Мое побережье

Не выдержала — проходя мимо, вперила взор в пол.

Мы миновали друг друга, не сказав ни слова. Словно чужие. Весь оставшийся день мы не пересекались.

А сутки за сутками почему-то летели слишком быстро. И слишком глупо. Утро: встать с третьего звона будильника, наполнить миску рыжего проглота новой порцией корма, есть изо дня в день одни и те же хлопья и пить один и тот же чай, наплевав на все в моменты особо скверного расположения духа, завязать на затылке незатейливый хвост и влезть в первый попавшийся свитер; день: минуты, которые я считала, косясь на красный ремешок наручных часиков, сидя за партой с что-то рисующим в тетради Хэппи, утрированная шумиха с экзаменами, становящимися все ближе и ближе, а вы по-прежнему лоботрясы и разгильдяи; вечер: запереться в комнате, зарыться с носом в одеяле и время от времени листать страницы учебников, занимающих своими габаритами добрую часть кровати — такими бы, право слово, убивать; сон, утро. Все.

Новое расписание выжимало достаточно соков, чтобы, оказавшись дома, не думать ни о чем, кроме долгожданного сна.

Разбавлял мой рутинный досуг Хэппи — он был единственным, кто не чурался мне позвонить первым и поболтать ни о чем, пригласить к себе на испеченный миссис Хоган пирог, тщетно попытаться научить играть в приставку или позвать гулять: в пиццерию, кино, просто так — пройтись по парку.

На рождественских каникулах он дважды вытягивал меня из цепких лап внутреннего мирка, в который я с каждым днем погружалась все глубже. Мы ели различные вредности быстрого приготовления в излюбленном кафе, и я почти выглядела жизнерадостной.

Вот так сидишь, улыбаешься. А глаза все равно грустные.

В другие дни он заглядывал в гости; согласился посмотреть «Искупление» и «Игру в имитацию», дружески подтрунивал, что у кого-то в этой комнате, определенно, наблюдается явственный бзик (очевидно, памятуя, как мы не давали ему покоя после Хэллоуина, при каждом удобном случае припоминая «одеяло»-серапе), а после мы пытались разгадывать кроссворды Алана Тьюринга на сайте.

Но каким бы учтивым не был Хэппи, замечавший, что мы с Тони перестали видеться, только ничего не говорящий по злополучному поводу, заполнить эту пустоту он не мог.

После недели нашего «молчания» я начала считать «потерянные дни». Не вылезала с «Фейсбука», на который прежде практически не заходила, словно бы ожидала сообщений, которые он и раньше-то мне здесь редко писал. Потом вспомнила его слова о фотографиях, вывешенных на стенде с рождественского бала. Отыскав контакт парня, Фреда, который весь вечер носился по залу с камерой, попросила его прислать снимки: он фотографировал нас с Роджерсом, поймав в толпе и заставив улыбнуться в объектив; а затем поддалась минутной слабости и загрузила фото на страницу. Все равно Стив не был тут зарегистрирован — ворчать не станет. Да и фотография вышла достаточно милой.

Первый комментарий: «Наконец-то» был от Хэппи. Который, как оказалось позже, был многими воспринят в несколько ином контексте.

Я не обращала внимания на косые взгляды за спиной; лишними несожженные нервные клетки не окажутся. В отличие от пресловутого Хогана — он-то мне однажды и шепнул, дескать, только ленивый не пропустил через себя сплетню о наших «отношениях». Я в ответ прыснула: мы с Роджерсом, серьезно? Мне думалось, эта шутка потеряла актуальность еще пару месяцев назад. Однако Хэппи стушевался и честно признался, что и сам начал об этом подумывать. Впрочем, заявление, что подобное может произойти лишь в параллельной вселенной, его убедило в достаточной для моего ментального удовлетворения мере.

Куда больше волновала вторая неделя с «событий переломных дней» — мы с Тони перестали разговаривать.

