Миллионщик
Шрифт:
Он встал, подошел к окну, за которым виднелась узкая серая лента Мойки.
— Ваше прошение об учреждении акционерного общества… — начал он, задумчиво глядя вдаль, — рано или поздно оно упрется в одного-единственного человека. И от его решения будет зависеть все!
— Вы говорите о государе императоре?
— Нет. — Он покачал головой. — Я говорю о великом князе Константине Николаевиче. А его императорское величество подпишет решительно все, что представит ему августейший брат!
Константин Николаевич! Уже не раз слышу я это имя!
— Его высочество — известный либерал, реформатор, покровитель
— И кто же?
— Важнейшие сановники империи. Министр финансов Рейтерн — человек умный, прагматичный. Министр государственных имуществ Зеленой — тоже не последняя спица в колеснице. Глава третьего отделения, князь Долгоруков. Но все они так или иначе ориентируются на великого князя.
Он повернулся ко мне. Взгляд графа стал жестким.
— И все эти люди, молодой человек, окружены плотным кольцом, целым роем самых разных дельцов. Финансисты, промышленники, купцы, иностранные негоцианты, прожектеры всех мастей… Все они вертятся, кружат, вынюхивают, интригуют, пытаются получить свой кусок пирога. И повлиять на решение этих высоких особ можно только через это окружение. Найти нужного человека, заинтересовать его, сделать своим союзником…
— Простите, но как же госпожа Верещагина? — осторожно спросил я. — Разве ее имя не является достаточной рекомендацией?
Граф саркастически усмехнулся.
— Аглая Степановна — женщина, безусловно, умная и богатая. Но ее влияние здесь, в Петербурге, не так велико, как в Сибири. Вы, я думаю, слышали о недавнем решении государя разрешить ввоз чая морским путем через Петербург и Одессу?
— Разумеется! — кивнул я.
А в мыслях проскочило, что Аглая надеялась года на два или на три притормозить, а не вышло.
— Так вот, это решение — прямой удар по кяхтинским купцам, по всей их «чайной монополии». И они ничего не смогли с этим поделать. Их интересы здесь, в столице, мало кого волнуют: увы, но сейчас в чести другие люди — все, кто связан с железнодорожным строительством. Несчастная для нас Крымская война показала всю важность железных дорог для нашей огромной империи. Тот, кто строит дороги, тот, кто вкладывает в это деньги, — вот кто сейчас на коне. Вот чьи голоса слушают теперь во дворцах!
— Значит, мне нужно искать выходы на железнодорожных дельцов? — уточнил я.
— Именно, — кивнул граф. — Заручитесь их поддержкой. Убедите, что вы можете быть им полезны. И тогда, возможно, их голоса, их влияние помогут вам достучаться и до великого князя.
Он на мгновение задумался, потом на его тонких губах появилась едва заметная ироничная усмешка.
— А впрочем… — сказал он. — Может, вам и не придется далеко ходить. Тот купец, что выбежал от меня в таком негодовании, он, как никто другой, знает все проблемы этого общества.
— Тот самый, что выходил от вас и кричал про мошенников? — удивился я.
— Он самый, — подтвердил Неклюдов. — Это Василий Александрович Кокорев. Один из крупнейших откупщиков и промышленников в России. Умнейший человек.
— И что же он тут так разорялся?
— Да все оттого, господин Тарановский,
что он, как и многие другие, поверил в эту затею. — Граф откинулся в кресле, и его голос стал почти доверительным. — Видите ли, «Главное общество российских железных дорог», основанное пять лет назад, поначалу внушало всем огромные надежды. В его правлении сплошь громкие имена, государственные люди, а заправляют всем французы, главным образом — из парижского Credit Mobilier. Сам государь благоволил этому начинанию. Казалось бы, дело верное. Кокорев и другие наши купцы вложили в акции общества огромные деньги…Он сделал паузу, постукивая пальцами по подлокотнику.
— А потом началось то, что всегда у нас начинается, когда дело пахнет большими казенными деньгами. Вскрылись огромные злоупотребления. Директорам-французам назначили неслыханные оклады, — по пятьдесят тысяч в год, тогда как министр у нас получает пятнадцать! Они настроили себе в Петербурге дворцов, живут на широкую ногу, устраивают балы… Подрядчики и поставщики, видя это, тоже начали воровать: сметы раздуваются, то и дело вскрываются какие-то махинации с подрядами, с поставками, а строительство дорог между тем едва движется!
— И что же, этого никто не видит? — спросил я.
— Отчего же, прекрасно видят! — усмехнулся граф. — Акции общества на бирже начали стремительно падать. Кокорев и другие акционеры теряют свои капиталы. Многие высокопоставленные лица, вложившиеся в это дело, теперь весьма и весьма недовольны. Кокорев сегодня был у меня как раз по этому поводу. Бегает по всем инстанциям, требует расследования. Он кричит, что это мошенничество, что французов нужно гнать в шею.
— И что же будет дальше?
— А дальше, — Неклюдов посмотрел на меня своим проницательным взглядом, — будет самое интересное. Сейчас в верхах, в том же Государственном совете, всерьез обсуждается вопрос о замене французского правления общества на русское. Хотят поставить во главе наших, отечественных, промышленников. И Кокорев, как один из самых ярых критиков французов, метит на одно из этих мест. Как вам, возможно, известно, винные откупа вот-вот должны отменить, и для Василия Александровича теперь выбор новой предпринимательской стези весьма важен…
Я слушал, и в моей голове начал складываться новый, еще более дерзкий план. Если французы теряют свои позиции, если их вот-вот могут лишить правления, то стоит ли вообще искать с ними союза? Может, нужно поставить на другую лошадь? На тех, кто придет им на смену?
— Ваше сиятельство, — сказал я. — Я должен поговорить с этим господином Кокоревым. У нас, кажется, могут найтись общие интересы.
Граф хитро улыбнулся.
— Я так и думал, что вы это скажете, господин Тарановский. Вы человек быстрый в решениях — это прекрасное качество!
— Вы не могли бы меня ему представить или дать рекомендательное письмо?
— Письма здесь не нужно, — ответил граф. — Он человек не того круга: к нему не надобно приходить с рекомендациями от графов, это скорее может навредить. Контора его находится на Литейном проспекте. Приходите запросто, найдите его, скажите, что вы золотопромышленник, и думаю, он вас примет. Благородное дело золотодобычи нынче интересно всем, даже обладателям многомиллионного состояния!
Я встал, чтобы откланяться.