Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая
Шрифт:
Внизу кусты мелькнули размытыми зелёными полосами, опасно близко. Лёха инстинктивно втянул голову в плечи, уже понимая, что если сейчас заденет… но не задел, не зацепил — ещё несколько сантиметров, и можно было бы прощаться Самолёт качнуло, он ещё не хотел полностью подчиняться, еле слышный свист в потоке воздуха подсказывал, что машина нестабильна. Вцепившись в управление, он осторожно ловил баланс. Короткие движения педалей, чуть ослабить натяжение штурвала — и вот, теперь уже можно было более уверенно взять курс,
Перед тем, как смотреть вперёд, он ещё раз
Там, на дороге, грузовик уже остановился, а из него один за другим начали выскакивать солдаты.
Кое-кто размахивал руками, другие замешкались, оглядываясь вверх, но их реакция больше напоминала растерянность, чем реальную попытку что-то сделать.
Лёха ухмыльнулся про себя.
— Поздно, пить «Боржоми», парни, когда почки отвалились!
Теперь догнать их можно было только пулями.
Вторая половина июня 1937 года. Небо между аэродромом Сото и Авилой.
Хейно Капутнахер вёл свой пятьдесят первый «Хейнкель» уверенно и с ленивым самодовольством. Он любил патрулирование — это были полёты без спешки, с ощущением контроля. Можно пролететь над линией фронта, почувствовать себя хозяином неба, поиграть мышцами, а если повезёт — загнать кого-нибудь в землю.
В прошлый раз он конечно совершил подвиг, пикируя на этот состав. И ему выпала награда. И непростая, а высокая. Конечно, не без помощи дяди — старого хитрожопого интригана, который при всей своей полезности вызывал у него смешанные чувства.
«Надо будет подогнать ему коньяка», — подумал Хейно, щурясь на горизонт. Оставалось решить, сделать это из уважения или чтобы он быстрее сдох от пьянства.
Патрулирование шло по плану. Он проделал почти весь путь до гор, обозначивших дальний край маршрута, развернулся и лёг на обратный курс.
И вот тут заметил точку. Она шла встречным курсом, далеко, слева.
Хейно добавил газу, закладывая плавный вираж. В голове зудело предвкушение. Может, это будет скучная проверка, а может — быстрый бой, где он снова покажет своё мастерство.
Точка приближалась. И превращалась в… Что за чёрт? Перед ним был какой-то нелепый самолётик. Маленький, медленный, корявый. Пузатый фюзеляж, длинные ножки шасси, крылья, будто пьяный инженер пытался их слепить из разных моделей.
Хейно Капутнахер продолжал сближаться с неизвестным самолётом, пристально вглядываясь в его очертания. Чем ближе он становился, тем больше в нём было чего-то неправильного, несуразного. Это был явно не боевой истребитель, не бомбардировщик, да даже на обычный связной самолёт он походил с большой натяжкой. Узкое, вытянутое тело, большая стеклянная кабина, высокие шасси, какие-то слишком большие для такого крошечного фюзеляжа крылья.
Но самое главное — цвета.
Хейно нахмурился.
На боках самолёта были нанесены те же самые круги, что и на его машине. Бело-черные буквы «Х» на крыльях и хвосте говорили однозначно — этот самолёт принадлежал националистам. Таким же, как и он сам.
И вот тут что-то внутри ёкнуло. А что он делает в этом секторе? Эта машина шла прямиком в сторону
гор, за которыми начиналась территория республиканцев. Никаких сообщений о союзных самолётах, работающих в этом районе, не поступало.Что он забыл на этом направлении?
Эта штука летела не просто мимо — её маршрут выглядел осмысленным, целенаправленным. Пилот явно знал, куда направляется, и у него, без сомнений, была чёткая цель.
Аэродром в Авиле остался далеко позади, а впереди…
Мадрид. Столица, всё ещё удерживаемая республиканцами, город, за который шли бои с первого дня войны. И если этот самолёт направлялся именно туда… Хейно почувствовал, как пальцы сами ложатся на гашетку.
Другой бы он уже давно расстрелял. Никаких предупреждений, никаких раздумий — один залп, и пусть падает.
Но этот самолёт был окрашен в союзные цвета. Он на миг поколебался. И всё же вспомнил — у генерала был такой же. Это единственная мысль, которая остановила палец от нажатия. Хейно нахмурился ещё сильнее, принимая решение.
«Ладно, раз уж я тебя не сбил, давай посмотрим, что ты за птица.»
Плавно довернув, он заложил вираж, заходя в хвост странному самолётику.
«Дам предупредительную очередь, посмотрю, как себя поведёт пилот. Должен же он хотя бы попытаться уйти или подать какой-то знак.»
Но, к его удивлению, самолётик совсем не испугался.
Он не дёрнулся, не ушёл вниз, не рванул в сторону — вместо этого он неуловимо легко, просто выскользнул из прицела. Без всяких выкрутасов, без сложных манёвров — просто, но уверенно, как будто пилот заранее знал, куда пойдёт преследователь.
Хейно щёлкнул языком и раздражённо добавил газ. Хорошо, если не хочешь пугаться — тогда посмотрим, кто ты такой. Его машина резко набрала скорость, догоняя этот странный аппарат. Дело было плёвое — его «Хейнкель» намного быстрее.
Уродливый самолёт, как он его про себя уже окрестил, медленно тащился вперёд, словно и не подозревал, что рядом с ним в воздухе висит опасность.
Хейно резко сбросил газ, выходя на один уровень с кабиной. Теперь он мог разглядеть пилотов. То, что он увидел, заставило его на миг моргнуть.
Внутри сидело двое. Оборванцев.
Иначе назвать их было трудно. Потрёпанные комбинезоны, какие-то старые, помятые шлемы, общий вид — будто эти двое только что вылезли из полей и угнали этот самолёт из какого-то музея.
И самое странное — они ему радостно махали руками.
Будто встретили старого приятеля. Хейно поджал губы, соображая, какого чёрта.
И тут стрелок, сидящий сзади, широко ухмыльнулся, поднял руку и…
Показал ему средний палец!!! А следом загрохотала пулемётная очередь…
Вторая половина июня 1937 года. Небо между аэродромом Сото и Авилой.
Иван крутил головой в шлемофоне и очках в открытой кабине «ишака», внимательно всматриваясь в окружающее пространство. Закатное солнце било в глаза, заставляя щуриться, а чистое небо, казавшееся бездонным и бесконечно мирным, было в действительности полем боя, где враг мог появиться в любой момент.