком удивился, когда не застал там Муслина. Пожилая секратарша без промедления проводила его прямо к председателю, то бишь к Маргарите Ильиничне Паниной.

– Ну, здравствуй, Тальвинский. Присаживайся. Она несколько постарела. Впрочем, может быть, впечатление это усиливалось строгим, приличествующим мэру серым костюмом, скрашивавшим прежнюю откровенную сексапильность.

Панина кивнула в сторону стола заседаний, уселась напротив:

– Чай? Кофе?

– Говори уж сразу, зачем вызвала.

– Гляди-ка! Не изменился. Такой же - лобастый, упрямый. Собственную судьбу поломать готов, лишь бы на своем настоять.

– Уже поломал. Так что давай о деле, Маргарита Ильинична.

– А у меня каждая секунда - дело! Зачах, похоже, в райончике своем. Вот-вот надорвешься, - опытным женским глазом она пытливо выискивала следы неухоженности.

– Только не говори, что догадалась прямо сейчас.

– Ну, зачем? Слежу. Не чужие все-таки. Хоть ты, как выяснилось, добра не помнишь.

– Зато ты - сплошной рождественский подарок.

– То, что ты на своем месте до сих пор сидишь, - это и есть мой тебе подарок. Скажешь, нет?

Возразить на это было нечего. После назначения Паниной председателем горисполкома Андрей еще с полгода ждал приказа о своем снятии, а то - и об увольнении. Но - не дождался.

Панина поднялась прежним, энергичным движением, обошла стол и, остановившись позади Тальвинского, как когда-то, положила руки ему на плечи, сжала призывно пальцы. Андрей оставался неподвижен.

– Забыл меня, - хмыкнула она.
– Впрочем, как скажешь: деловые отношения - оно даже крепче. По какому вопросу позвала, знаешь?

– Нехитро догадаться. Донес по утру твой впередсмотрящий.

– Маловато в тебе чинопочитания, Андрей Иванович.

– Зато в Муслине вдвое. Так что свою долю угодливости ты получаешь.

– Он, между прочим, твой начальник. Не боишься так-то? Хотя ты дерзок. Может, потому и сошлись когда-то. Хочу, Андрей, еще раз попробовать тебя в свою команду завербовать. Пусть ершишься, но вижу: шишек за эти два года набил... Набил, набил! Даже глазищи твои попритухли.

– Ты тоже не помолодела.

– Я - внешне. А ты... душу бы поберечь стоило.

– Вот и берегу. Давай так, Марго! Ты насчет Меденникова хлопочешь. Так не трать время! Мы его полчаса назад раскололи! К вечеру арестуем, - заметил, как радостно блеснули ее глаза.
– Так что - ставь на нем крестик. И -вперед за орденами: переизбирайся.

– Вот за это спасибо.

– Не за что. Я преступника взял. Это моя обязанность.

– За то и спасибо, что дело свое знаешь. Мне профессионалы в команде нужны.

– Брось, Маргарита Ильинична! Тебе не профи нужны, а - "чего изволите?". Я на это не гожусь.

– Те тоже не помешают. Лесть женщине приятна, - Панина подмигнула.
– Но, главное, - команда. Если согласен, с Кравцом насчет тебя поговорю. Не откажет.

– Так это кто бы сомневался.

– Оставь этот тон, Тальвинский!
– Панина пристукнула ладонью по столу так, что от неожиданности Андрей вздрогнул.
– Ты два года назад, когда в постель ко мне влез, очень даже отлично знал, какие меж мной и Кравцом отношения. И - ничего, проглотил. И теперь проглотишь!

– Проглотишь!
– она нетерпеливо отмахнулась.
– Нет у тебя выбора. Да и - повода не согласиться тоже, если по-взрослому, нет. То, что Лисицкого вашего тогда замочили, так кто этого хотел? Больше скажу. Когда узнала, не дожидаясь ваших милицейских разборок, всех, кто причастен был, из-под себя вымела. Чтоб духу не было. И к смерти Котовцева, на которого вы мне тогда все намекали, тоже отношения не имела.

– Да ты ни к чему не причастна!

– Странный у нас получается разговор. Может, я и впрямь ошиблась, - Панина задумалась. Замолчал выжидательно и Андрей, понимая, что в запале наговорил лишнего. А ведь сколько раз представлял и этот вызов, и разговор, втайне ожидая от него новой перемены в судьбе. Звук перепрыгнувшей на настенных часах стрелки заставил Панину встрепенуться.

– Извини, не хотел обидеть, - выдавил из себя Андрей, и тем перебил в ней какое-то готовое решение.

Она вновь замолчала.

– Ладно, не девочка, стерплю. Альтернатива у тебя, Андрей, простая: или обиду замшелую холить. И на том сгинуть. Потому что занятие это неконструктивное. Или - дело вместе делать. А я, между прочим, как раз и надрываюсь, чтоб город этот из грязи да из голода вытащить. И - мне помошь нужна. А не поучения. Уговаривать тебя мне некогда: через пять минут совещание. Так что?