Моя чужая новая жизнь

Я неопределённо кивнула, помогая ему лечь поудобнее.

— Как же ты можешь носить эту проклятую форму, видя, что эти гады с нами делают?

Если бы моя жизнь была дурацким комедийным сериалом, выдала бы какую-нибудь идиотскую реплику вроде: «Сама не понимаю, как это получилось», — но исповедь моя тут явно будет не к месту, поэтому я предпочла ничего не отвечать. Молча протянула ему фляжку с водой и снова полезла в аптечку.

— Что это? — он подозрительно покосился на таблетку.

— Обезболивающее, — я размотала повязку, чтобы получше обработать рану. — Можешь не пить, дело твоё.

Похоже, кровотечение прекратилось, я обработала края раны йодом и открыла ампулу со стрептоцидом. Попутно заметила, что таблетку парень всё-таки проглотил.

— Всё, — я потуже затянула новую повязку. — Жить будешь.

Я поднялась и медленно подошла к двери, пытаясь хоть как-то угадать, откуда больше стреляют, на чьей стороне перевес, но все звуки слились в один жуткий гул.

— Ну и куда ты собралась? — хмыкнул паренёк. — Там сейчас палят без разбора. Может, фрицы твои же случайно и пристрелят.

— Предлагаешь вместе куковать здесь? А только я отвернусь, пристрелишь меня?

В его глазах загорелся фанатичный огонь, хорошо знакомый мне по советским фильмам.

— Мы в отличие от твоих друзей фашистов не стреляем в женщин и детей.

— Скажи это НКВДшникам, которые с удовольствием бы переломали мне всё, что можно.

Нет уж, больше я на это не куплюсь. Можно было конечно опять попробовать придумать новую историю, что я подпольная шпионка или стянула шинель с трупа, чтобы спастись, но не буду. Свой выбор я сделала, может и неправильный, но уж какой есть.

— Ладно, боец, бывай.

Если бежать, то сейчас, когда вроде как затишье. Я бросилась вперёд и на полпути остановилась как вкопанная.

— А-а-а-а, — на меня бежал Хайе, от его шинели остались лохмотья, он руками зажимал страшную рану на животе. — Помоги мне!

Споткнувшись, Хайе полетел на землю, а я, увидев его вывалившиеся окровавленные кишки, почувствовала, как волнами накатывает дурнота. Нет, мне нельзя падать рядом беспомощной тушкой.

— Пить… — прошептал он.

При таком ранении этого наверное нельзя, но я сильно подозревала, что до госпиталя он не дотянет, и отцепила с пояса фляжку.

— Дай мне воды…

Меня трясло как припадочную, половину воды я расплескала ему на грудь, но Хайе этого даже не заметил.

— Ты напишешь моей матери? — он вдруг цепко схватил меня за руку.

Над нами совсем рядом пронеслась тень самолёта — сейчас опять будут стрелять. Я вжалась в бок Хайе и зажмурилась. Не настолько я храбрая, чтобы смотреть смерти в лицо.

— Пожалуйста, если ты есть, Господи… Не дай мне снова попасть в это время…

Рискнув открыть глаза, я поняла, что Хайе притих. Широко открытые глаза неподвижно смотрели в небо. С трудом успокаивая трясущиеся руки, я постаралась прикрыть ему веки. Так, а теперь не оглядываясь бежать дальше. Не могли же русские наступать сразу с нескольких сторон? Хотя почему не могли? Вполне возможно. Заметив впереди характерную кладбищенскую оградку, я едва сдержалась от истерического смеха. Это такой тонкий намёк от боженьки, что мне кранты? Я снова пригнулась, услышав над головой рёв самолёта. Земля передо мной взлетела маленьким воронками. И как назло нигде не спрячешься — вокруг ни одного памятника, лишь ровные рядки простеньких крестов. А вот и ответ, почему бомбардировщик хреначит по заброшенному кладбищу — оказывается, тут тоже идет бой. Каспер и Хольман забрасывали гранатами закопавшихся за поваленными деревьями наших. Кох и Шнайдер пытались снять снайпера, который обстреливал их откуда-то сбоку. Я поискала глазами Фридхельма и вздрогнула, услышав за спиной характерное жужжание гусениц. Я не успела рта открыть, чтобы предупредить парней. Не успела даже осознать, что собралась слить наших бойцов врагу. Замерла, глядя, как неумолимо пушка разворачивается в нашу сторону. Что-то конечно орала, но было уже поздно. Смертоносный снаряд неумолимо летел вперёд. Меня подняло в воздух мощной волной. Неправда, что человек перед смертью видит, как проносится перед глазами вся его жизнь. Всё произошло настолько молниеносно — я не поняла, что происходит и сколько времени я падала. Почувствовала только дикую боль, приземлившись на что-то твёрдое. Глаза жгло от дыма и земляной пыли, боль иглами пронзала всё тело, и я почувствовала, как сознание медленно ускользает в чёрную воронку…

