Мои были

Г. Качканар 04.04.1992г.

26. МОЙ "ПАУК"

В начале лета 1942 года я пошёл работать в колхозе. Мне дали и закрепили за мной коня по кличке "Паук". Это был молодой, необъезженный, не выложенный, непослушный и своевольный конь и мне предстояло работать вместе с ним. Наша задача состояла в том, чтобы обрабатывать поля, то есть пахать, боронить, собирать сорняки и возить различные грузы. Мы стали работать. Но я был ещё мал возрастом, слаб физически и не всегда мог справляться с таким молодым конём. При приближении к лошадям противоположного пола - кобылам он кидался к ним, невзирая на упряжь, сбрую и на все мои отчаянные усилия удержать его на месте. Я не мог справиться с ним. Надо было срочно лишить его мужского достоинства, и через какое-то непродолжительное время приехал ветеринар, и моего "Паука" кастрировали. После такой процедуры мы поладили и стали работать спокойно. Мы обрабатывали поля, выполняли различные транспортные работы и работы, необходимые при обслуживании хозяйственных объектов, ремонтах дорог, мостов, сооружений. Мой конь был спокоен и послушен в работе. Но, почему-то обнаружился недостаток он, невероятно, боялся вблизи работающих и движущихся механических средств: автомобилей, тракторов, паровозов. При приближении встречного или догоняющего автомобиля или трактора, он бросался всем телом в сторону и увлекал за собой телегу с грузом или без груза в придорожный кювет. Несмотря на все мои попытки остановить его от этого безумного поступка, и мы вместе с возом и телегой оказывались в кювете, а иногда даже за обочиной дороги. Водители транспортных средств, видя нашу беду, тормозили, сбавляли скорость, но это нас не спасало. Я ругал и проклинал на чём свет стоит своего коня и в первый такой раз, я жестоко избил его кнутом, но это не помогло. Он опускал уши и виновато, и казалось, со злобой смотрел на меня, а я не мог понять его и такого явления. Все другие лошади вели себя спокойно в присутствии работающих машин и не обращали на них никакого внимания. Телегу с возом мы вытаскивали и продолжали свой дальнейший путь. Больше я его не бил, а нужно было принимать какие-то другие меры против ошалелых его бросков в сторону от дороги. Машины в те времена ходили сравнительно редко. При приближении к нам механического транспорта, я останавливался, вставал перед своим "Пауком", повисал на уздечке, и пытался удержать его на месте, и, честно говоря, это не удавалось. Мой конь прыгал всеми четырьмя ногами в сторону, увлекая и меня и телегу с возом на обочину и даже в кювет. Мои старания были напрасны, и я понимал, что от боязни машин его не отучить. Я только рычал на него: "Вытаскивай, негодяй, телегу с возом". Он вытаскивал, и мы ехали дальше. На железнодорожной станции оставлять его одного нельзя было даже на самое короткое время. Если вблизи работал паровоз, проводил манёвры, мой конь рвался и стремился убежать подальше. Зато он был очень спокоен вдали от работающих машин и механизмов, и всегда был послушный и безотказный. Иногда приходилось выполнять, казалось, непосильные работы, которые за нас никто не делал. Он продолжал бояться работающих машин, несмотря на мои угощения его зерном, кусочком хлеба, охапкой сочной зелёной травы. Он охотно всё это принимал, вострил уши, благодарно смотрел на меня, но оставался прежним. Если мы ехали обратно домой, то его не надо было понукать, понижать, ибо он сам прекрасно знал, что его ждёт отдых в удобном стойле, покой, хорошая охапка сена, и он рысью бежал, особенно зимой, в то время, как я, укутанный шубой и тулупом, прекрасно спал, развалившись в пустых санях. Он прибывал во двор и останавливался, а я чувствовал, что что-то изменилось, так как движение прекратилось, я вставал и ему же пенял: "Ты что же не даёшь сигнал о том, что приехали. Мог бы стукнуть ногой или подать голос ржанием, а ты ничего не делаешь. Так я могу проспать всю ночь, а ты что стоять будешь?" Но я, как и он были рады, что наши двухдневные работа и поездка закончились, и мы пойдём отдыхать. Я быстро его распрягал, освобождал от сбруи, уводил в стойло и давал хорошую охапку сена.

