Миллион для гения
Шрифт:
– Зачем, вообще, пошел туда? – засмеялся Леонидов.
– Ну, как зачем?… Затем! Там собираются все. Там решаются вопросы. Вот так… Пора выводить свой фильм в СВЕТ… Ну, сам понимаешь…
– Ну и как, нашел контакты? – спросил Леонидов. Петров что-то говорил ему, невнятно рассказывал о каких-то людях, светских львах, об их пантерах и кошках, о родственниках и внучатых племянниках, потом у него сорвалось:
– Да пошли они все! Ничего, прорвемся! Все будет нормально. Главное фильм, а он готов – дело за малым. Буду ходить по киностудиям и каналам, буду проталкивать. Только, зря покупал эту тряпку. Ты знаешь, сколько стоит один такой костюм от какого-то… Медильяне? – возмущенно воскликнул он и назвал его стоимость, – теперь висит в шкафу. Занимает целую вешалку, целый шкаф. Видите ли, рядом с ним никто висеть не должен. Один он такой! – и Петров выругался. И тут Леонидов вспомнил о таком же костюме-негодяе-нарциссе,
Они поговорили еще какое-то время, и он повесил трубку – язык не повернулся спросить у друга взаймы. Да и не было у него сейчас этих денег. Потом набрал номер еще одного старого друга. Еще одного друга, с которым часто общался в те времена, когда занимался бизнесом. Как хорошо иметь много друзей, – подумал он.
– Привет, старик, как дела, как бизнес? – с радостью отозвался тот. Он не коверкал слова “бизнес” и с уважением относился к этому понятию. Наверное, поэтому имел в свои годы довольно приличное состояние, виллу на Кипре, шикарную машину и такую же молодую жену… уже третью. Они поговорили, вспоминая молодые годы, старые давние времена. (Когда-то они вместе прошли через бедность, голодное студенчество, а денег хватало лишь на чашечку кофе и пачку сигарет).
– Извини, старик, нет! – четко произнес тот в ответ на его просьбу, узнав о его делах.
– И не проси, денег в долг я не даю, – подумав немного, добавил: – Тем более, друзьям.
– Почему? – вырвалось у Леонидова. Он знал, что его просьба не обременительна для него, и поэтому был удивлен.
– Почему именно друзья попали в такую немилость? – засмеялся он. Но его старый друг серьезно продолжил:
– Потому что самое главное, что есть у людей, это дружба, – ответил тот.
– Мы меняем бизнес, продаем и покупаем дома, квартиры, яхты, меняем жен, любовниц. Но единственное, что остается на всю жизнь – это старые друзья. Это и есть самое ценное!
– И поэтому ты не даешь в долг друзьям? – не понял он.
– Совершенно верно, – ответил тот. – Деньги как ничто другое портят дружбу, отравляют жизнь, любовь, даже отношение к нам наших детей. Ты никогда не задумывался, почему я, имея массу старых друзей и приятелей, всегда делал свое дело сам? Потому что не хотел портить отношения с близкими мне людьми. Такова жизнь, старик. Стоит мне дать тебе денег взаймы, мы вступим с тобой в особого рода отношения! А нам это нужно? Нам это совсем не нужно. Да будь они прокляты эти деньги, которые лишат меня друга. Да плевать я на них хотел! Самое ничтожное, что есть на свете – это деньги, и не стоит ими ломать нормальные отношения между нами. Так что, не проси. Не хочу, чтобы ты зависел от меня. Не хочу косо на тебя смотреть, когда ты мне их не вернешь. Главное дружба! Мы же одна компания! Ближе нас по жизни никого и не осталось! А ты говоришь деньги. Да, пропади они пропадом! Нет, старик, не проси. Я хочу сохранить то настоящее, что было между нами и есть. Это я тебе как настоящий друг говорю! Проси чего хочешь, последнюю рубашку сниму ради тебя, но денег не дам… Ну, ты понимаешь меня, – устало закончил он.
– Да-да, понимаю, – ответил Леонидов. Они дружески попрощались, и он повесил трубку. Он сидел за столом и смотрел куда-то вдаль не в силах сфокусировать свой взгляд и сосредоточиться. Думал, что сошел с ума. Он ничего НЕ ПОНЯЛ!
Потом вынул из кармана последнюю мелочь и, разложив ее на столе, пересчитал. Когда в последний раз он делал это, сколько лет назад? Он не помнил! Сидел так, долго смотрел на эти монетки, потом на горы своих книг, подпиравших потолок, и снова на них. Сидел, почему-то улыбался, получая от этого странное удовольствие. Когда еще такое случится? Такое нужно запомнить! Всегда, когда съезжаешь на санках с горы и попадаешь в самый низ, оборачиваешься и обязательно смотришь туда, откуда только что съехал. Смотришь и ощущаешь точку низшего падения. И только потом, оттолкнувшись от нее, снова взбираешься на гору или ищешь новую высоту…
День начался для него холодным зимним утром. Он рано вышел на улицу и теперь смотрел по сторонам. Он не знал, что будет делать, куда пойдет, в руках его был пакет, в котором лежали его книги, много книг. Он достал их, сняв с высоких пыльных этажей, и теперь вместе с ними готов был совершить свой маршрут. Только пока не знал, куда. Люди проходили мимо, торопясь по своим делам, спешили на работу, собирая пробки на дорогах, очереди на остановках к маршруткам и автобусам, а он все стоял и смотрел.