Глава 32 Я закрыл бы рукой от страха глаза, я бежал бы назад, но нельзя. Я ползу по земле, как гюрза, без надежды на завтра.

Вильгельм

Перед отправкой на Восточный фронт нам рассказывали, что русские в основной массе наполовину безграмотный народ, отстающий в технологиях и экономике. Что они измотаны гражданскими войнами и погрязли в ложных убеждениях «чумы коммунизма». Мы собирались разбить их армию за считанные месяцы. Действительность же оказалась совсем иной. Лёгкие победы остались позади. Наше преимущество грамотно продуманного наступления больше не работало. Мы застряли в Союзе на долгие месяцы и пока что до победы далеко. Русские показали, что так просто не отдадут ни пяди своей земли. В этой стране даже природа помогает людям бороться с врагами. За эту зиму наша армия понесла существенные потери. Если даже техника выходит из строя, что уж говорить о людях. Хотя мне грех жаловаться, мои парни пережили зимовку можно сказать с особым комфортом. Пришлось признать, что Эрин в кои-то веки оказалась полезной. Во-первых, она всё-таки прошла первичный курс оказания первой помощи и выхаживала парней после ранений. Кроме того девчонка оказывается знала кучу разных ухищрений. Постоянно варила какие-то отвары, чтобы компенсировать скудное питание, придумала, как устроить примитивную баню. Так что за одно то, что мы не оказались съеденными вшами, ей стоит сказать спасибо.

Не сказать, что я в восторге от выбора Фридхельма, но похоже у них действительно всё серьёзно. Хотя я бы никогда не выбрал в жёны такую взбалмошную и противоречивую девицу. Временами она ведёт себя как взрослый адекватный человек, но наравне с этим может позволить такие выходки, что диву даёшься. Один только цирк, что она устроила с карточными играми, чего стоил. Или когда она собиралась в одиночку пересечь линию фронта, чтобы пробраться в госпиталь. Я понимаю. что это ради Фридхельма, но надо же хоть немного думать головой, особенно когда рвёшься под пули, не умея толком стрелять в ответ. В общем, я уже смирился с их романом и честно говоря ожидал, что Фридхельм вот-вот явится ко мне с просьбой их расписать, но он молчал, и это странно. Я знаю своего брата, он бы не стал морочить голову девушке, тем более если по уши в неё влюблён. Значит, это Эрин не хочет брака? Интересно почему, ведь по большому счёту все девчонки мечтают поскорее выйти замуж. Ладно, это не моё дело. Делаю вид, что не замечаю, как они бегают для свиданий в баню за казармой. Единственное, что я сразу пересёк — это открытое сожительство. Нет уж, мои дорогие, нечего разлагать дисциплину в казарме. Или уже расписывайтесь и тогда живите вместе, или так и продолжайте обжиматься украдкой.