Мы проработали с ним шесть лет с небольшими перерывами, и с его помощью я зарабатывал себе кусок хлеба. И я на него не обижаюсь, потому что, несмотря на свою боязнь машин, он работал лучше, чем другие кони, и нередко приходилось выручать других работников при выполнении относительно тяжёлых работ.

Д.Гонцово,Кировская обл.1942-1948г.г.

27. В СТОЛОВОЙ В ЛОЙНО.

Мы окончили школу Ф.З.О. и пошли зарабатывать себе на питание и на жизнь.

Питаться мы ходили в сельскую столовую, находящуюся в центре района. Работа там была организована так ,что желающий пообедать сначала платил деньги в кассу за обед, где ему выдавали бирки-клочки бумажек размером четыре на три сантиметра и на которых карандашом или чернилами писались наименования купленных блюд или же зашифрованные коды этих блюд. Купивший обед со своими бирками садился за обеденный стол и ожидал когда к нему соизволит подойти официантка возьмёт бирки и взамен их принесёт долгожданный обед. Желающих пообедать как правило довольно много, а официантка только одна на весь зал и очень часто задерживала подолгу подачу обедов так,как не могла физически справляться с такой работой. Она старалась соблюдать очерёдность в обслуживании посетителей, но не успевала быстро разнести всем и вовремя обеды. В таком случае очередь могла нарушиться и очень часто нарушалась. Вы, ожидающий за столом могли не понравиться ей или своей внешностью или поведением или излишней назойливостью. И если Вас не обслужили вовремя или запоздали взять у Вас бирку, то Вы начинаете бить тревогу, волноваться, а затем приглашать её сначала тихо и если она не реагирует, то начинаете звать её громче и настойчивее. Тогда со всех сторон несётся: "Официантка,возьми у меня бирку!' Время на обед ограничено, потому некоторые нервозные посетители встают из-за стола и подходят к амбразуре-окну раздачи и пытаются сами получить обед. Однако им лично обеда не дают, а только через труп этой единственной официантки, которая при всей своей изворотливости не может быстро обслужить всех желающих. Она подходит, забирает бирку и идёт с ней к амбразуре, где отдаёт этот Документ работникам кухни, которые рассматривают его и только потом накладывают в тарелки то, что написано в Документе и выдают тарелки с едой официантке для подачи на стол. Времени на всю эту процедуру уходит по нашим меркам очень много и не напрасно люди возмущаются таким безобразным обслуживанием. Наши стрелы негодования летят в первую очередь в сторону официантки, а работники кухни и руководство столовой где-то далеко и не видят всего этого бардака и ни о чём не беспокоятся,их ничто не гложет и они спокойны как мертвецы. Такой порядок обслуживания посетителей в столовой не удобен никому- ни обедающим, ни работникам кухни и столовой,так как требует много лишнего рабочего времени и не нужных многих затрат средств.

Спустя шесть лет такой порядок обслуживания в столовых был отменён, после чего посетители после покупки обедов сами их получали у раздаточной амбразуры, несли их к столу и обедали. А работники столовой собирали со столов использованную посуду. Такое самообслуживание привело к тому что у раздаточной амбразуры стали толпиться жаждущие быстрее пообедать люди, котрые ссорились и давились в толпе. Этот беспорядок надо было тоже ликвидировать и позднее вместо окон раздачи-своеобразных амбразур стали устанавливать прилавки. Но и это не помогло устранить беспорядки в очередях за обедами. А кто установит надлежащий порядок среди части рвущихся людей за быстрейшим получением обедов да и не только обедов.

С.Лойно, Кировской обл. 1949г.

28. ОЧЕРЕДЬ ЗА ОБЕДОМ.

