Мост висельников

— И с теми, с кем они не работают, тоже, — сказал Трэвис, ухмыляясь мне.

— Полагаю, ты не хочешь сказать, кто в моем доме шпионит за мной? — проворчал я, и он рассмеялся.

— Даже если бы я знал, я бы не сказал. Я же говорил, что я член Картеля Кастильо до мозга костей, порежь меня, и залью во имя них кровью весь пол этой замечательной машины. Я их собственность, и теперь у меня нет выхода, даже если бы я этого захотел.

— Но ты этого не хочешь? — Спросил я. Казалось, что в юном возрасте у него не было большого, кроме как присоединиться к такой жизни, поэтому я ожидал, что у него будут мечты о другой жизни. В конце концов, я сталкивался с подобным в своей собственной банде. Кровь за кровь. Хотя это не означало автоматически, что смерть — единственный выход. Иногда я позволял людям купить себе свободу от этой жизни ценой убийства кого-то, от кого я хотел избавиться, записывая доказательства их преступлений на случай, если они когда-нибудь попытаются предать меня. Но не было смысла удерживать мертвый груз, потому что человек, мечтавший о свободе, в которой ему было отказано, никогда не будет предан настолько, насколько мне нужно, поэтому имело смысл решать эту проблему именно так.

Трэвис рассмеялся, качая головой. — Нет смысла задавать вопросы о вариантах, которых нет. Я просто рад, что покончил с гребаным Шоном.

Он больше ничего не сказал мне о том, чем он собирается заниматься с этого момента, но я не был удивлен. Зачем ему это? Он, вероятно, и сам об этом не подозревал, и я мог сказать, что в основном он был рад освободиться от командования Шона.

— А как насчет тебя, старик? — Спросил Трэвис, склонив голову набок, когда посмотрел на меня. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы бросить все это? Уйти на пенсию в какое-нибудь солнечное место…ну, наверное, здесь у тебя с солнцем все в порядке, но, может быть, куда-нибудь туда, где будет меньше людей, желающих убить тебя каждую чертову минуту?

Уголок моих губ приподнялся, и я пожал плечом, не сводя глаз с дороги.

— Сомневаюсь, что выход на пенсию, для меня. — Однако я подумывал о переменах, не то чтобы ему нужно было об этом слышать, но я тридцать с лишним лет правил этими улицами, руководил бандой и был боссом. Я слишком долго оставался на одном месте, и время от времени я подумывал о изменение вектора — не столько о том, чтобы покинуть банду, сколько о поиске новых начинаний, в которых можно было бы ее задействовать. Но было трудно всерьез думать об изменении стратегии, которая работала так хорошо. Может быть, когда Фокс и Маверик наконец-то разберутся в своих отношениях как следует, я передам им бразды правления и попробую что-то другое. В конце концов, таков был план — оставить им мою империю после моей смерти, так что не было ничего немыслимого в том, что я мог бы сделать это раньше. Наверное, я никогда по-настоящему не ожидал, что доживу до сорока лет, не говоря уже о том, чтобы намного перевалить за них, так что мне не казалось, что это то, о чем я должен беспокоиться.

— Не знаю, я уже представляю себе это — ты с трубкой и в тапочках, читаешь газету, глядя на балкон из комнаты в доме престарелых. Ты, должно быть, уже начинаешь чувствовать ломоту и боль в суставах по ночам — пройдет совсем немного времени, и ты начнешь пользоваться тростью.

— Да? Ну, я мог бы использовать ее, чтобы надирать тебе задницу всякий раз, когда ты будешь заглядывать в гости, так что, думаю, она могла бы пригодиться, — парировал я, только заставив его улыбнуться шире.

— По крайней мере, ты признаешь, что тебе понадобится преимущество в виде оружия, чтобы одолеть меня, — сказал он, казалось, бесконечно довольный поворотом этого разговора, и я вздохнул.

Мы выехали за черту города, оставив позади Сансет-Коув, и вели светские беседы, чтобы заполнить тишину, но Трэвис был молод, самоуверен, и заносчив, а я слишком привык пользоваться уважением таких засранцев, как он, чтобы терпимо относиться к его дерьму.

У Трэвиса не было никаких границ, он небрежно порылся в бардачке и дверном отсеке, пока не нашел себе жвачку, а затем у него хватило наглости предложить мне ее.

