Мой первый встречный: случайная жена зельевара

Должно быть, это было то самое чувство, что должен приносить брак – ты за каменной стеной человека, который никому и никогда не даст тебя в обиду.

– Вы ведь придумали все это, – негромко сказала я, и Кассиан едва уловимо улыбнулся.

– Разумеется. Волтонский краб немыслимая редкость, он ядовит, но люди в него не превращаются. Вернее, превращаются, если хамят мне и обижают мою жену.

Это было сказано очень спокойно и просто, но слова согрели меня, окутав сердечным теплом и надеждой. Я никогда и ни к кому не испытывала такой благодарности.

Как же мне повезло!

– Это наука Гевину – не лезть к тому, кто может превратить тебя в немыслимое чудовище, – продолжал Кассиан. – И всем остальным. Больше никто не вспомнит о вашем женихе, Флер, и не оскорбит вас ни словом, ни взглядом, не беспокойтесь.

– Мы спасли друг друга, – сказала я. – Несколько раз. Спасибо вам.

– Не стоит благодарности, – ответил Кассиан, открывая дверь и пропуская меня в жилой корпус. – Сварите еще зелья от моего недуга на всякий случай.

***

Зелья я наварила столько, что в нем можно было купаться. Кассиан перетащил котел к кровати, и я заметила:

– В колледже нам никто не помогал. Мы все котлы таскали сами.

– Ну так вы теперь и не в колледже, – произнес Кассиан. – Куда вам тащить такую тяжесть?

Он отряхнул ладони, вышел к рабочему столу, а я расположилась в одном из кресел и спросила:

– Что это за лунные лисы? Оборотни?

– Примерно. Оборотень не способен сдерживать свою природу. Превращается в животное в зависимости от фаз луны. А лунные лисы принимают звериный облик, когда захотят. Или вообще не принимают.

– Получается, можно и не узнать, что ты лунная лиса, – пробормотала я. – И зачем ему ее кровь, если сейчас много новых чар?

Кассиан пожал плечами и собирался было ответить, но в это время в дверь постучали. На пороге обнаружился Пинкипейн – в руках он держал большую банку, наполненную розоватым сияющим порошком.

– Твоя доля! – звонко произнес он, и я в очередной раз подумала: настоящий эльф. Только у них такие звонкие чистые голоса, словно они не говорят, а постоянно поют. – Волтонский краб отложил еще одну жемчужину, ректор решил истолочь их в порошок. Часть на внутренние эксперименты академии, часть на продажу.

Кассиан отступил, пропуская Пинкипейна в комнату – тот вошел, с интересом посмотрел на меня, и я невольно ощутила смущение.

– Разве папаша Лонгхорн не хотел их забрать? – спросил Кассиан. – Вроде он из тех, кто не упускает того, что плывет в руки.

– Конечно, хотел, – рассмеялся Пинкипейн. – Но ректор сразу сказал, что жемчужины очень ядовиты, и Лонгхорн не стал рисковать. Ну и уроки ты задаешь своим студентам!

Кассиан вздохнул.

– У меня на родине говорят, что дурака и в церкви бьют. Раз он такой дурак, что лезет к сильному магу, раз он так глуп, что не думает о субординации, то что поделать! Приходится учить!

– Мои студенты в восторге. Волтонский краб, который откладывает жемчужины! Где еще такое увидеть?

– Это мерзко, честно говоря, – призналась я. Пинкипейн взглянул на меня с тем же теплым интересом, мягко прищурившись, и казалось, будто он пытается прочесть мои мысли или заглянуть в душу так глубоко, куда я сама не заглядывала.

– Простите мою дерзость, но я покорен вашим поступком, – признался он. – Сбежать от навязанного жениха, предложить первому встречному взять вас в жены… Для этого нужна отчаянная смелость!

– Для этого нужно лишь желание жить, – сдержанно ответила я. – Уже сбилась со счета, сколько жен похоронил Элдридж Уинтермун. И не собиралась пополнять список.

Пинкипейн понимающе кивнул, и мне подумалось, что он не носит очки, хотя и должен. Поэтому и смотрит так, прищуриваясь.

– А смелость мне еще пригодится, – продолжала я. – Здесь хватает опасностей. Убийства, например, происходят.

– Да, этот следователь Ренкинс допрашивал всех преподавателей. Кстати, я припомнил один способ опознать лунную лису! Когда я учился на первом курсе, нам рассказывали, что у оборотней и их подвидов кровь выглядит серебряной в лунном свете!

– Получается, у Кайлы было кровотечение, и кто-то заметил его ночью, – нахмурился Кассиан, и Пинкипейн снова кивнул.

– Да, я так и сказал Ренкинсу. Кто видел ее ночью?

– И снова мы приходим к ректору, – произнес Кассиан. – С кем еще девушка проводила ночи?

Пинкипейн только руками развел.

– Знаете, на что я надеюсь? Что душегуб остановится и не будет искать новых лунных лис.

– Я так и не поняла, зачем они ему, – сказала я. Комната медленно погружалась в сумерки, и мы были похожи на заговорщиков, которые обсуждают захват королевского дворца.

– Как только мы это поймем, то узнаем, где его искать, – откликнулся Кассиан. – Впрочем, давайте оставим следователю Ренкинсу его работу, а сами займемся своей.

Пинкипейн понял намек и откланялся. Когда за ним закрылась дверь, то я сказала:

– Он похож на эльфа. Хотя эльфов не бывает.

Кассиан усмехнулся.

– Зато бывают тролли. Вы заметили, какие у него глаза?

Я неопределенно пожала плечами. Вроде бы серые с прозеленью. Не всматривалась я в глаза Пинкипейна.

– Зеленые?

– Именно. Он тролль в девятом поколении. Его из-за этого едва взяли в академию.

Старые законы о чистоте крови запрещали потомкам троллей учиться в столице и работать на сколь-нибудь значимых должностях. Если у тебя был пра-пра-пра-и еще много раз прадедушка тролль, чудовищное порождение древней магии гор, то ты можешь хоть сто раз быть похож на эльфа – это тебе мало поможет. Все так и будут ждать от тебя зла и темной магии.

– Ректор взял Пинкипейна под свою ответственность, – продолжал Кассиан, – и не пожалел об этом. Видите, Флер, у каждого здесь своя тайна.

– Лишь бы они не заканчивались убийствами, – вздохнула я.

***

Ночью я проснулась от того, что Кассиан шевельнулся за стеной.

Дождь закончился, тучи разлетелись прочь, и растущая луна заглядывала в окно – полоса света казалась дорогой, ведущей к страшным чудесам и приключениям. Я села и некоторое время ждала, что Кассиан шевельнется снова.

Надо было просто встать и посмотреть, все ли с ним в порядке. Но меня вдруг охватил липкий парализующий страх.