Мы стоим в очереди за обедом в рабочей столовой. Желающих пообедать великое., множество, и нас берёт сомнение, что хватит ли горячих обедов на всех жаждущих. Менее выдержанные уходят из очереди и направляются в буфет, где покупают продукты и в холодном состоянии потребляют их. На обед всем работающим отводится время один час, за который нужно успеть купить обед и покушать. Когда становишься в очередь,то рассчитываешь,что вроде бы успеешь пообедать за указанное время. расчет не оправдывается, потому что подходят со стороны,становятся к знакомым и другие вторичные знакомые тоже за ними тянутся. Очередь растягивается, растёт почти в геометрической прогрессии, все стремятся пройти вперёд и быстрее получить обед. В результате создаётся толкотня,давка, крики, ругань, скандал,доводящие иногда до потасовки и даже до рукоприкладства. Кухонные работники, раздающие обеды иногда в затруднении кому подать обед,так как руки просящих тянутся с нескольких сторон. На раздатчиков обедов кричат, их оскорбляют, им грозят наказанием,угрожают бросить тарелку с супом или с кашей в лицо. Женщина подала обед одному, а от другого получила поток оскорблений вроде бы за неправильные действия. Она тихо, бесшумно заплакала и продолжала работать в заданном темпе и казалось, что слёзы падали в тарелки с едой, которые она наполняла и подавала. А люди продолжали неистовствовать и требовали быстрее их накормить. Каждый хотел показать себя хватким,удалым. Кто-то бесцеремонно расталкивал других локтями и кулакамм менее сильных, рвался вперёд и добивался быстрее того,чего ему нужно. Другие, видя такое, тоже стремились быть настойчивыми, нестеснительными и напролом шли вперёд. Для того.чтобы хоть как-то прекратить или уменьшить безобразия,творимые неуправляемой толпой в обеденных залах, впоследствии стали устанавливать деревянные барьеры между залом и раздаточным прилавком и делать проходы с таким расчётом,чтобы очередь была одинарной, а не двойной или тройной. Эта мера помогала мало, так как желающих получить обед меньше не стало, и деревянные баръеры часто выламывались. На смену деревянным пришли металлические баръеры,сделанные на полную высоту от пола до потолка и уж которые сломать было нельзя. Толкотня и давка почти прекратились, но влезание в очередь продолжало иметь место. И, сколько же нервозности, ругани и оскорблений приходилось выдерживать очень многим, по одну и по другую стороны раздаточного прилавка. А всё только потому, что недостаточно мест в столовых,недостаёт обедов и работников кухни. Простояв в такой очереди в течение двух часов можно что-то оставшееся поесть и отправиться на работу с опозданием, где тебя могут хорошо взгреть. А если не достанется обеда, тогда можешь остать не евши, а наказание тебе могут влепить. Руководители делали замечания опоздавшим на работу после обеда рабочим, но с громадными очередями сделать ничего не могли.

Г.Качканар, Промзона. 1961г.

29. КУЗНЕЦ НИКИТА НИКОЛАЕВИЧ.

Деревня наша небольшая, но в ней есть кузница,в которой изготавливают несложные металлические детали и ремонтируют колхозный инвентарь,конные и зерноочистительные машины,телеги,сани,плуги- все то металлическое оборудование, при помощи которого работает и деревня и колхоз. В кузнице до войны работал кузнец дядя Никита обычно один,а если работа была трудоемкой и когда была нужна большая и тяжёлая кувалда, то он приглашал на помощь помощника--молотобойца; и так управлялись со всей работой по содержанию и ремонту колхозного оборудования. Началась жестокая война,на которую забрали всех челоможных мужчин и в том числе и нашего кузнеца дядю Никиту. Кузница опустела, и редко кто из молодых людей,бывших помощников-молотобойцев заходил сюда и задувал горн,и на нём нагревал подлежащие ремонту детали и проводил несложный ремонт их. Крупный и восстановительный ремонт оборудования и транспортных средств проводить было некому. Постепенно мелкий и крупный колхозный инвентарь начал выходить из строя, и становился непригоден к работе. Война шла уже два года, и оборудование и транспортные средства и вспомогательный инвентарь вконец износились и нормально работать стало нечем. И, о боже, в деревню с фронта вернулся наш кузнец дядя Никита.