Даже не виделись толком, помимо совместных занятий. Я была уверена в том, что он и не замечает этого молчания; меня же оно душило: не давало нормально мыслить, находясь у себя в спальне или проходя в классе мимо, чувствуя запах его геля для душа и задерживая дыхание, насколько это было возможно. Но потом все равно приходилось делать вдох, и Старк оказывался внутри, глубоко в легких, разносясь по сосудам и перекрывая доступ кислорода к сердечной мышце.

Я была на нервах: примечая в коридоре знакомую спину, прожигала ее взглядами с таким упорством, что впору удивиться, как он еще не воспламенился.

Глупый, глупый максимализм и глупая я.

Хэппи, видя мое настроение, прекратил о нем говорить — так я обнаружила себя отрезанной от последнего источника информации о его жизни. Лишь однажды Хоган вынужденно обмолвился в ответ на мое раздраженное: «Почему бы тебе не сходить в кино с ним?», что тот последнее время практически не вылезает из гаража, занимаясь делами, одному ему известными, и почти ни с кем не разговаривает; кажется, крайний раз он выходил на контакт с Брюсом пятью днями раннее.

…мы сидели в столовой вдвоем.

— Слушай, — голос вклинился в сознание, когда я успела решить, что обсуждению незыблемой персоны «сэра Энтони» пришел конец, и успела углубиться в собственные мысли. — Из-за чего ты так злишься на Тони?

— Он — Старк, этого хватает за глаза, чтобы ответить на многие вопросы.

— Я серьезно, вообще-то.

— Я тоже, — я подняла на него многозначительный взгляд.

— Нет, в этот раз все по-другому. Вы никогда так долго не… не разговаривали.

Я раздраженно фыркнула, отвернулась и уставилась в сторону столпившейся в очереди за обедом цепочки людей.

— Извини, я не такой умный, как вы, чтобы бросаться мудреными словечками, — он пытался заглянуть мне в лицо. — В чем дело, ну? Я никому не расскажу, честно.

— Так же, как и про Киллиана? — не удержалась — настроение было ни к черту, и, ко всему прочему, я страшно не выспалась.

— Эй, — всегда искренний Хэппи выглядел задетым; я возвратилась к прежнему занятию сомнительной степени увлекательности, чувствуя укол совести. — Да, я облажался, но мы уже сто раз это обсуждали, и это было давно. А меня волнует твое настроение сейчас.

— Любопытно, с каких пор, — не хотела раздражаться и грубить ему — так получалось само.

— Вообще-то, всегда. И Тони — тоже.

Опасаясь вылить очередную порцию недовольства на ни в чем, действительно, не виноватого Хогана, я прикусила язык.

— А еще мы остаемся твоими друзьями, хоть вы и в ссоре.

Я ничего не ответила, продолжая кружить трубочкой лед в стакане, не глядя по сторонам. Хэппи не злил меня. Я злилась сама на себя и на воспоминания — апофеоз упаднического духа, птицами мечущиеся в сознании и долбящие своими эфемерными клювами в кору головного мозга, стремясь, кажется, раздробить череп изнутри. Хуже, пожалуй, были только непрошенные образы — призраки прошлого, идущие вразрез с моим воспитанием настолько, что становилось стыдно, совестно и тошно от собственной головы; жаль, не оторвешь.

На то, что забывала, какой он — Энтони Эдвард Старк.

— Он смотрит на тебя, когда ты не видишь, — после продолжительной паузы выдал Хэппи и скрипнул стулом, подхватывая поднос и всем видом показывая, что унесет пояснения в могилу, но сохранит «многозначительную интригу» в тайне.

Впрочем, какая там интрига — Старк страдал привычкой откровенно пялиться на всех, что являлось для него естественным ходом вещей.

Больше мы к данной теме не возвращались.

Злость смешалась с гнетущей тоской; в конечном итоге, было уже сложно определить, какая из эмоций преобладала.