Мост висельников

Я ощущал ее вкус на своем языке и не мог насытиться тем, как идеально она ощущалась вокруг меня, мои руки переместились к ее попке и сжимали эту идеальную плоть, пока она скакала на мне. Мы оба целовались, стонали и притягивались друг к другу все ближе, привыкая к этому ощущению, к тому, как мы владеем друг другом таким совершенно нереальным способом. Она двигала бедрами совершенными движениями, которые заставляли меня попадать в ту самую сладкую точку внутри нее, отчего она стонала и смотрела на меня в дымке удовольствия.

Я притянул ее тело вплотную к своему, и она потерлась клитором о мою лобковую кость, в то время как я надавливал на ее спину, удерживая ее там и приближая к кульминации так, что ее киска сжимала мой член и умоляла меня кончить для нее. Но я не кончу, пока не кончит она. Я хотел почувствовать, как она распадается на части для меня, разрушается только для меня. Трахая только меня.

Я поморщился, когда она всем весом навалилась на мою колотую рану, но когда она попыталась отстраниться, я только крепче прижал ее к себе, не позволяя моей травме все испортить, и она уступила моим желаниям, ее рот снова встретился с моим, и она застонала от удовольствия.

Она начала дрожать, и я еще больше замедлил темп, прижимая ее к себе и сдерживая ее оргазм, в то время как ее бедра двигались быстрее, пытаясь украсть его у меня.

— Фокс, — взмолилась она, и звук моего имени, слетевшего с ее губ, был таким чертовски совершенным, что мне пришлось уступить.

Я еще немного приподнял бедра и глубоко вошел в нее, попадая прямо в ее точку g и заставляя ее сжать в кулаке подушки у моей головы. Ее киска начала пульсировать вокруг моего члена, когда она сдалась мне со страстным стоном, который был, безусловно, самым сексуальным звуком, который я когда-либо слышал за всю свою жизнь.

По моему лицу расплылась улыбка, когда она кончила, издавая стоны и извиваясь, а мое имя снова и снова слетало с ее языка, пока я трахал ее все быстрее, так близко к тому, чтобы кончить самому, но ни на секунду не теряя концентрации, потому что старался продлить ее кульминацию как можно дольше.

Когда все закончилось, она обмякла в моих руках, а я схватился за ее бедра, нуждаясь всего в двух последних толчках, чтобы кончить. Из горла вырвался стон, приглушенный тем, что его саднило, но от силы этого оргазма у меня закружилась голова.

Удовольствие пробежало по всей длине моего члена, когда я взорвался внутри нее, оставаясь глубоко в ней, пока наслаждался кайфом, изменившим мою жизнь. Казалось, что наши чертовы души столкнулись и сплелись в нечто, созданное самой Вселенной.

Ее лоб прижался к моему, и я хотел сказать так много всего, но вместо этого мы просто лежали вот так, глядя друг другу в глаза и крепко прижимаясь друг к другу.

— Никогда больше не покидай меня, Фокс Арлекин, — потребовала она, когда мы наконец отдышались.

— Никогда, — поклялся я, и покой наполнил ее взгляд, как будто она ждала услышать это очень, очень давно.

Она соскользнула с меня, закинув одну ногу мне на бедра, а я прижал ее к себе, и она прижалась ухом к моему сердцу. Наверное, оно выдавало все мои тайны, но мне было все равно, ведь я никогда не пытался скрыть, что люблю ее. Я только надеялся, что она понимает: теперь я планирую выражать свои чувства менее разрушительным способом, чем раньше. А когда ко мне вернется голос, я буду каждый день, что дарован мне с ней, прямо говорить ей о том, что она значит для меня.

Жизнь дала мне еще один шанс, и я не собираюсь его упустить. Нет. Начиная с завтрашнего дня, я начну исправлять прошлое и строить наилучшее будущее, которое смогу предложить Роуг и своим парням. Пора снова начать жить, пора вернуть наш город и сделать так, чтобы дети, которыми мы когда-то были, гордились взрослыми, которыми мы наконец стали.

***

Я проснулся рано, услышав, как где-то в доме закрылась дверь, и на секунду растерялся, потянувшись за пистолетом, который обычно прятал под подушкой, но его там не было.

Вместо этого моя рука встретила другую руку, и все вернулось ко мне, как только я приоткрыл глаза и увидел ее: она спала на животе, обняв меня одной рукой, а ее голова лежала на подушке, которую мы делили, вторая же ее рука была крепко зажата под ней.

Ее радужные волосы высохли, мягкими волнами разметавшись по подушке, а на лбу, как это часто бывало, когда она спала, залегла небольшая морщинка. Я знал это по тому, сколько раз прокрадывался в ее комнату, чтобы понаблюдать за ней пока она спит с тех пор, как она вернулась к нам, и до сих пор не мог заставить себя чувствовать вину за это. С ее возвращением моя одержимость ею усилилась, а постоянное страх, что она ускользнет от меня, обострился. Но теперь, когда она была здесь, я вдруг перестал этого бояться.

Она выбрала меня. Не в том смысле, что забыла об остальных, а как-то иначе, не так, как я ожидал до прошлой ночи. Я думал, что почувствую, как как ей не хватает остальных, думал, что если она будет со мной, то я получу только часть ее, но все оказалось совсем не так.

Я слегка повернулся к ней, и боль охватила меня, как огненный шар. Осознание того, что обезболивающее перестало действовать, ударило по мне в полную силу. Мое вздрагивание даже не заставило ее пошевелиться, хотя я знал, что эта девушка спит как убитая, так что не могу сказать, что был удивлен.

Я провел пальцами по ее плечу, стиснув зубы при виде синяка, прежде чем наклониться и разбудить ее поцелуем. Она не пошевелилась, и ухмылка тронула мои губы, когда я сделал это снова. И снова.

Сдавшись, я соскользнул с кровати и, сжав челюсти от боли, двинулся через комнату в ванную. Я принял быстрый душ, сохранив бинты сухими, потому что воспользовался насадкой для душа, чтобы привести себя в порядок, прежде чем вернуться в свою комнату и одеться. Роуг все еще спала, выглядя очень соблазнительно, свернувшись калачиком поверх моих простыней, а изгиб ее голой задницы умолял о моем прикосновении. Но я оставил ее в покое, натянул спортивные штаны и вышел из комнаты.

Звук работающей кофе-машины доносился из кухни внизу, но я направился не туда, а проскользнул в кабинет. Мне нужно было сделать нечто важное: мысли, горящие в голове, рвались наружу, и пока мой голос подводил меня, я должен был сделать это по-другому.

Я закрыл дверь и сел за письменный стол, выругавшись, когда рана у меня в боку заныла. Я взял лист бумаги и ручку, записывая свои мысли, выплескивая их наружу, пытаясь сказать то, что никогда бы не смог произнести, если бы не выбрался с того моста.