Мой путь озарён рассветом

— Садись. И говори, чего ты уже умеешь.

Я попыталась рассказать и наткнулась на стену лёгкого насмешливого презрения. Оказалось, я умею гораздо меньше, чем мне казалось. Фактически, ничего не умею.

— Видеть духов в их мире и болтать с ними, это всё, чему тебя научили? — ворчала Лаура.

Мне стало обидно. На то, чтобы научиться этому, мне потребовалось немало времени и сил. Я вспоминала, как сидела дома у Марики и пыхтела, пытаясь понять, что говорит мне её домовой, как я обрадовалась, когда сумела завести диалог с демоном Фаины, и исподлобья поглядывала на старушку-южанку.

— Странно тебя учили, — продолжала тем временем та. — Даже основ не знаешь, а с демонами болтать можешь.

Я окончательно обиделась и запуталась, а Лаура, ткнув в меня пальцем, велела:

— Сними косынку и закрой глаза. И не надо мне тут обижаться. Я к тебе с добром.

Я подчинилась. Примятые уши радостно вскинулись вверх.

— А теперь слушай.

Я приготовилась слушать, но старушка ничего не сказала. Видимо, слушать я должна была не её. Некоторое время безнадёжно повслушивавшись в плеск воды и шуршание облетающих листьев, я сдалась.

— Я не слышащая всё-таки.

— Я тоже, — отрезала Лаура. — Не то слушаешь и не так. И не тем.

— Предлагаешь слушать хвостом? — буркнула я, всё ещё обижаясь. — Объясни, что слушать хоть.

— То, что слышит каждый раск. Каждый, у кого уши выросли нормальные. Так что давай, глаза закрой, расслабься и просто слушай. Ишь, кто там учил тебя, в дебри повёл, а основ не показал… Кому глухие ведьмы нужны?

Обида усилилась, но я ничего не сказала, лишь снова закрыла глаза и принялась слушать.

— Музыку ищи, — велела старушка. — Песню. Как найдёшь — сама поймёшь, о чём я, а пока сиди тут.

«Обожаю такие объяснения, всё сразу встало на свои места!» — мысленно ответила я ей, дёрнула хвостом, но смолчала.

Я уселась поудобнее и снова попыталась понять, чего от меня хочет Лаура. На этот раз я просидела долго. Слух и в самом деле обострился, теперь я слышала едва различимое потрескивание огня свеч, дыхание сидящей рядом раски, лучше различала шорохи леса. И всё-таки ничего необычного я не замечала. Мне начало становиться скучно.

— Чего ушами дёргаешь, — снова заворчала моя новоявленная наставница. — Опять не так слушаешь, что ж за горе с тобой. Думаешь, да?

— В смысле? — не поняла я.

— Головой думаешь, головой слушаешь.

— Ну, а чем ещё думать можно? — я открыла глаза, чтобы встретиться взглядом с очень сердитой Лаурой.

— Ничем! — припечатала она. — Слишком много ты думаешь, отсюда все твои беды.

— Это как?

— А так. Ты только свои мысли и слышишь, а к остальному глуха. К тому, что вокруг, к тому, что в других, к тому, что в тебе. Ответы на все твои вопросы, разрешения всех твоих сомнений лежат на поверхности, а ты не видишь, не слышишь, не знаешь. Потому что думаешь.

Мне вдруг вспомнились давние слова Финиды про пути сердца и разума. Следуя первым, я порою совершала совершенно странные и безумные поступки, результаты которых часто заставляли меня страдать. Вот только о них мне ни разу не приходилось жалеть. Даже в бою, когда я, отдаваясь чёрной ярости, переставала думать, я начинала сражаться лучше. Лаура была абсолютно права, вот только я понятия не имела, как отключить постоянно кружащие в голове мысли.

— Я поняла, о чём ты. Но как мне не думать? — спросила я и нахмурилась, уловив в своём голосе жалобные нотки.

— Понимание проблемы — первый шаг на пути её устранения, — важно проговорила старушка. — Закрой глаза и слушай снова.

Я подчинилась. «Не думать, — повторяла я себе, — не думать. Что ж, а так я думаю о том, чтобы не думать. Не думать совсем ни о чём невозможно».

Очевидно, догадавшись, в чём моя проблема, Лаура прикрикнула:

— Не пытайся не думать, слушай!

Я нервно дёрнула хвостом, но кивнула.

«Слушать. Надо слушать».

Я решила сосредоточиться на каком-нибудь одном звуке и выбрала плеск речной воды. Я слушала его, думала о нём, растворялась в журчании, и вскоре у меня начало получаться. По крайней мере, я уже не думала о постороннем. Немного погодя вместе с плеском воды в моих ушах укрепилось шуршание листвы, и вместе они сплелись в совсем новый звук.

«Наверное, когда я смогу собрать все звуки вместе, я услышу ту самую песню», — обрадовалась было я, но тут же осеклась, поняв, что этими мыслями всё испортила.

К нам снова выглянул Сальво.

— Долго вы там? — каким-то грустным голосом спросил он.

Я дёрнулась и открыла глаза. Лаура всплеснула руками.

— Ух, окаянный, просила же не лезть!

Юноша виновато опустил голову.

— Морено сказал, что сегодня Ярна дежурит первая.

Старушка с явным разочарованием махнула рукой.

— Ну и ладно, — пробурчала она, поворачиваясь ко мне. — Иди к Морено. Будешь дежурить — попробуй снова.

— Так мне же следить надо будет, — испугалась я.

Не хватало ещё, чтобы южане поймали меня за сидением с закрытыми глазами во время дежурства.

— Вот и следи. В темноте уши слышат лучше, чем глаза видят. И не бойся. Ничто не оглушает сильнее, чем страх.

Я растерянно кивнула Сальво.

— Сейчас иду.

А подходя к Морено, я вдруг вспомнила наших деревенских дежурных, вечно дремавших на посту.

Нам с Крисом было проще поздно лечь, чем рано встать, Питеру — наоборот. Рия могла засыпать и просыпаться в любое время суток, в любую погоду и при любом шуме вокруг. Я ей завидовала.

К счастью для всех, Морено учитывал эти маленькие личные особенности каждого, в том числе когда составлял график дежурств. В этот день первой была я, за мной — Крис, потом — Аделинда, а дальнейшую цепочку я не запомнила.

Радуясь тому, что мне не придётся прерывать сон на дежурство, я сидела на крыше каюты, а у самого моего лица качались голые ветки облысевшего перед зимою дерева. Во время стоянок, которые отнюдь не всегда были ночью, Монику каждый раз останавливали и прятали в заросли, а дежурному оставалось только поглядывать в сторону противоположного берега, изредка оборачиваясь в лес за спиной. На сей раз мы забрались в такую глушь, что даже мыши было бы сложновато подобраться к кораблю.

Небо было тёмным и беззвёздным, его опять закрывали тучи. «Завтра дождь пойдёт», — подумала я, ёжась. Хорошо любить осень из деревни, где есть тёплый дом, уютные праздники, друзья и булочная. Уж точно лучше, чем с холодной и влажной крыши речного кораблика контрабандистов.

«Клан наверняка уже добрался до места. Если к зиме новый город отстроить не успеют, как же мы будем в холодах?» — гадала я. В Валмиране не могло быть теплее, чем здесь, а здесь было сыро, холодно и скучно.

За всё время нашего недолгого путешествия на Монике ни одно дежурство не оправдалось, но Сальво по секрету сказал мне, что их и ранее замечали крайне редко. Впрочем, несмотря на это Морено не ослаблял бдительности.