И рассказал он нам, что такое война в его глазах. Немецкие танки так били,что пули летели также часто, как семена при разбрасывании их крестьянами из лукошка при посеве в поле. Спастись от таких частых пуль было практически невозможно, и любой воин будет ранен или убит. В атаку шли под пули и снаряды врага безо всякой артиллерийской или авиационной подготовки, и только сзади командиры из особых отделов "подбадривали" атакующих красноармейцев своим оружием, и за отказ идти в атаку расстреливали на месте.

В начале воины, он в составе своего подразделения шёл в атаку. Немецкий снаряд разорвался в середине атакующих красноармейцев и осколки от снаряда впились в спину, он упал. После боя дядю Никиту подобрали и отправили в госпиталь,и после долгого лечения его определили в обоз, так как в атаку идти он уже больше не мог из-за негнущейся спины. А в обозе нужно также работать много и тяжело-тащить,грузить, везти и разгружать разные тяжелые грузы -боеприпасы,санитарное оборудование, продовольствие и фураж, управляться тяжёлыми грузами быстро он не мог, и его демобилизовали из действующей армии. Дядя Никита пришёл в деревню,домой и в первую очередь безо всякого перерыва он пошёл в кузницу и занялся неотложными работами-ремонтом плугов,борон,телег, конных машин и всего того,без чего нельзя нормально работать. Другая наша беда-отсутствие металла для ремонта нашего оборудования и инвентаря, и не было нужной качественной стали. И потому доделывали имеющееся старьё, уменьшали величину деталей,то есть придумывали что-то и находили какой-то выход из создавшегося положения, ибо надо было обрабатывать поля и убирать урожай. Прошло ещё долгих три года. Я работал извозчиком и вывозил зерно из колхозов, деревень на железнодорожные станции ''Верхнекамская" и "Девятнадцатый ОЛП".' В колхозе прослышали о том, что в посёлок городского типа "Рудничный", расположенный недалеко от станции "Верхнекамская", привезли полосовую сталь, которую можно купить. И мне немедленно выдали задание и деньги - купить этот металл и на обратном пути привезти его в деревню. Мы купили и привезли тонну этой стали прямо в кузницу. Наш кузнец дядя Никита был несказанно и искренне рад тому, что наконец-то появился настоящий металл,с помощью которого можно отремонтировать, наладить и привести в порядок наше сельскохозяйственное оборудование и одеть колёса телег и обуть, подковать деревянные полозья саней. Дядя Никита считался в деревне работающим и ответственным перед обществом и людьми человеком и знал, что люди смотрят на него с надеждой, и что он не подведёт; и он доказывал это много раз,то есть он был надёжным работником.

Д.Гонцово,Кировская обл.1943 -1948г.г.

30. МИХАИЛ КУЗЬМИЧ.

В пору сенокоса почти все жители нашей деревни, за исключением немощных старых дедов и бабок и не способных ещё ни к какому труду малолетних детей, выходили на естественные луга вручную косить траву, сушить её на солнце,затем собирать высушенную траву и складывать её в стога. Траву косили косами-горбушами вручную, так как на естественном лугу с его неровностями и кочками конными машинами- косилками косить было нельзя. Косьба косами-горбушами неудобная и тяжелая,при которой приходилось нагибаться всем телом очень низко, и почему-то в деревне повелось косить такими косами. Никто не думал о приобретении кос-литовок, которыми можно было косить траву, не нагибаясь, и тратить при этом меньше сил и как результат - повысить производительность труда, то есть конкретно сделать больше работы за меньшее время. Групповодом,или иначе звеньевым у нас был дед Михаил Кузьмич- крепкий, казалось, старик, которому было лет шестьдесят пять-семьдесят. Два его сына,один из которых младший Григорий воевал на фронте в чине старшины,а второй старший служил в трудовой армии в городе Архангельске,так как его не взяли в действующую армию по причине повреждённой ранее ноги на руднике, после чего он стал хромым.

