Мое побережье

Хоган нахохлился и стушевался, напоследок окинув обидчивым взглядом мои колени.

— У Кристи такие же.

Ах, Кристи. Опять что-то не поделили.

Я хмыкнула, назло вытягивая ноги вперед так, чтобы хоть клочок, но попал в его поле зрения.

— А если бы ты встречался с этой… не знаю даже, как ее зовут — новой нынешней Тони, — ты бы ворчал, едва завидев косметику на моем лице? Из вредности, в качестве протеста всему женскому роду.

— Там не в косметике дело, а в пластике.

— Губы можно сделать при помощи уколов гиалуроновой кислоты, это не пластика. Как и наращивание ресниц.

— Ресницы-то тут при чем?

Я пожала плечами.

— Просто думала однажды сделать их.

Красноречивости во взгляде Хогану было не занимать. Пожалуй, на сей раз он явственно переиграл.

Ну, а что? Признаю, грешна — иногда, глядя на доморощенных Барби, что ошиваются вокруг Старка, и не о таком задумаешься. Только слишком много факторов играют «против»: будь то страх боли, сложность в уходе, череда возможных рисков или стоимость процедуры; ни длиннющих ресниц мне с тем, как я сплю лицом в подушку, ни пышной груди с дикой боязнью ложиться под нож не видать. Наверное, оно и к лучшему. Я не располагала ни средствами, ни тем более временем, чтобы «перекраивать» себя до стандартов навязанных масс-медиа «идеалов». В математике бы сперва разобраться. А там — выкрасть часок для сна… жизнь, словно в замкнутом порочном кругу.

— Хотя, может, в спортзал однажды начну ходить, — я не заметила, как начала рассуждать вслух. — Может. Быть. Когда-нибудь.

С вероятностью в двадцать процентов из ста.

Носки кедов методично сталкивались друг с другом от безделья.

— Зачем? — Хэппи по-прежнему оставался моим единственным вынужденным слушателем. — Ты же итак худая. Даже слишком.

— Ты думаешь, у худых нет целлюлита? — о, это знаменитое великое заблуждение. — Хочу хоть немного в весе набрать и, — запнулась, нервно закусила губу, — попу накаченную.

— По мне, так у тебя все с этим в порядке. Говорю, как мужчина, — от той серьезности, кою он попытался изобразить, хотелось смеяться. Не злобно.

Мужчина, как же. Мужчина, видевший женское тело только по ту сторону экрана монитора в контексте весьма специфичных жанров мультимедиа.

«Было бы все в порядке, — я вздохнула, переваривая в котелке далекие от приятных мысли, — все, глядишь, шло бы совсем иным чередом».

Наши недовольные стоны прозвучали в унисон с голосом вошедшего тренера.

«Справедливость в рамках трио» или «чередование пар» по дням — погода за окном менялась, отношения рушились, точно карточный домик, взгляды на жизнь совершали радикальные виражи, а установленное некогда в глухую эпоху Меровингов правило все еще продолжало действовать если не в рамках обычных занятий, то на уроках физкультуры — определенно.

Какой дурак из нас троих его придумал? Кажется, пальцем показывать бессмысленно.

— Да ладно тебе, — Хэппи неловко подпрыгнул, пытаясь закинуть мяч в корзину, однако предсказуемо промахнулся. — Сколько раз мы к этому возвращались? Миритесь уже, наконец.

— Хоган, — тихо рыкнула, выбивая мяч из его рук; ого. Даже получилось. — Делай, что хочешь, но играть с ним в одной команде я не собираюсь.

И дело не в том, что он ведет себя на поле, как форменный засранец. Боюсь, это я утрачу над собой контроль в самый ответственный момент, засматриваясь на него, как одна из кучки глупых куриц, день и ночь пускающих слюни на прекрасного Энтони Эдварда Старка.

Фу. Представлять тошно.

— Хватит быть такой злюкой, — он почти с обидой покосился на отобранный спортивный инвентарь. Нет, Хэппи, не надо тренировать жалостливую тактику мольбы с секретным оружием «щенячий взор» — не сработает. — Мне не нравится эта версия Вирджинии Поттс.

Чувствительность Хэппи — единственный барьер, всегда удерживающий меня в рамках.

Я медленно вздохнула, прикрывая веки, и потянулась к заколке, распуская волосы. Воспоминания закружились калейдоскопом, замелькали картинками прошлого и коснулись слуха отголосками призрачных голосов, образов, теней чувств.

Вот девчонка с хвостиком прячется за спинами одноклассников и ленивой рысью перебегает с одной половины зала на другую, надеясь, что никому не придет в голову подать ей мяч.

Вот — теряется, когда ей не оставляют выбора и начинают игру в три передачи, и что-то кричит в стремительно удаляющуюся спину.

«Иногда я тебя просто ненавижу».

Попытка вновь собрать волосы в подобие надлежащей для занятия формы; внешне все та же девчонка в простой футболке. Содержимое — такое, что сама не признаю. Люди не замечают, как они меняются, и не могут проанализировать, какими были раньше, да в чем заключаются те самые метаморфозы — полнейшее отсутствие конкретики, они не помнят прошлых себя. И это пугает.

Что это за коррективы, внесенные внешними факторами, и как остановить запущенный механизм ментальной трансформации? Я не хотела быть продуктом эволюционного излома под наблюдением Тони Старка.

Больше всего на свете мне желалось стать той Вирджинией Поттс, которую я забыла. Мне казалось, что я теряю себя, некий внутренний стержень, весь набор качеств, бывший мне присущим, и слепо тычусь о стены, не находя эфемерной, несуществующей тени. Словно мной поиграли, неумеючи, а на протяжении долгого времени старательно стирали, как мел о доску. И вот теперь — совершенно голая, вывернутая наизнанку, обезличенная, подобно одной из ста фигурок на конвейере, стою напротив дурацкой волейбольной сетки, глядя сквозь взволнованные глаза лучшего друга.

Хэппи переживает. Конечно. Мы за пять лет со Старком столько не ссорились, сколько за последние несколько месяцев.

— Извини меня, — закушенная губа. Привычно. Правильно. — Я… давай поговорим позже? — пальцы запутались в сетке, едва зал огласил свисток тренера. — Сейчас не лучшее место для объяснений.

Хэппи кивнул, молча сверля меня взглядом — вероятно, намекая, что без детальной дискуссии по косточкам вопрос не оставит, но возвращать ему зрительный контакт не хотелось совершенно. Мысленно с десяток раз поблагодарив его за «акт проявленного милосердия», нырнула под сетку, меняя команду.

Сколько раз мы к этому возвращались? Не знаю, Хэппи. Я эмоционально выпотрошена и не могу твердо стоять на ногах, удерживать груз беспрестанно наваливающихся проблем, потому что мои кости превращаются в порошок.

Нужно быть законченной психопаткой, чтобы связаться со Старком. Мне оставалось лишь облачиться в специфичную белую рубашку.

Пропускаю подачу.

Волейбол я тоже ненавижу.

Звонок с урока звенит быстрее, чем я успеваю трижды с глухим стуком врезаться коленями в твердый паркет, тормозя ладонями в попытке на грани провала спасти лицо от встречи с полом. Мимо ушей пролетает очередное оскорбление — Хоган был прав, у Сальгадо не все в порядке с головой.