Миллион для гения

– Членство!!! Вы за членством? Идите, пишитесь в списках! Здесь очередь на неделю вперед! Вы в третье тысячелетие? Идите, пишитесь!

Гвалт нарастал. Дверь отчаянно скрипела на старых несмазанных петлях, приглашая зайти в темноту подвала. А над головами их гордо висела вывеска… та самая – “Союз писателей 3 тысячелетия”. Обеспокоенные люди уже начали высовываться из окон ближайших домов, вороны, спрыгнув с веток, ходить прямо у них под ногами, угрожающе каркая. Вдруг из черного проема появился человек. Это был Тепанов. На нем сверкал новенький пиджачок из магазина знакомого нам Медильяне, горло его перехватывал новенький галстук, видимо, оттуда же, а в руках его был калькулятор.

– Что за шум? – недовольно воскликнул он, – что за безобразие?

Вороны посмотрели на него и присмирели.

– Членство… Членство… Членство…, – послышались голоса замерзших людей.

– Ах, господин Леонидов? – воскликнул он, не обращая внимания на остальных, – вы ко мне?

Узнав, что он хочет забрать свои книги, ничуть не удивился и даже обрадовался этому.

– Сейчас вам их вынесут, не волнуйтесь, – произнес он. – А ну-ка, тихо тут, – шикнул он на толпу собравшихся, и отдал распоряжение какому-то маленькому человечку, который возник у него под ногами. Тот кинулся исполнять его приказ, а они остались стоять на улице.

– Вы не желаете к нам в 3 тысячелетие? – спросил он.

Леонидов был немногословен, и после увиденного только что в глазах Ангела, смотрел на этого человека с искренней жалостью. Даже с ужасом. Тот ничего не заметил и продолжил: – Ну, что же, тысячелетие большое, еще успеете, всегда пожалуйста, всегда рады-с. Всего три тысячи рубчиков-с, пока расценки не поднимались.

Потом он посмотрел на толпу: – Все, господа, я устал, – сказал он, – у меня обеденный перерыв. Мне нужно отдохнуть, я с самого утра торчу здесь, я семнадцать лет кручусь в этом… Я, в конце-концов, строю загородный дом… домик… домишко!!! – засмеялся он. – А вы знаете, как это нелегко, как непросто! Везде одно ворье! Стоит засмотреться, проглядеть – моментально надуют. Одно ворье… ворье-с, – пропел он. Изящно поправил на себе новенький пиджачок и посмотрел на Леонидова.

– Ну, что, господин Леонидов, рад был с вами работать, вы очень талантливый писатель, заходите к нам еще.

Из дома выскочили маленькие люди и начали выносить книги. Все они были очень низкого роста и были чем-то похожие друг на друга. Какой-то детский сад. И только лица их были сморщенными, глаза умудренные опытом долгой жизни, с лукавыми, порочными улыбками. Они ехидно посматривали на Леонидова и зло косились на Ангела, как будто могли его видеть. А может могли? Но кем тогда нужно быть??? – странная мысль промелькнула в его голове.

Коробки с книгами стояли на снегу, маленькие помощники суетились, Ангел подогнал такси, и человечки начали грузить. Как Ангел это сделал, было непонятно – такси само подъехало и двери открылись. Водитель молча вышел, открыл багажник и начал помогать. Леонидов хотел было пересчитать книги перед тем как расписаться за них.

– Пересчитай, пересчитай Леонидов, – поддержал его Ангел.

– Ну, что вы? – прочитал в его глазах такие намерения Тепанов. – Дома пересчитаете, дома. Все в порядке-с, все под ключ-с!

А Леонидову и самому хотелось уехать отсюда быстрее, он уже не мог видеть этого человека в его костюме, в этом липком темном уголке Москвы, под этой вывеской.

– До свидания, господин Леонидов, до встречи. Заходите еще.