Дед Михаил Кузьмич сам работал толково, и он не боялся и не чурался никакой деревенской работы,впрочем как и любой крестьянин, привык с детства работать и заниматься полезными делами. В качестве сельского групповода он умел также со знанием дела распорядиться работой своих подчинённых. Он внимательно

присматривался к каждому работнику, узнавал и знал особенности каждого и кто к чему был способен,и в соответствии с этим грамотно расставлял работников по местам,что способствовало лучшей производительности труда. Он был спокоен всегда при решении вопросов,авторитет его был высок, и люди его уважали. Траву скашивали в основном женщины,а нас малолетних допускали к этой работе, но нечасто, поскольку толку от нас тут, неопытных было мало. А вот когда трава подсыхала на солнце,то мы шли и активно ворошили и досушивали сено, сгребали его в валы и собирали в копны. Эта работа была посильна для нас,однако подносить копны сена на носилках к зародам для нас было тяжеловато,так как приходилось преодолевать неровности и кочки с грузом в наших руках. Наши деды готовили колья,устанавливали их в ряд, делали подстилку из сучков и укладывали сено в стог. В летние жаркие дни иногда приходила почти внезапно гроза с обильно падающим дождём. В то время особенно торопились убрать сено, побыстрей уложить его в зарод и завершить работу до наступления дождя. Все понимали,что если не поторопиться,то вся предыдущая работа окажется проведённой напрасно, и если дождь накроет не застогованное сено,то его придётся разбрасывать на просушку снова. В такое время наш дед носился,как угорелый по лугу и сам неистово работал, и всех заставлял работать в таком же темпе, не давал никому спуска и поблажек,не щадил никого ни женщин, ни стариков, ни нас, малых помощников. На него не обижались, так как все понимали всю серьёзность такого положения, потому что допусти дождь на сено, то оно сразу потеряет свои первоначальные качества- витамины, аромат и ещё что-то полезного, о котором мы мало знаем.

В один из таких жарких дней в 1943 году наш дед Михаил Кузьмич вдруг занедужил,захворал. То ли он напился холодной воды из лесного ручья, или выпил холодного кваса после жаркой работы,или где-то пересилил себя, нам это было неведомо. В деревне медработника не было,а приезжая фельдшерица помочь не смогла. И вот хвороба его быстро свалила. Всем нам казалось, что такой крепкий могучий старик может работать без устали и без осложнений, а теперь стал слаб и немощен. Работали мы с раннего утра до поздней ночи,используя для работы весь световой день, и при продолжительной и интенсивной тяжёлой работе не каждый мог выдержать всё это. Проболев совсем немного времени, наш дед скончался. Все от души жалели его. Он был сильный старик все его знали как хорошо знающего дело и работоспособного человека, который мог организовать людей на всякое нужное для деревни и для общества дело. А на такой работе, как на сенокосе заменить его было некем, ибо в деревне не нашлось человека,подобного ему. Когда он у нас был групповодом,то тут нечего было делать ни бригадиру, ни председателю, которые хотя и приходили к нам на луг,то только для того, чтобы показать то,что они тоже участвуют в сеноуборке. А мы считали нашего деда Михаила Кузьмича руководителем, наставником и защитником, хотя он был малограмотен.

Д. Гонцово. Кировская обл. 1943г.

31. ПЕЧНИК ИВАН НИКОЛАЕВИЧ.

Ивана Николаевича в деревне все знали и звали не иначе, как Ванька-комиссар. Он был уже пожилым человеком и потому его не взяли на фронт в действующую армию.

Воевал ли он на первой мировой или гражданской войнах мы не знали и разговоров об этом не вели. А вот комиссаром у красных большевиков он мог быть, ибо не напрасно его таковым называли. Семья его шесть человек-сами двое, два сына и две дочери,