Миллионер под прикрытием
Шрифт:
— Господи... Ладно, так даже лучше. Я в душ, окей?
После завтрака Игнат подвозит меня к «Адель-шоп». Выбираюсь из машины, кутаясь в кофту и поднимая взгляд к серому, затянутому плотными тучами небу. Словно и не было лета и солнца, ароматов сирени и свежей зелени...
Надеюсь, тетеньке из отдела кадров не придет в голову проверять подлинность моего паспорта, иначе...
— Райский?
– приспускает она очки.
– Разнесите почту. Номера кабинетов написаны на конвертах.
Хотите прибавку к зарплате?
– неуверенно добавляет она.
— Да, София Абрамовна, - отвечаю
И глуповато хмыкаю в завершение диалога - дед Федор убедил, что после моего,
«фирменного хмыканья» никто меня не раскусит.
— Тогда будете и грузчиком тоже. Коробки носить из кабинета в кабинет, стулья, столы. А теперь идите, Яков.
Работа не пыльная. Брожу по коридорам, стараясь запомнить расположение отделов.
Интересно, мы будем пересекаться с Адель? Прохожу мимо финансового отдела и хозчасти, чувствуя, как сердце заполняет странная, необъяснимая тоска...
Я вор. Пришел испортить ей все, наказать... Только за что? За то, что девочка сумела меня обскакать и предложить потребителю что-то новое? Кричащее и безвкусное по мнению моей мамы? Некачественное, сшитое из дешевых материалов? А вот это мне и предстоит выяснить.
Адель никогда не будет сидеть среди дизайнеров и модельеров. Наверняка она и ее замы занимают верхний этаж.
Второе письмо предназначается начальнику отдела кадров, третье – инженерному отделу, а вот четвертое...
«Николаевной Жанне Вадимовне, начальнику отдела моделирования и конструирования швейных изделий», - гласит надпись на письме.
Туда мне и надо.. В самое сердце ее предприятия. Может, попроситься у Софии Абрамовны на новую должность? Женька одно время сортировала пуговицы и булавки в швейном цехе. А я чем хуже?
Опасливо озираюсь и бреду по блестящему полу из плитки. Стол Николаевой пуст.
Оставляю письмо и возвращаюсь в коридор. Мне нужно все здесь изучить — сколько в отделе людей, кто отвечает за закупки, с какими поставщиками работают?
Откуда-то доносится мягкий, ритмичный стук швейных машин, пахнет пылью и машинным маслом, немного - новыми тканями. Повсюду тишина, разве что в дальнем кабинете, расположенном в торце, слышатся голоса.
— Аделюша, ты скоро приедешь?
Судя по голосу, женщина пьяна. Подхожу ближе, впиваясь взглядом в табличку на массивной, деревянной двери - Вербицкая Адель Александровна. Матерь Божья! Как она может сидеть тут, если даже я... У нас для руководства выделен отдельный этаж, так уж повелось...
— Здравствуйте, а Адель Александровна на месте? Мне ей нужно письмо передать, -вежливо говорю я, запоздало ругая себя за недальновидность - я бы мог аккуратно его вскрыть и выяснить, что ей пишут.
— Нет ее, доченьки моей, - вздыхает дама, отбрасывая смартфон и глотая из бутылки янтарного цвета жидкость.
– А мне та-ак плохо, молодой человек. Вы такой симпатичный, помогите даме подняться. Вы кто вообще?
– спохватывается она.
Что же делать, черт? Такси ей вызвать или позвонить на проходную? Как она оказалась здесь в таком виде, да еще и ранним утром?
— Чем я могу вам помочь? Проводить вас до такси?
— Вежливый
какой... Хороший мальчик. Садись, поболтай со мной. Я... Депрессия у меня.Муж бросил. Променял меня на молоденькую. С дочкой совсем не общается. Он вычеркнул нас из жизни, стер как ластиком, понимаешь, как тебя..
— Яша я.
— Выпьешь со мной, Яша?
— Начальница меня поругает. Давайте я вас провожу до такси.
Женщина устремляет взгляд на дверь, а там... Адель, собственной персоной. Бледная, запыхавшаяся.
— Кого это поругает начальница? Господи, а ты тут... Ты... Ты меня преследуешь?
10.
Адель.
Я почти не спала... Боролась с головной болью и заполняющим душу унижением. Меня никто и никогда не отшивал, тем более такое, по мнению Марины «отребье». Если бы Айдар знал, что я натворила?
Да что там Айдар - все мужчины, жаждущие моего внимания, мечтающие обо мне.
Такого просто не могло случиться... Только не со мной... С кем угодно, но не с «золотой» девочкой
Адель Вербицкой.
В меня были влюблены все! Абсолютно все, верите? Я купалась в мужском внимании, ела его ложками и отшивала, отшивала... Перебирала, пока не напоролась на женатого, чертовски красивого кавказца, так и не сумевшего меня отпустить.
А тут Яша... Зачем я только умоляла его остаться? Позорище какое... Я никогда не вела себя подобным образом. Вспоминать стыдно... Если увижу его — плюну в морду. Только как я его увижу? Мы случайно встретились. Судьба посмеялась над нами, а потом закончила шутить и вернула все по местам. Я - здесь, а он - там...
Маринка закатывала глаза и с чувством объясняла мне, несведущей в жизни, что такое «там» -
квартира в старом, кирпичном доме, пятиметровая кухня, вечно пьяный отец или отчим, жареная картошка на ужин, а мясо - только по праздникам. Порванные колготки, которые приходится штопать, десять раз перешитые вещи, одежда из комиссионки и мыло вместо геля для душа...
А я глотала слезы, смешанные с вином, и охотно кивала, до конца не понимая, что такого страшного в жареной картошке или старой одежде?
В его глазах не было страха. Боли не было, отчаяния... Безумной тоски, от которой страдаю я, сидя в своем ледяном дворце.
Но я кивала, потому что не хотела обижать подругу. Убеждала себя, что она права. Все вокруг правы, кроме меня и моего глупого сердца.
Маринка спит, свернувшись калачиком на диване. Я сжимаю виски и опустошаю стакан с водой.
На цыпочках бреду в ванную и становлюсь под душ. Мать звонила десять раз. И не только она...
Начальник службы охраны тоже сообщил, что «Людмила Осиповна пьяна и не собирается уходить из кабинета».
Почему все наваливается в одно время? Именно сейчас, когда я не готова поддержать, ее, разделить боль, утешить?
Кое-как прихорашиваюсь - расчесываю густые брови, придаю им форму специальным гелем, синяки под глазами замазываю тональным кремом, подкрашиваю губы. Сотрудники не должны видеть начальницу несчастной и разбитой. Плевать, что костюм деловой и успешной, холодной и энергичной женщины мне давно жмет...