Мое побережье

Кто активировал этот проклятый пусковой механизм?

Верните, пожалуйста, как было. Если это и называется взрослением, то я хочу, как можно скорее, миновать сей этап; в старой доброй скорлупе «Пеппер Поттс, которая красится по праздникам и дружит с мальчиками» было гораздо уютней.

«Просто я не люблю выряжаться, — объяснялась я однажды перед Тони, когда он предложил мне надеть на собственное семнадцатилетие что-нибудь пооригинальней, чем черное платье и «праздничные шпильки», — как все эти…

— Девушки.

— Да. Нет!» — полагаю, эта оговорка по Фрейду описала меня красноречивей всяких слов.

Тряхнув головой, гоня незваных призраков прошлого, я схватила вешалку с принесенным Лесли платьем. Очень короткое, состоящее почти полностью из сетки, испещренное тканевыми узорами в виде роз в тех местах, где находились части тела, подразумевающие прикрытия.

— Это, наверное… — я покрутилась у зеркала и смущенно оттянула ткань в районе ягодиц, прикрывая нижнее белье.

— Пожалуй, слишком, — подхватила меня Лесли и ловко расстегнула молнию на спине.

Два оставшихся платья определенно порадовали и в очередной раз подтвердили наличие у доктора Харрис вкуса. Первое было выкроено в стиле античных нарядов, с лямкой через плечо, перетянутое тонким тканевым пояском. Цвет словно бы размывался от талии: темно-синий плавно перетекал в светлый, и уже к груди и полу приобретал нежно-голубые оттенки. Чувствовала я себя в нем голой, но, стоило подсознанию подкинуть иронично улыбающиеся карие глаза, как что-то внутри вспыхивало бунтарским духом. Одно «но»: платье расходилось у бедра и обнажало ногу, к тому же в силу шлейфа требовало каблуков на высокой платформе, что создавало в перспективе неудобные условия для вальса.

Второе, из тонкого легкого шифона, имело цвет нежной бирюзы. Длина прерывалась на ладонь выше колена, а корсаж без лямок был украшен маленькими цветочками из сетки и бисера. Мы с Лесли условились, что вернемся к нему, если больше ничего не найдем, и попросили продавцов в случае чего придержать платье до вечера.

Четвертый магазин еще издалека подал мне сигнал: вопрос цены встанет здесь костью в горле. И все же платья за тонким стеклом витрины манили своим лоском и великолепием: шелковые, дрожащие словно гладь воды от легкого ветерка, подолы; изящные присобранные рукава или вовсе их отсутствие; изумрудные, насыщенно-бордовые, кремовые, как королевский пудинг, летящие пурпурные ткани.

Внутри все было обставлено в стиле строгих современных бутиков: темное дерево мебели, мраморный пол и пушистые бежевые коврики под манекенами. От рядов платьев воистину невозможно было оторвать взор: белые сверкали и переливались в свете многочисленных лампочек, пастельно-розовые отражались в зеркалах, как бы дразня и предлагая рассмотреть себя со всех сторон.

— Мне кажется, мы нашли нужный магазин, — произнесла доктор Харрис, подходя к волшебному наряду цвета пудры с шелковым бантом на шее.

Не скривлю душой, если скажу, что ничего прекрасней платьев в этом салоне не мерила. Изящные кружева напоминали мне почти свадебные одежды. Хотелось купить все: и то, с юбкой, напоминающей пачку балерины, и то, богато-скромное, стилизованное под девятнадцатый век. Я почти взвыла, одновременно и радуясь, и жалея, что мы попали в этот магазин, как вдруг Лесли потрясла штору моей примерочной и, получив разрешение «войти», с блеском глазам и восторгом прошептала:

— У меня есть для тебя кое-что особенное.

Сердце зашлось и замерло. Это было будто бы просто платье. Будто бы скромное, лишенное повсеместной пышности, вычурности и кричащих оборок платье. Обыкновенное. Нереальное.

На руках Лесли переливалась жидкая платина.

Я с некой опаской приняла протянутую вешалку, боясь ненароком не так на него дыхнуть. Ожившее в шелке серебро; я приложила платье к себе и взглянула в зеркало, не до конца веря, что такое чудо вообще можно надеть. Не веря, что это собираюсь надеть я. Пальцы потянулись к ценнику, однако я себя моментально одернула. Нет; не буду портить впечатление заранее.

Бюстгальтер пришлось отложить на мягкий кожаный пуфик. Аккуратно подобрав платье, я нырнула в прохладную, словно бы воздушную ткань.

Оно полностью обтягивало фигуру. Вплоть до очертаний груди; я смутилась, перекидывая волосы со спины в попытке прикрыться. Интересно, под него вообще можно подобрать какое-нибудь нижнее белье? Я аккуратно переступила на носочках с ноги на ногу, пытаясь не придавить подол.

Холодная платина без рукавов обхватывала грудную клетку, цеплялась тонкой бретелью-петлей, обшитой неизвестной мне тканью, напоминающей серебряную пыль, за шею, и резко ныряла вниз за спиной, оголяя кожу настолько, что были практически видны ямочки на пояснице. Здесь присутствовал разрез сбоку, как у платья в прошлом магазине, но нагое бедро не выглядело пошло.

— Ух ты, — тихо выдохнула доктор Харрис, замерев со шторкой меж пальцев. — Если честно, у меня нет слов, — Лесли улыбнулась на выдохе и подошла ближе, одним быстрым движением собирая мои волосы в хвост и приподнимая выше. — За такое платье и душу продать не жалко. Только белье надо будет правильное подобрать, — добавила она, скользнув взглядом в отражении ниже.

— Сколько оно стоит? — я обернулась и чуть не стукнулась о ее предплечье, пытаясь поймать ярлычок с ценником. Предположения о баснословности суммы закрадывались в голову, но… — Вот черт, — всякие ожидания не выдержали столкновения с реальностью.

Я закусила губу, не в силах снова взглянуть на себя в зеркало. Хотелось сесть на пол и разреветься. Цена почти вдвое превышала ту сумму, которую Майк дал мне на платье, туфли, украшения, клатч, косметику и прочую, как он выражался, «девчоночью мишуру». Оно не просто было не по карману — оно было критически не по карману. Это означало, что придется возвращаться к тому, светло-бирюзовому, одна мысль о коем, нравившемся еще меньше часа назад, ныне нагнетала тоску и отвращение. А еще паршивей становилось от представлений, что его купит какая-нибудь состоятельная леди и будет сверкать улыбкой и бриллиантами, дополняющими эту тканевую драгоценность.

Волосы опустились на плечи — доктор Харрис последовала моему примеру.

— Ну, это не слишком дорого для такого хорошего платья.

Я еле сдержалась из вежливости, чтобы не фыркнуть.

— Это ужасно дорого, — пальцы нехотя потянулись к маленьким крючкам на шее, удерживавшим петельку из крохотных оживших звезд.

— Не так, как если бы ты положила глаз на платье от «Диор», — Лесли пыталась меня приободрить, но настроение безвозвратно ушло в ноль.

— Шестьсот восемьдесят долларов! — я зашипела рассерженной гусыней. — То, короткое, стоит девяносто девять.