– Черт возьми, ну неужели он не может просто продать несколько книг и заработать эти несчастные деньги? Вот они, эти люди, они рядом, просто подойди и предложи им свое детище, свой товар! И не нужны никакие издательства, книготорговые компании, посредники
и магазины. Ты написал их, это было нелегко, но ты писал их этим людям, и сейчас они рядом, прямо перед тобой! Сделай этот шаг – ты заслужил этого! Это же так просто! – уговаривал он себя.Он сел в какой-то автобус, доехал до метро, потом спустился в подземку. По вагону шел какой-то калека, неся в руках пакет. Он невнятно тянул свои жалобные слова о какой-то операции, о том, что не хватает денег на лечение. Люди доставали мелочь и протягивали ему. Калека вышел из вагона. Леонидов почему-то двинулся за ним и увидел, как тот, отойдя пару шагов от дверей лихо перебегая сквозь толпу людей энергично расталкивая их руками, заскочил в следующий вагон, там снова согнувшись, достал свой пакет и уже трогательно произносил свой заученный текст. А люди снова доставали какую-то мелочь, отдавая ему…
Так он проехал несколько остановок, все не решаясь подойти к кому-то. Потом его вынесло массой народа на перрон и потащило, поволокло по длинному залу, и он, не сопротивляясь, поплыл в этой плотной утренней толчее. Он был рад находиться рядом с людьми, он привыкал к ним, все еще не решаясь с кем-то заговорить. Да и не до него сейчас было этим людям. Ноги его привели в просторный зал пригородных касс. Очереди людей за билетами, очереди электричек за людьми. Очереди, очереди… Серые спины, не проснувшиеся лица. Но было как-то тепло в этой толпе. Эти люди своей серой массой согревали друг друга, не давали замерзнуть, не давали сбиться с этого утреннего пути, и были рядом друг с другом. У высокой стены вокзала топталась, переминаясь с ноги на ногу, какая-то старушка. Она держала в руках пучки укропа и еще какой-то зелени, выращенной в своем домашнем парничке. Стояла и продавала это, озираясь по сторонам. Рядом находился рынок, но туда ей путь был заказан – а оно и понятно, откуда у нее столько денег, чтобы заплатить за место на нем. Там теперь торговали люди, которые даже не знали, как выращивается этот укроп, впрочем, как и все остальное. И поэтому она стояла здесь, переминаясь с ноги на ногу и, озираясь по сторонам, боясь, что ее прогонят. Но пока не прогнали – стояла и продавала. Наконец он увидел вокзал, а тот словно, приглашал его зайти и по железной колее отправиться в неведомое путешествие. И только стук колес по рельсам...
– Электричка, почему бы и нет, – подумал он. Так он оказался в вагоне. Люди расселись, и поезд двинулся с места.
И тут началось! Из тамбура появлялись самые обыкновенные мужчины и женщины, парни и девушки, молодые и старые с какими-то мешками и рюкзаками. Они заходили по одному в вагон, энергично предлагая свой товар: расписания поездов и мини-массажеры, диски с кинофильмами и журналы, мороженое и бутерброды, ножницы и расчески. Какой-то мужчина, сев на свой маленький табурет и вынув из футляра гармонь, заиграл. Закончив свое вагонное произведение, он с пакетом прошелся по вагону, получив пригоршню монет за свое искусство. И тогда Леонидов понял, что попал в место, которое искал. И еще подумал, что все это ему что-то напоминает. Что-то очень знакомое, когда-то нечто подобное он уже видел, только не помнил, где, и было это очень давно. Как только гармонист перешел в тамбур, из дверей показался следующий продавец, потом еще один и еще. Они шли в строгой очередности, по какой-то договоренности, не мешая друг другу и не пересекаясь. Они делали свое дело хорошо, уверенно продавая свои маленькие вещи, и тогда Леонидов тоже перешел в тамбур. Теперь он стоял среди этих коробейников и следил за ними. А они один за другим продолжали заходить в вагон…
– Что же это ему напоминает? – снова подумал он. – Очень знакомое. Он точно где-то уже видел это…
– Не тормози, – неожиданно услышал над своим ухом чей-то голос.
– Не понял! – удивился он.
– Ну, ты идешь или как? – спросил его какой-то паренек с дюжиной варежек и перчаток в небольшой сумке. Те торчали оттуда, ожидая, когда же их продадут. Вернее, ждали людей, которых они согреют, и поэтому им было некогда.
– В первый раз что ли? – воскликнул парень, глядя на его пакет и, заметив нерешительность в его взгляде, произнес: – Новичок что ли? Давай, не боись! – засмеялся он. – Давай-давай, не тормози, а я за тобой.
И он легко подтолкнул коленом Леонидова в открытые двери тамбура прямо в вагон. Двери за ним закрылись, и он оказался один на один с публикой.
Он смутился и теперь растерянно смотрел на них, а они на него. Он держал в своих руках пакет с книгами, а они ждали от него – что же он там принес, что он им предложит? А он робко стоял и не мог вымолвить ни слова. И только одно слово застряло в его мозгах – то, которое только что мысленно произнес. Но он ничего не говорил! Он молчал! Он с самого утра никому ничего не сказал! Обернулся к дверям с желанием скрыться, сбежать, исчезнуть, раствориться в толпе и стать просто пассажиром, но вдруг остановился и замер.