Моя чужая новая жизнь
Шрифт:
Тётки наткнулись на нас и, скорчив презрительные мины, протопали мимо.
— Ты гляди, явилась с фрицем под ручку, — хмыкнула соседка. — Всё милуются, сволочи бесстыжие, — прошипела Марина.
— Ты не боишься, что она немцам нажалуется? — вдруг вспомнила об элементарной осторожности тётка.
— А мне плевать, — нарочно громко, чтобы я слышала, ответила Марина. — К тому же она, хоть и мнит себя фрау, из наших. У нас летом уже были ихние фрицы, и один
— Получается, она из перебежчиц?
— А то, продалась небось за тушёнку и чулки.
Поганое чувство, когда тебя поливают дерьмом, а тебе собственно нечего и возразить на это.
— О чём они говорят? — нахмурился Фридхельм, проводив глазами эту парочку сплетниц.
— Не обращай внимания, — я отвела глаза. — Сам подумай, каково им постоянно натыкаться на солдат.
— Нет, я так понял, они ополчились на тебя, — взгляд Фридхельма стал жёстче. — Они думают, что ты русская?
Его уровня языка вполне хватало, чтобы понять основной смысл этих злобных перешёптываний, поэтому я неохотно кивнула.
— Для немки я слишком чисто говорю на русском. Не будешь же объяснять всем, что я с детства говорила на нем с няней и бабушкой.
— Они не смеют о тебе не то что плохо говорить, а даже косо смотреть, — заметив, что Марина выруливает из сарая, Фридхельм напрягся.
— Оставь её, — я сжала его плечо. — Они имеют право ненавидеть нас. От того, что ты пригрозишь, её отношение не изменится.
— Разве тебя можно ненавидеть? — проводив их неприязненным взглядом, он повернулся ко мне. — Ты же постоянно кому-то из них помогаешь.
— Какое там помогаю? — я не сдержала горькой усмешки. — Всего лишь пытаюсь оставаться человеком. И то, как видишь, получается хреново. Будь я по-настоящему хорошим человеком, я бы не стояла сейчас здесь, а боролась с тираном у власти. Фридхельм, нас ненавидит пол-мира, и с этим надо как-то научиться жить.
В его глазах калейдоскопом мелькали боль, гнев, раскаяние. Он склонился ко мне, требовательно удерживая мой взгляд, обхватив мои плечи в неосознанно-крепкой, почти до боли хватке:
— Никогда не смей винить себя. Все грехи на тех, кто развязывает эти войны и стравливает друг с другом народы.
Я смотрела в его глаза и видела абсолютное доверие, которое отозвалось внутри уже привычной болью. Он верит мне как и всегда, не задумываясь даже, что тётки вполне возможно говорят правду. Верит, не имея для этого никаких оснований, ведь я уже столько раз проебалась. А я предала его давным-давно, скрыв правду и ежедневно добавляя новых пластов лжи, и исправить это уже невозможно. Точно также, как и то, что я сознательно отказалась от собственной страны. Но разве любовь не обнуляет наши грехи? Я всего лишь хочу быть рядом, хочу, что бы эта чёртова война быстрее кончилась. Хотя как бы ей кончиться, если всё уже расписано в небесной канцелярии? Изменить историю я не могу, но могу сделать всё, чтобы наша с ним история не закончилась по сценарию шексировской трагедии.
* * *
И снова мне пришлось убедиться в простой истине — на войне никогда нельзя расслабляться. В тот день я сидела в штабе, как всегда закопавшись в груду бумаг. Предстояло составить списки для отправки рабочих в Германию. Я мучительно ломала голову,
как бы наебать этого педантично-вьедливого Файгля. Допустим, я могу пропустить несколько фамилий и таким образом спасти этих женщин и подростков, но вдруг гауптману придёт блажь всё перепроверить? Была не была, сделаю как собиралась. Если что отмажусь, мол простите дуру слепошарую, проморгала. Елизавета Козина, 1925 г. Совсем ещё девочка, что её ждёт? Рабство на какой-нибудь ферме? Михаил Назаренко, 1924 г. А этого пацанёнка наверняка отправят вкалывать на какие-нибудь шахты. Татьяна Самойлова 1926 г. Я специально старалась исключить из списка подростков, всё-таки у взрослых шансов выжить в таких условиях побольше.— Эрин, что там со списком? — я вздрогнула, услышав над ухом голос гауптмана. — Готов?
— Сегодня закончу, — я выдавила слабую улыбку, всем видом изображая старательную трудяжку.
— Вы же помните? Включаем всех, начиная с шестнадцати, — Файгль скользнул взглядом по листочку с фамилиями.
— Шестнадцать? — нахмурился Вильгельм. — Но это же ещё почти дети. Разве гуманно привлекать их как рабочую силу?
— Приказ есть приказ, — иезуитски улыбнулся Файгль. — Вам их жаль?
— Осенью мы вербовали в рабочие добровольцев.
Блядь, Вилли, ну ты как с луны свалился! Какие на хуй добровольцы? Провести что ли ликбез по истории твоей любимой Фатерлянд?
— А сейчас это всё смахивает на рабство.
— Вы же сами видите, что эти упёртые коммунисты не сдаются, — снисходительно заговорил Файгль. — Вам напомнить, сколько потерь мы понесли из-за них этой зимой? И эти ваши детишки между прочим устраивают диверсии наравне с матёрыми партизанами. По-моему, уместнее направить их силы на процветание Германии, согласны?
Вильгельм, помявшись, кивнул, правда в глазах по-прежнему читались сомнения. Вот беда у человека. Вбитая армейкой программа заглючила, столкнувшись с не менее прочно вбитой моралью и совестью. Впрочем, многого от него я не ожидала. С его пассивным характером он порефлексирует и смирится, списав на бессменное «Приказ есть приказ». Тут только обнулять, полностью сбросив настройки, но честно говоря не знаю, что должно случиться, чтобы произошло такое чудо. Думать своей головой нынче не в тренде.
— Разрешите обратиться, герр гауптман, — в штаб ворвался взмыленный солдатик, Файгль кивнул и тот залопотал: — Русские наступают с востока. По предварительным данным на нас движется танковая колонна.
— Готовьте противотанковые орудия и гранаты, — Файгль кивнул Винтеру. — А вы отправьте своих людей на позиции.
Вильгельм быстро накинул шинель и направился на выход, но вдруг замер, прислушиваясь.
— Слышите?
Чёрт, я надеюсь, это не то, что я думаю? Где-то пока далеко зловеще гудели самолёты. Вилли обернулся ко мне.
— Чтоб ни шагу из штаба!
Да что я — дура снова лезть под пули? Правда не знаю, что буду делать, если нас начнут бомбить наши. А они начнут, судя по тому, с какой скоростью Файгль кинулся звонить в городской штаб.
— Я прошу поддержки с воздуха. По предварительным данным на нас движется танковая дивизия, и готовятся атаковать бомбардировщики.
Я полезла в карман, нашаривая пачку сигарет. Как тут бросишь курить, когда сплошные нервозы-психозы? Бомбоубежища тут насколько я понимаю нет. Если жахнут, мало не покажется. Файгль невозмутимо посмотрел на меня: