Мой мастер (сборник)
Шрифт:
— Один пиджак! — отозвался Косой.
Хмырь в торговле не участвовал, он был уверен в своих силах. Сел за шахматы.
Некоторое время играли молча.
— А вот так? — пошел конем командированный.
Хмырь задумался.
— Лошадью ходи, — нервно посоветовал Косой.
— Отвались! — раздраженно сказал Хмырь.
— Лошадью ходи, век воли не видать!.. А мы — вот так! — заорал Косой и, не выдержав, передвинул пешку.
— Пошел? — вопросительно посмотрел командированный.
—
— Мат! — торжественно объявил его противник.
Хмырь посмотрел на доску, убеждаясь в проигрыше, перевел глаза на недоуменную физиономию Косого и, не выдержав этого зрелища, сгреб с доски фигуры и швырнул их в советчика.
— Ты что делаешь? — У Косого от обиды и гнева задрожали губы. Он не терпел унижения при посторонних. — Ты кого бьешь?..
Он схватил шахматную доску и треснул Хмыря по лысине.
— Товарищи! Товарищи! — заметался командированный. — Прекратите! Вы что, с ума сошли?
— Отставить! — вдруг раздался резкий, повелительный окрик.
В дверях стоял Трошкин. Одним прыжком оказавшись на середине комнаты, он схватил Хмыря и понес из номера, как щенка.
Косой и Али-Баба последовали за ними. Проигравшийся и перепуганный командированный снова остался в одиночестве.
— Раздевайся сейчас же! Верни вещи! — с тихой яростью приказал Хмырю Трошкин.
— А это не видел? — Хмырь выкинул к носу Трошкина фигу: ему не хотелось расставаться с честно выигранными вещами.
Трошкин не выдержал и, размахнувшись, с наслаждением дал Хмырю по уху. Легкий Хмырь отлетел в противоположный угол комнаты. Туда же подбежал Косой и, воспользовавшись лежачим положением товарища, добавил ему от себя лично ногой в бок.
— Вот тебе… — И в следующее мгновение сам отлетел в другой угол: Трошкин, не балуя разнообразием, съездил по уху и ему.
Али-Баба, полагая, что и его будут бить, присел на корточки и замахал над головой руками.
— Снимай! — Трошкин поставил Хмыря на ноги. Тот не заставил себя ждать, стал судорожно стягивать все выигранное имущество.
Трошкин сгреб вещи в охапку и пошел к командированному.
— Вот! — Он бросил все ему на постель, снял с себя джинсы и приобщил к возвращаемой одежде. — Стыдно, товарищ!
И вышел, хлопнув дверью.
Хмырь и Али-Баба лежали на постелях лицом к стене. А Косой стоял и смотрел в окно.
Трошкин вошел в номер, прошелся по комнате и, немного успокоившись, сказал:
— Ну вот что, если мы не хотим снова за решетку, если хотим до шлема добраться — с сегодняшнего дня склоки прекратить. Второе: не играть, не пить без меня, не воровать, жаргон и клички отставить, обращаться друг к другу по именам, даже когда мы одни. Тебя как зовут? —
Он обернулся к Хмырю.— Гарик… Гаврила Петрович.
— Тебя?
— Федя… — сказал Косой.
— Тебя?
— Али-Баба.
— Я кому сказал, клички отставить!
— Это фамилия! — обиделся Али-Баба. — А имя — Василий Алибабаевич, Вася.
— Как верблюда, — отозвался Косой.
— А меня… Александр Александрович. Все ясно? — спросил Трошкин.
— Ясно… — нестройным хором отозвались Федор, Гаврила Петрович и Василий Алибабаевич.
Трошкин обвел их усталым взглядом.
— Как стемнеет, кассу будем брать, — объявил он.
— И он пойдет? — Косой кивнул на Али-Бабу.
— И он…
— Так он же на этом скачке расколется, падла, при первом шухере! — скандально закричал Косой.
Али-Баба насупился, но промолчал.
— Пойди-ка сюда, Федя. — Трошкин поманил Косого пальцем. — Вот тебе бумага. — Он подвинул листок бумаги в линейку, лежащий на столе, чернила, ручку с пером. — Пиши.
Трошкин встал из-за стола и, шагая из угла в угол, стал диктовать:
— Падла… поставь тире… нехороший человек. Раскалываться — предавать, сознаваться. Шухер — опасность. Скачок — ограбление… Записал?
— Записал, — сказал Косой.
— А теперь, Федя, повтори Васе то, что ты ему сказал, на гражданском языке.
— Хе-хе, — заржал Косой и, заглядывая в листок, как в шпаргалку, медленно перевел: — «Так этот нехороший человек… предаст нас при первой же опасности».
Ночью на задворках детского сада трудилась «команда», освобождая помещение будущего спортзала.
Работали по двое: Хмырь в паре с Трошкиным, а Косой с Али-Бабой. Производительность была неодинаковая: гора из батарей у первой пары была вдвое выше, чем у второй.
— Семьдесят первая. — Хмырь опустил очередную секцию.
— Сорок шестая… — так же шепотом отсчитал у себя Косой.
— Не сорок шестая, а тридцать вторая! — прошипел Хмырь, державший под контролем работу товарищей. — Филонишь, гад!
— Александр Александрович! — громким шепотом позвал Косой. — А Гаврила Петрович по фене ругается!
— Отставить разговоры! — приказал Трошкин и вдруг заорал на весь город Новокасимск: — А-а!! Ой, нога, нога!!
— Тише ты! — Хмырь в темноте зажал ему рот.
— Этот Василий Алибабаевич… — простонал Трошкин, — этот нехороший человек… на ногу мне батарею сбросил, падла!
У двери лежала последняя батарея, ее оттащили в сторону. Хмырь потянул дверь, она легко поддалась. Все вошли в игротеку.
— Здесь! — простонал Трошкин, указывая на тумбочку.