Монарх V

Они приземлились у Никольской башни, где из последних сил держалась горстка защитников. Каменная кладка башни была изъедена кислотными дождями, вызванными чарами Голицына, а у её подножия громоздились трупы в доспехах с гербом двуглавого орла — те, кто не успел отступить.

Кореец, один из заместителей Бельского, стоял в тени арочного проёма. Его лицо, изборождённое шрамом от левого виска до подбородка, было покрыто копотью, а магические доспехи, некогда сиявшие полированной сталью, теперь напоминали ржавую чешую. В руках он сжимал артефактный пулемет, ствол которой трещал от перегрева магических кристаллов.

— Опоздали, князь, — его голос, хриплый от дыма, прозвучал как приговор. — Голицын уже у Арбатских ворот. Магические барьеры пали. Остались только «Гремучие Саперы»…

Узкоглазый кивнул в сторону группы инженеров, которые спешно устанавливали на баррикадах механические мины в форме волков. Те, шипя паром, рыли когтями землю, готовые взорваться при приближении врага.

Бельский шагнул вперёд, и ветер стих на мгновение, словно затаив дыхание.

— Где Голицын? — спросил он, не отрывая взгляда от огненного смерча, клубящегося над городом.

— Ждёт тебя. Собрал своих шакалов на потеху. — Кореец сплюнул на землю остатки жевательного табака, и слюна тут же испарилась с шипением.

Он не договорил. С востока донёсся скрежет металла — десятки механических пауков с окровавленными лезвиями вместо лап вползали на площадь, давя отступающих солдат.

Эдуард сжал кулаки. Ветер взревел, подхватывая обломки и швыряя их в пауков. Один из механизмов, пронзённый балкой, взорвался, осыпав всё вокруг искрами.

— Собери выживших и отступайте к Яузе. Переправляйтесь за Урал.

— Бежать?! — Кореец вскинул пулемет, целясь в приближающегося некроманта. Пули, прожгли череп врага, и тот рухнул, рассыпаясь в прах. — Ты знаешь, что он сделает с городом?

— Знаю. — Бельский достал из-за пояса медальон — древний артефакт рода, внутри которого бушевал миниатюрный ураган. — Поэтому я остаюсь.

Его пальцы сомкнулись на медальоне, и вдруг…

Пространство вокруг князя исказилось. Вихрь подхватил его, пронёс над горящими улицами и опустил на площадь перед Арбатскими воротами, где Голицын, восседая на походном троне из чёрного обсидиана, наблюдал за казнью пленного мага.

— Даниил! — голос Бельского прогремел, как гром.

Голицын медленно поднял голову. Его лицо, бледное и вытянутое, напоминало маску театрального злодея: высокие скулы, тонкие губы, глаза — два куска льда, лишённые зрачков. Он был облачён в латы, отлитые из теней — они словно поглощали свет, оставляя вокруг него ореол пустоты.

— Эдуард. Человек, совсем недавно ставший князем… — Голицын встал, и трон рассыпался в пепел. — Пришёл отдать город?

— Пришёл предложить дуэль. — Бельский бросил медальон на землю. Артефакт взорвался, создав вокруг них купол из свирепого ветра, отсекая генералов Голицына. — По законам Древних. Только мы.

Голицын усмехнулся, обнажив зубы, острые как иглы вампира.

— Хочешь героически погибнуть? Пожалуйста.

Он взмахнул рукой, и из тени возник клинок — чёрный, как ночь. Первый удар Голицына был обманчиво медленным. Клинок тьмы разрезал воздух, оставляя за собой трещину в реальности. Бельский превратился в ветер, переместившись за спину врага, и выпустил с десяток воздушных клинков. Но Даниил даже не обернулся — тени сгустились вокруг него, поглотив атаку.

— Детские забавы, — проворчал он, и внезапно земля под ногами Бельского превратилась в чёрную жижу. Князь едва успел создать воздушную платформу, но Голицын уже был рядом. Его клинок пронзил платформу, едва не задев горло.

Эдуард отлетел, собирая грозовые тучи. Молния ударила в Голицына, но тот поглотил её клинком, обратив в луч чистой тьмы, который князь едва парировал вихревым щитом. Взрыв отбросил обоих назад.

— Ты слаб, Эдуард, — Голицын шагнул сквозь дым, его латы несли следы ожогов, но лицо оставалось бесстрастным. — Тебе не выстоять против меня. Сам император не смог! Твой жалкий ветер не спасет тебя.

— Но спасёт их, — Бельский взглянул на восток, где Кореец вёл выживших через горящие руины.

Он сжал медальон, оставшийся у него в руке, и выдохнул последнее заклинание. Воздух вокруг Голицына сжался, образуя вакуумную сферу. Он замер, пытаясь разорвать ловушку, но Бельский уже мчался к нему, обернувшись в торнадо.

Удар. Клинок тьмы пронзил торнадо, вонзившись в грудь князя. Кровь брызнула на камни, но Бельский, хрипя, ухватился за рукоять клинка.

— Прощай, Даниил… — он разжал ладонь.

Медальон взорвался. Три серебряных осколка, невидимые для Голицына, пронзили его генералов, наблюдавших за дуэлью.

Один из них, поднявший меч для удара по пленному, вдруг застыл — его лёгкие разорвались изнутри, наполнившись сжатым воздухом. Второй, ехидно улыбающийся, вскрикнул, когда его сосуды лопнули, окрасив булыжники мостовой в алый. Последний, управлявший пауками, рухнул с механизма, а его творения, обезумев, начали резать своих же.

Голицын вырвал клинок из груди Бельского.

— Ты… безумец… — прошипел он, но князь, падая, успел ухмыльнуться.

— Зато они… живы…

Его тело рассыпалось в прах, унесённый внезапным порывом ветра.

* * *

Кореец стоял на холме за Яузой, глядя, как Москва превращается в погребальный костёр. Рядом с ним, на грузовиках теснились выжившие — дети, старики, раненые воины. Вдалеке, над Кремлём, уже реяло знамя Голицына — чёрное полотно с кровавым трезубцем.

— Что теперь? — спросил юный маг, лицо которого было испачкано сажей.

Кореец медленно повернулся. Его шрам, в последние часы багровый, теперь казался бледным на фоне зарева.

— Теперь… — он достал из-за пазухи серебряный медальон — тот самый, что Бельский бросил перед дуэлью. Внутри, за стеклом, бушевал крошечный ураган. — Теперь мы уходим, чтобы его жертва была не напрасной и навечно запомним героя Москвы!

Он сжал медальон в кулаке, и ветер, подхвативший грузовики и людей, понёс их прочь от горящего ада, в сторону Уральских гор, где даже тьма Голицына пока была бессильна…

* * *

Равнина, на которой сошлись армии, напоминала рану на теле земли. Грунт, некогда плодородный, превратился в месиво из пепла, крови и осколков металла. Небо, затянутое дымом от горящих деревень, светилось багровым заревом, будто сам ад прорвался на поверхность. Ветер гудел, разнося запах гниения — магия смерти Голицына уже отравляла воздух.