– Заходите-с, заходите-с еще-с, – возник под ногами один из тех маленьких помощников, подмигнув ему, гнусно улыбаясь, и голос этот показался ему удивительно знакомым. Ему бы еще кудрявые рыжие волосы и бакенбарды, и котелок на голову…

Он в последний раз оглянулся на эту улицу, посмотрел на трансформаторную будку, которая мнила себя целым домом, на человечка в новом пиджачке, который мнил себя издателем, на старинное здание, бывшее некогда церковью, на притихшую толпу людей. Потом они сели в машину и уехали. Дом тот действительно был когда-то Храмом, только давно уже не было на нем крестов…

Вернувшись, они с Ангелом пересчитали книги в новеньких коробках. Там не хватало ровно тридцати штук. И тогда он словно увидел, как уважаемый поэт и издатель, владелец газет и журналов, учредитель Союза писателей третьего тысячелетия в своем темном подвале раскрывал эти коробки и украдкой своими тонкими пальцами музыканта по одной их оттуда таскал. И ему стало невероятно жалко этого человека, в имени которого чего-то не хватало…

Телефонный звонок пронзил тишину комнаты Леонидова. Звонок был неожиданным, звонить ему было некому. Он никого не ждал и уже не надеялся на чудеса, а потому равнодушно снял трубку. Петров уверенным жизнерадостным тоном поприветствовал его.

– Старик, собирайся! – громко произнес он, и голос его уверенно заполнил пространство маленького помещения.

– Завтра едем на кинофестиваль! Завтра состоится премьера моего фильма!

Он был очень рад за друга, наконец, хоть у того что-то сдвинулось с места. Голос Петрова был жизнерадостным с победными нотками, и это настроение постепенно начало передаваться ему. Это был голос человека, на котором изящно сидел черный смокинг, черная бабочка забралась под воротничок, подчеркивая ослепительную белизну его рубашки и лица, которое светилось в свете прожекторов на сцене под огромным киноэкраном. Красная ковровая дорожка осталась позади, она почтительно проводила его друга сюда, на киношный Олимп, продолжая встречать гостей кинофестиваля.

– Обязательно костюм и галстук? – спросил уныло Леонидов, – он так и не успел полюбить этот наряд, да и полюбит ли когда-то?

– Куда подъехать, в какое время?

– Старик, – последовательно отвечал на его вопросы Петров, – костюм вовсе не обязателен, здесь публика специфическая – ходят в том, что по душе. Главное, чтобы тебе было удобно, а подъезжать никуда не нужно, нас повезут на транспорте, организованно. Так что завтра сбор в таком-то месте в такой-то час. И передай приглашение Гале, – потом добавил еще, – уезжаем на два дня.

– Уезжаем? – удивился Леонидов.

– Да, уезжаем, все, остальное потом,… завтра… завтра… До встречи, старик… Пока…

Леонидов повесил трубку и снова остался в тишине своей маленькой комнаты наедине с молчащим телефоном, потухшим компьютером и горами книг под потолком. Он был очень рад этому звонку, он не мог и не хотел больше оставаться здесь, и Петров с его поездкой оказался спасением.

Они долго ехали на автобусе. Какие-то люди битком заставили его техникой, коробками, прожекторами. Оказалось, что фестиваль будет проходить не в Москве, а совсем в другом городе. И теперь они все дальше и дальше удалялись от столицы, широкие шоссе превращались в маленькие дороги, потом в дорожки, города в городки, деревья на обочине становились выше, солнце ярче, и только высокое небо над головой. Куда они ехали? Леонидову было совершенно все равно. Главное ехать. Главное, куда-нибудь подальше. А там будет видно. Галя осталась дома, сославшись на усталость. И теперь они вдвоем могли спокойно поговорить.

Петров был одет вовсе не во фрак и никакого намека на бабочку. Да и багажа у него не было, куда бы он смог спрятать свой костюм. Знакомый серый свитер и старенькие брюки. Это был Петров – просто Петров, каким он знал его всегда. Люди в автобусе, судя по их одежде, тоже не собирались на набережную Круазет. Люди как люди, самые обыкновенные. Некоторых он узнавал – то были актеры и режиссеры из какой-то старой, давно забытой жизни.

– Да, старик, сожалею, – произнес Петров. Он уже знал эту историю, произошедшую с ним, и теперь говорил свое мнение.