Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

Боровой был отправлен в двухгодичную командировку по Германии и Франции, вернулся

в Россию, преподавал, читал публичные лекции, организовал издательство “Логос”,

вынужден был бежать от суда в Париж, где читал лекции в той же Высшей школе

социальных наук, что и Карелин, и в Русском народном университете. Вернувшись по

амнистии в Россию, Боровой занимался журналистикой, издавая газеты “Новь” и “Утро

России”, а после 1917 г. с огромным успехом читал лекции в Московском университете,

во ВХУТЕМАС”е и ряде других учебных заведений, пока в 1922 г. ему не была запрещена

педагогическая деятельность из-за приверженности идеям анархизма<39>.

Он был интересен, образован, привык блистать в обществе. В одном из своих к нему

писем В.Н.Фигнер назвала его “оратором милостию Божией”. Все последующее время

этот человек, имевший множество друзей и знакомых среди творческой и научной

интеллигенции России и Европы, человек литературно одаренный, с безусловным

художественным вкусом и энциклопедической эрудицией работал экономистом-

консультантом на Московской товарной бирже, находя применение своим талантам лишь

в заказываемых ему статьях для энциклопедий и в работе Научной секции

Кропоткинского Комитета, где с 1926 г. он занимал пост заместителя председателя

Комитета.

Как признавался сам Боровой, он не был “кропоткинцем”, тем более сторонником и

последователем Карелина. Однако и тот и другой импонировали ему лично как люди с

большой и чистой душой, как ученые и эрудиты, а в области анархизма - своим

вниманием к окружающим, поскольку сам Боровой принадлежал к анархистам-

45

индивидуалистам, был анархистом-романтиком, и для него в анархизме, как указывал

один из его критиков, на первом месте стоял “не Логос, а Пафос”<40>.

Интеллигентность Борового, отстраненность от практической революционной

деятельности, осуждение террора и близость к университетским кругам Москвы и

Петрограда выделяли его из общей массы анархистов, пришедших в анарходвижение

после 1917 г. Они заставляли его искать сближения с руководством Кропоткинского музея

и Комитета, которых он, как мы уже видели, поддержал во время конфликта с группой

Атабекяна, сменив на посту заместителя председателя П.А.Пальчинского, позднее, в 1929

г. расстрелянного. Характерен и тот факт, что Боровой состоял в Научной секции

Комитета, а не в Анархической, по-видимому, сначала не желая вступать в конфликт с

А.М.Атабекяном, возглавлявшим Анархическую секцию с 1921 г. по май 1925 г., а

позднее - с ее новым составом, целиком подпавшим влиянию А.А.Солоновича после

возвращения того из Суздальского концлагеря.

В отличие от Борового, пользовавшегося широкой популярностью и всегда

остававшегося на виду, фигура А.А.Солоновича (1887-1937), доцента МВТУ им. Баумана

по кафедре математики, преподававшего и в других вузах Москвы, очень мало известна и

во многих отношениях еще долго будет представлять загадку для исследователей своей

противоречивостью.

Дворянин, сын полковника-артиллериста, рано умершего, А.А.Солонович окончил

Московский университет по физико-математическому факультету в 1914 г., был связан с

революционным движением с 1905 г., подлежал аресту и высылке, был судим в 1914 г. за

книгу “Скитания духа”, написанную в духе “мистического анархизма” Г.И.Чулкова, но

был оправдан; в дальнейшем вел преподавательскую работу в московских средних и

высших учебных заведениях. В 1917 г., после Февральской революции, он примкнул к

Московскому союзу анархистов, а в 1918 г. вошел во Всероссийскую Федерацию

анархистов-коммунистов, будучи в последние годы ее существования членом

Секретариата и одним из самых деятельных помощников Карелина как в анарходвижении,

так и в орденской деятельности.

Приняв после смерти Карелина руководство орденскими кружками, А.А.Солонович

попытался распространить эту деятельность и на территорию Музея, обладавшего

возможностью устройства публичных лекций, вечеров, а главное - библиотекой-

читальней, привлекавшей студенческую (и нестуденческую) молодежь. На этой почве, как

видно, и произошло столкновение Солоновича с Боровым, сначала на диспуте по поводу

анархо-мистицизма в 1927 г., который оставил у Борового “впечатление чрезвычайной

внутренней слабости мистического анархизма”, а потому укрепил его в мысли как

заместителя председателя Комитета, “о необходимости создания группы анархистов,

которые могли бы в стенах Кропоткинского музея выявлять и защищать в противовес

мистической секции анархизм, очищенный от инородных примесей”. Воспользовавшись

своими правами, он воспретил в дальнейшем какие-либо диспуты и доклады, связанные с

проблемами мистического анархизма в стенах музея, а сам стал собирать анархистов на

предмет введения их не в Анархическую секцию, которую возглавлял Солонович, а в

Научную, во главе которой стоял он сам<41>.

Скандал разразился в январе 1928 г., когда, воспользовавшись отсутствием

большинства членов Научной секции, Боровой “провел” группу из 11 человек в ее состав.

Впрочем, уже на первом заседании Исполнительного Бюро, где должно было состояться

утверждение новых членов, против одного из кандидатов категорически высказались

С.Г.Кропоткина, ссылаясь на давнее о нем мнение П.А.Кропоткина, и Солонович,

ссылаясь на такое же мнение о нем Карелина. Как можно видеть из сопоставления

документов и последующего выступления по этому поводу в журнале “Дело труда”

самого Н.И.Махно, речь шла о Н.И.Рогдаеве, а “гнусная клевета”, как была