Фридхельм, по-моему, опять обиделся, но я не требую от него ничего, чему бы не стал следовать сам. Потому-то я и откладывал объяснения с Чарли до окончания войны. Разве честно обязать девушку ждать тебя с войны, если ты запросто можешь оттуда не вернуться? А тем более жениться, зная, что она может остаться вдовой, возможно даже с ребёнком? Чарли… Как часто я доставал нашу единственную фотографию, рассматривая в полутьме любимые черты лица. Мы не говорили о своих чувствах, но её любовь чувствуется в строчках каждого письма. Я знаю, что должен был отвечать ей чаще, но когда нас припекло, трудно писать успокаивающую ложь. Матери я ещё могу отправить такое письмо, но не Чарли, которая прекрасно видит истинное положение вещей. Ведь провалы на фронте легко отследить по количеству раненых. Чарли конечно поступила как настоящая патриотка, но я бы предпочёл, что бы она была сейчас в безопасности дома. Женщины не должны видеть ужасы войны. Чарли хотя бы далеко от передовой, а Эрин отказалась от перевода в тыловой штаб понятое дело ради кого. Вот спрашивается кому нужна такая любовь, если постоянно вынужден испытывать леденящий страх, что очередной снаряд может убить твою любимую? Нет, я всё делаю правильно. Война рано или поздно закончится, и тогда я смогу быть с Чарли, не испытывая страха или вины. После стольких дней затишья русские сделали то, чего мы от них уже не ожидали — по крайней мере так скоро — прорвали восточную линию фронта. Когда мы отступали от Москвы, я видел столько сожжённых деревень, погребённых под сугробами разбитой техники, деревянных крестов, обозначающих братские могилы… Как они ещё только держатся? Когда-то парни шутили, что они сдаются в плен без единого выстрела. Мне же кажется, что они будут сражаться, даже когда кончатся последние патроны. Деревню атаковали неожиданно, с обоих флангов. Это не считая авиации. Но мы не собирались так просто сдавать с трудом отвоёванные позиции. Файгль должен был сдерживать танковое наступление, я же увёл парней к окраине. Лучше бы наоборот, слишком много в его роте новобранцев. Они конечно прошли подготовку, но в основном теорию. Хотя после того, как русские прорвались в село, уже было не до грамотно просчитанного плана. Нас всех ведёт первобытный инстинкт выжить. Пулемётные щелчки сливаются в одну непрерывную очередь. Глаза напряжённо всматриваются в мельтешащие фигуры с целью различить чужую форму.

— Ручные гранаты к бою!

Хольман растерянно смотрел, как на нас медленно надвигается смертоносная многотонная махина. Вот почему я не люблю новобранцев — подведут в самый ответственный момент. Я вырвал из его трясущихся пальцев гранату и бросил вперёд.

— Отвинчивай капсюль, идиот! Живее! — он что и со следующей не справится? Каспер, не дожидаясь, пока тот придёт в себя, точным броском забросил гранату, но русский танк успел выпустить очередной заряд, попав в сарай, где укрывались наши пулемётчики. Ещё один бросок, и танк наконец-то останавливается. Слышны треск горящего пламени и стоны, всё заволокло дымом. Я спотыкаюсь и падаю на чей-то окровавленный живот. Когда-то я испытывал страх, видя, как бегущий рядом со мной солдат падает замертво. Это дикое ощущение, когда кажется, что смерть дышит тебе в затылок, и ты будешь следующим. Сейчас же пришло понимание, что жизнь солдата зависит от случайности. Я видел с начала войны наверное уже тысячи изувеченных мертвецов с застывшим в широко открытых глазах выражением ужаса и научился не поддаваться панике, а делать всё возможное, чтобы выжить.

— Если не пришлют противотанковые орудия, нам крышка, — пробормотал Кребс, кивнув на мелькнувший за избами танк.

Я же думал о складе боеприпасов, которые нам доставили буквально на днях. Если хотя бы маленький снаряд попадёт в деревянный сарай, в радиусе ста метров не останется ничего живого.

— Герр лейтенант, русские взяли нас в окружение. Гауптман приказал остановить наступление с левого фланга, — прохрипел связной присланный от Файгля.

Я кивнул, прикидывая, сколько солдат осталось в моём распоряжении. Шнайдер, Хайе, Каспер и Кох. Где же Фридхельм? Последний раз я его видел, когда поднял их по тревоге. Я должен найти его, но сначала нужно выполнить приказ. Под сапогами хрустят отстрелянные гильзы, где-то в небе зловеще гудят русские «Яки», в десяти метрах от нас очередной снаряд вспарывает землю. Совсем рядом убило троих солдат, засевших за небольшим сараем. Слева загорелось сразу несколько изб. Дым поднимался высоко в небо. Огонь разрастался с потрясающей быстротой. Из горящих домов бросились бежать русские, и тут же кто-то из их пехоты стреляет в наших солдат. Мы продолжаем бежать, стреляя так же бездумно, ожесточённо в ответ. Перед прицелом моей винтовки время от времени появляется силуэт русского. Спуск курка, облачко дыма, и я ищу уже новую жертву. Раненый молодой парень на несколько секунд замер передо мной, а затем бросился бежать, но было поздно. Его лицо посерело. Он схватился обеими руками за грудь и упал лицом на землю. Виноват ли я? Буду ли я прощён? Смогу ли это забыть? Я не могу не думать об этом, несмотря на то, что ни за что бы не хотел сейчас оказаться на его месте.