Миллионщик

Нет. Уж если ставить на карту все, то играть по-крупному.

Не дав себе и минуты на раздумья, я развернулся и почти бегом направился обратно в контору патентного поверенного Воробьева.

Он весьма удивился, увидев меня снова так скоро.

— Господин поверенный, новая задача, — без предисловий начал я. — Немедленная. Мне нужна международная защита моего изобретения.

— Международная? — переспросил он, удивленно поправляя очки.

— Именно. Англия, Франция, Северо-Американские Соединенные Штаты. Бельгия и все германские государства, где есть хоть какая-то промышленность. — Я загибал пальцы. — Мы должны подать заявки везде и немедленно.

Воробьев смотрел на меня с нескрываемым изумлением, которое, впрочем, быстро сменилось профессиональным азартом.

— Господин Тарановский, ваш размах поражает. Это возможно. Существуют международные конвенции. Но… — он сделал многозначительную паузу, — вы понимаете, во что это обойдется?

— Приблизительно, — кивнул я.

— Это будет стоить целое состояние, — медленно, с расстановкой произнес он. — Пошлины в каждой стране. Оплата услуг моих коллег-поверенных в Лондоне, Париже, Нью-Йорке. Нотариально заверенные переводы всей документации… Речь пойдет о тысячах, если не о десятках тысяч рублей серебром.

— Подготовьте смету, — твердо сказал я. — Деньги будут. Главное — время. Мы должны опередить всех. И еще подготовьте договор о разрешении производства по моему патенту «Товарищества механического производства „Нобель и сыновья“», с которого я буду получать пятую часть прибыли и, возможность, покупки по себестоимости.

— Сейчас же приступлю к подготовке соглашения и посчитаю все, — тут же кивнул Воробьев.

Я вышел от него с тяжелой головой. Победа над Нобелем принесла не только возможности, но и колоссальные, неотложные расходы. Нужно было срочно пересчитывать все мои активы и планы.

В гостиницу я вернулся поздно вечером, вымотанный до предела, но с чувством исполненного долга. Дверь в мой номер была приоткрыта. Внутри в напряженном молчании сидели Изя и Рекунов. Атмосфера была такой густой, что ее можно резать ножом.

— Курила, я, конечно, все понимаю, — начал Изя, и в его голосе смешались тревога и обида. — У тебя дела, у тебя планы. Но ты носишься по городу целый день, ничего не объясняешь… Я твой партнер или просто кошелек с ногами?

Но договорить ему не дал Рекунов. Он встал, и его массивная фигура, казалось, заполнила всю комнату. Голос его был холоден и официален, как параграф воинского устава.

— Господин Тарановский. Я жду отчета для Аглаи Степановны Верещагиной. Вы были отправлены в столицу для решения конкретного вопроса в Сибирском комитете. Вместо этого проводите тайные встречи с какими-то шведскими фабрикантами и патентными поверенными. Ваши действия вызывают у меня серьезные вопросы. Я требую немедленных и исчерпывающих объяснений.

Я посмотрел на их лица — на обеспокоенное и непонимающее Изино и на жесткое, подозрительное лицо Рекунова. Я не мог им рассказать правду. Не сейчас. Заявить, что я «изобрел» динамит, украв идею из будущего? Они бы сочли меня сумасшедшим. Рассказать о сделке с Нобелем? Это коммерческая тайна, разглашение которой могло сорвать все.

— Господа, я понимаю ваше беспокойство, — сказал я как можно спокойнее, хотя внутри все кипело. — Поверьте, все мои действия направлены исключительно на благо нашего общего дела. Я не сижу сложа руки, а создаю новые промышленные альянсы, которые дадут нам такие рычаги давления и такие возможности, о которых мы и мечтать не могли. Иногда, чтобы выиграть войну, нужно провести тайную операцию. Просто доверьтесь мне.

Изя, казалось, был готов поверить, но Рекунов оставался непреклонен.

— Доверие — вещь хорошая, господин Тарановский, — отчеканил он. — Но мой долг — это факты и отчетность. И я не вижу фактов, которые мог бы доложить хозяйке, кроме вашего странного и скрытного поведения. В своем следующем донесении Аглае Степановне я буду вынужден изложить свои прямые опасения.

Он резко развернулся и, не прощаясь, вышел из номера, плотно притворив за собой дверь. Изя растерянно смотрел то на меня, то на закрывшуюся дверь.

Я одержал сегодня самую большую победу в своей жизни. И, кажется, в тот же вечер оказался на пороге раскола с теми единственными людьми, на кого мог здесь положиться.

Глава 19

Да, Петербург оказался тем еще местечком! Жизнь здесь, пожалуй, была посложнее даже, чем наедине с тиграми и медведями на амурских берегах: огромная масса вопросов и очень мало ответов. И прежде всего, беспокоила ситуация с перспективным прииском на Бодайбо: здесь требовалось срочно принимать важные и необратимые решения.

Вечером в номере нашей гостиницы я расстелил на столе карту и позвал Изю. Перед нами было два пути, и оба рискованные, как прогулка по канату над пропастью.

Первый путь — простой и быстрый: прислушаться к «совету» чиновника и переписать заявку, указав несколько небольших участков, как это обычно и делают золотопромышленники-сибиряки. Может, десятин на сто, самое большее — на двести. Сделать вид, что мы скромные просители, не претендующие на многое. Возможно, нам бы и бросили эту кость, удовлетворившись солидной взяткой.

Но тут таилась ловушка, которую видел только я. Из будущего я знал, что Бодайбинские россыпи огромны. Но где именно находятся самые богатые, самые золотоносные участки? Разумеется, я не помнил точных координат. И, выбрав на карте наугад один или даже несколько небольших участков, рисковал ткнуть пальцем в небо. Мы могли потратить огромные деньги на взятки, на организацию экспедиции, а в итоге оказаться с пустыми лотками. И тогда весь наш план, все надежды на создание мощной финансовой империи с грандиозным грохотом рухнули бы…

— Таки если мы возьмем мало, — рассуждал Изя, словно читая мои мысли, — то где гарантия, что мы возьмем то, что нужно?

— Вот именно, — кивнул я.

Второй путь был куда более амбициозным: получить, как изначально планировалось, сразу же большой объем, а для этого пробить идею с акционерным обществом и уже на него подавать заявку на огромную территорию в две с лишком тысячи десятин или даже больше. Это позволило бы нам не играть в лотерею, а провести полномасштабную геологическую разведку, найти все самые богатые жилы и спокойно разрабатывать их. Это был путь к настоящему, огромному богатству, к созданию империи «Сибирское Золото».

Да только и здесь риски были колоссальными! Учреждение акционерного общества, как уже объяснил мне Плевак, требовало высочайшего соизволения. Мы могли попасть в бесконечную бюрократическую кутерьму, что могла затянуться на годы. И все это время наша заявка будет лежать под сукном, а конкуренты меж тем не будут дремать! Которые наверняка появятся, стоит чиновником узнать. Они будут действовать, интриговать, подкупать чиновников, чтобы похоронить наш проект в самом зародыше.

Самое хреновое во всем этом то, что я не мог просчитать риск. Для этого надобно было вращаться в «высших сферах», куда ни я, ни Аглая Верещагина не были вхожи. Шутка ли — получить персональный императорский рескрипт, особенно когда речь идет о золоте! Кто из чиновников и царедворцев может влезть в эту затею и все испортить? Да кто угодно! В общем, предстояло сыграть вслепую, а я этого страшно не люблю!