Молодость с нами

практике.

Вскоре после перехода в институт Варя пришла в кабинет к своему начальнику, к заведующему

металлографической лабораторией профессору Красносельцеву, и, по обыкновению, краснея, смущаясь,

рассказала о своих замыслах.

— Если бы вы знали, Кирилл Федорович, — говорила она горячо, — как трудно сейчас вести контроль за

плавкой. Ведь при каждой плавке приходится брать до двадцати, а иногда и больше проб. Каждую пробу надо

тут же, немедленно расшифровать. Сколько на это уходит ценнейших реактивов.

Красносельцев, откинувшись в кресле за столом, в упор рассматривал ее сквозь стекла очков.

— Хотелось бы получить от вас некоторые сведения о вашем возрасте, — сказал он неожиданно.

— Мне скоро двадцать семь лет, — ответила Варя, сбитая с толку этим вопросом.

— Странно. — Красносельцев снял очки, протер их лоскутком замши. — По виду вы моложе. Но и

двадцать семь лет — это еще не тот возраст, когда читают популярные лекции людям, прожившим большую

жизнь и кое-чего достигшим в науке.

Он сидел против маленькой сероглазой сотрудницы своей лаборатории, могучий, неподвижный, будто

памятник из гранита. Варя застыла под его тяжелым взглядом, замаскированным очками. Она молчала. Умолк и

Красносельцев.

Когда Варя хотела уже было встать и уйти, он, наконец, спросил:

— Ну, и что же вы хотите?

— Я хотела бы произвести несколько опытов, если это можно. Вот, например, для определения наличия

серы…

— Я люблю, чтобы мои сотрудники делали то, для чего они приглашены в институт, — перебил ее

Красносельцев. — Вы металловед, не так ли?

— Да, но это ведь тоже…

— Желаю вам успеха, — снова, еще более бесцеремонно прервал Варю Красносельцев. — Вам еще надо

много учиться. Учитесь у старших товарищей, перенимайте их опыт. И меньше всего фантазируйте.

Варя вышла от Красносельцева совершенно расстроенная. Не так она представляла себе этот разговор с

профессором Красносельцевым, не такой рассчитывала встретить прием. Еще нигде не относились к ней так

равнодушно и с такой бесцеремонностью. Зачем же тогда он пригласил ее на работу в институт? Она

остановилась в коридоре возле окна, у смотрела в парк, но ничего там не видела. Из глаз сами собой потекли

слезы.

— Что с вами, Варвара Игнатьевна?

Варя быстро обернулась. Перед ней стояла сотрудница из лаборатории, которую звали, кажется,

Людмилой Васильевной. У Людмилы Васильевны было приятное лицо, добрые веселые, всегда смеющиеся

глаза. Сейчас Варя видела в них тревогу, сочувствие, готовность прийти на помощь.

— Не хочется даже и говорить, — сказала Варя, быстро смахивая слезы с глаз.

Людмила Васильевна обняла ее за талию и повела по коридору. Они вошли в маленькую комнатушку, в

которой никого не было.

— Здесь занимается мой муж, — сказала она. — Как видите, его тут нет. У них с Алексеем Андреевичем

горячее время. Оба чуть ли не по двенадцать часов проводят возле электропечи. Посидимте на этом диванчике.

— Усадив Варю, она села рядом С ней и повторила вопрос: — Так что же все-таки с вами случилось?

Людмила Васильевна вызывала такую симпатию и так к себе располагала, что Варя, сама удивляясь

своей откровенности, подробно рассказала ей о разговоре с Красносельцевым.

— Ах, зачем вы к нему пошли! — воскликнула Людмила Васильевна. — Надо было идти к Алексею

Андреевичу, к Бакланову. Этот Красносельцев никого никогда и ни в чем не поддерживал, не поддерживает и не

будет поддерживать. Для него на всем белом свете существует он один. И если хотите знать, работает в

лаборатории не он, а его заместитель, Волков, Антон Антонович. Нашу лабораторию фактически тащит на себе

именно Антон Антонович. Красносельцев — только для имени. А сейчас он тем более злой и свирепый. Его

тему-то закрыли, с какими-то точками Чернова. Он держался на них лет пятнадцать. Пойдемте к Антону

Антоновичу.

В комнату в это время вошел Румянцев.

— Гриша, познакомься с Варварой Игнатьевной, — сказала Людмила Васильевна.

— Очень рад, очень рад! — На добродушном лице Румянцева Варя и в самом деле увидела радость.

Людмила Васильевна принялась быстро рассказывать ему о том, что случилось с Варей в кабинете

Красносельцева.

— Теоретик! — махнул рукой Румянцев. — Правильно. К Антону Антоновичу надо идти. Алексея

Андреевича лучше не беспокоить. Вот сейчас и пойдем вместе к Антону Антоновичу. А между прочим, Варвара

Игнатьевна, это вы здорово придумали с изотопами-то. Очень здорово. Значит, что же у вас получится? — Он

присел к столу, взял в руки карандаш, принялся черкать на листе бумаги. — Допустим, если мы хотим

определить содержание серы в ванне расплавленного металла… Берем, значит, вы говорите, радиоактивную

серу, добавляем в ванну. Если хотим определить фосфор, то добавляем соответствующий изотоп —

радиоактивный фосфор. Затем — что же? Затем выясняем, сколько в пробе металла осталось от нашего,

введенного нами элемента. Затем… Что же затем?

— Думаю, что это количество надо вычесть из внесенного изотопа, и тогда мы определим, какой процент

серы переходит в сталь, — сказала Варя не совсем уверенно.

— Правильно, правильно! И получается решение простой арифметической задачи, а вовсе не

кропотливый, сложный анализ! Замечательно! Пошли к Антону Антоновичу.

Антон Антонович Волков, седенький маленький старичок, таких восторгов, как Румянцев, не проявил.

Он сказал:

— Ну что же, все, что вам надобно, товарищ Стрельцова, к вашим услугам. У нас тут не храм науки, а

мастерская науки. Мастерите! Посмотрим, что у вас получится. Теоретически-то это ловко получается! Ищите

практическое решение. Вот только нелегко будет эти изотопы раздобывать. Попробуем у физиков…