Я вздохнул, проведя рукой по лицу и сосредоточившись на дороге. Это была чертовски долгая ночь, и я смертельно устал. Я мог бы обойтись и без этого разговора с Кармен, но, конечно, выбора у меня не было. Когда вызывала Кармен Ортега, все мужчины вставали по стойке смирно. Если только они не хотели навлечь на себя ее гнев, а я мог быть кем угодно, но не настолько дураком, чтобы перечить ей.

Наконец мы свернули с главной дороги, следуя по частной дороге мимо нескольких охранников, которые подозрительно посмотрели на нас, но пропустили, зелень вокруг нас сгущалась по мере того, как мы продвигались, пока, в конце концов, мы не заметили огромный белый особняк, возвышающийся на скале впереди.

Я затормозил перед высокими воротами из кованого железа, глядя прямо в камеру наблюдения, установленную там, когда я вышел из машины, чтобы подождать на палящем солнце, пока один из ее подчиненных впустит нас.

Четверо вооруженных мужчин вышли из будки охраны, расположенной слева от подъездной аллеи, выкрикивая нам инструкции по-испански, прежде чем пройти через ворота и подойти, чтобы обыскать меня.

Я прикусил язык, ожидая, пока они закончат обыскивать меня, замечая, как они поглядывают на Трэвиса, словно он тоже был для них незнакомцем, хотя они не обыскивали его так, как меня. Я предположил, что он не особо присутствовал в их организации, пока был внедрен к Шону, но его, похоже, нисколько не беспокоило их недоверие или неуверенность. На самом деле, он не спеша рассматривал особняк за их спинами, как будто они вообще мало что значили для него.

— Сюда, — процедил мужчина, кивком приказывая нам следовать за ним, и мы пошли за ним, шагая в тени ряда пальм, которые окаймляли дорожку до входной двери.

На меня тяжело давила усталость, пока я шел, и я стиснул зубы, борясь с ней, зная, что здесь мне нужно быть на высоте. Я расправил плечи, стараясь сохранить остроту инстинктов и ясность внимания.

Нас привели на широкое крыльцо, и мужчина открыл дверь, проведя нас мимо еще одного поста охраны, а затем повел к огромной внушительной белой лестнице, которая спиралью поднималась на этаж выше. Все помещение было отделано безупречно, а деньги, казалось, буквально капали с потолка. Изящные произведения искусства, висевшие на стенах или стоявшие на отдельных постаментах, взывали ко мне на каком-то глубинном уровне. Я не мог сказать, что раньше проявлял особый интерес или понимание к таким вещам, но было невозможно отрицать производимый ими эффект или то, как они требовали внимания, пока мы проходили мимо.

Наверху лестницы охранник повел нас налево по длинному коридору с ведущими из него арочными дверями, белые деревянные половицы глухо стучали у нас под ногами, возвещая о нашем прибытии. Это место больше походило на роскошный отель, чем на дом, но на самом деле меня это не удивило: Кармен была женщиной, которая требовала всего самого лучшего.

Пепито стоял перед одной из дверей впереди нас, его спина была прямой, а взгляд устремлен в противоположную стену. Мужчина был словно стеной из твердых мышц, без единой мысли в голове, кроме преданности женщине, которая, как я предполагал, находилась за этой дверью.

Он пристально оглядел нас, когда мы подошли к нему, его холодный взгляд прошелся по мне, а затем по Трэвису, и все мысли, которые у него могли появится о нас двоих, оставались крепко запертыми в его голове, поскольку он не выказал ни малейшей реакции на наше присутствие.

— Она готова принять нас? — спросил охранник, который привел нас сюда, и Пепито кивнул, отступая в сторону, чтобы пропустить нас к белой двери у него за спиной.

Охранник открыл дверь, и яркий солнечный свет залил огромные апартаменты, проникая через высокое окно и открытую дверь, ведущую на балкон.

Мы последовали за ним в комнату, и моя спина напряглась от запаха секса, смешанного со сладостью духов Кармен, а затем я споткнулся, когда увидел мужчину, лежащего на огромной кровати с балдахином справа от нас.

Мои губы приоткрылись, когда я увидел его мускулистое тело, простыни едва прикрывали его член там, где он лежал, запутавшись в них, спя как убитый, казалось, не подозревая о нашем присутствии. На его груди и руках были царапины, следы ногтей, оставленные в порыве страсти, и я заметил синяк вокруг его горла.