Моя чужая новая жизнь

Глава 45 Девиз по жизни: "Пиздец конечно,но погнали!"

За всю свою прошлую жизнь я столько не валялась по больничкам, как за этот год. Честно говоря, когда я словила эту чёртову пулю, особо не рассчитывала выжить с местным уровнем медицины, но каким-то чудом мне удалось совершить прыжок с того света, показав фак Петру у известных ворот. Не знаю, что это было — клиническая смерть или глюки от наркоза, — но мне казалось, я пришла в себя в палате реанимации и вижу маму. Она неверяще смотрела, как я пытаюсь ей улыбнуться, а затем меня снова выключило. Скорее всего конечно глюки, ведь меня напичкали морфием. Перепугавшись перспективы остаться наркошей, как только очухалась, я попросила Чарли не колоть мне его. Лезла на стенку от боли, но старалась обходиться анальгином, который естественно был до одного места. Неудивительно — мне же распанахали пол-живота, чтобы удалить селезёнку. Чарли уверяла меня, что это ничего страшного, главное, я жива. Ну да, только теперь до конца жизни обеспечена хронически низким гемоглобином. Чувствовала я себя довольно паршиво. Знатно приложило напоминанием, что я смертна и второй раз умирать не менее страшно и больно. Что, как бы я ни сетовала на свою новую жизнь, я ещё не готова с ней расстаться. И что я окончательно провела границу, отрезая себя от своего народа. Зато немцы переживают как за родную.

Чарли проводила в моей палате каждую свободную минуту. Фридхельм ухитрился остаться, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке, и, как потом я узнала, стал моим донором. Как ни странно, я была рада, что возвращение в родное время оказалось галлюцинацией. Хоть я и плевалась, что здесь война и отсталый в техногенном плане уровень жизни, но благодаря синеглазке всё это уже не кажется таким ужасным. Как в анекдоте: «Что значит, выбирайтесь из жопы? Мы тут уже и обои поклеили, и интернет провели». В моём времени у меня было многое, но не было человека, который бы вот так сидел, скорчившись на полу у больничной койки, держа меня за руку.

Конечно же, приехал Вилли. Особо не сочувствовал, мол, сама дура виновата, но и не жестил с допросом. Всё-таки я грамотно подставила беднягу Файгля. Картина вырисовывалась вполне ясная — прибухнул мужик, вот и пришла по пьяной лавочке в голову блажь отправить меня на допрос, забив на элементарную безопасность. А с меня что взять? Все ведь знают, что я косоглазая, стрелять не умею. Да и навыками нинздя хрен знает какого уровня не владею. Вот и скрутили меня русские мужики. Ещё бы, такой подарочек! Допрашивай сколько угодно, и с переводчиком заморачиваться не надо. К тому же как можно подозревать меня, если я же и пострадала? Правда теперь не знаю, стоило ли оно того. Вилли сказал, что одного беглеца застрелили, и скорее всего, я так и не узнаю, кого именно. По идее, если дедулю, тогда меня бы не было вообще. Но возможно, это уже другая, альтернативная реальность. Я же не спец в хронофантастике. Знаю лишь кое-что по культовым фильмам, но не факт, что это работает.

Я провалялась в госпитале три недели в полном раздрае. Лето проходит, а я лежу овощем в душной палате, страшная как смертный грех. Нормальных лекарств ещё не придумали, и, конечно, я получила по полной программе осложнения после операции. Температурила, шов заживал плохо, сил хватало только на то, чтобы по стеночке допозти до туалета. Чарли конечно возилась со мной насколько позволяло время, и даже Хильди заходила поболтать. Забавно — несмотря на взаимные подъёбки, мы с ней стали неплохо ладить. Но в основном я часами лежала наедине с своими мыслями. Так больше не может продолжаться, сидеть на двух стульях нельзя. Нужно раз и навсегда определиться, чего я хочу и насколько это осуществимо. Естественно я душой на стороне своих, русских, но надо набраться смелости и признаться, что путь в родную страну для меня закрыт. Я не оставлю Фридхельма, да и засветилась уже как пособница «фашистских гадин», а чекистов я боюсь примерно также, как и ребяток Штейнбреннера. Что те, что другие живого места не оставят попади к ним на допрос. Но чтобы сохранить свои тайны, придётся завязать с геройскими выходками. Ни одна моя попытка вмешаться в судьбу соотечественников не закончилась благополучно, а мои жалкие потуги очистить совесть никому не нужны. Я стала предательницей уже давно — когда не стала травить парней Винтера, и когда спасала их от танкового снаряда, и когда осталась в армии Вермахта ради Фридхельма. История всё равно пойдёт своим ходом, а я буду жить как умею. В конце концов я же не собираюсь мочить из пулемёта красноармейцев или, распивая кофеёк с Гитлером, советовать ему, как получше отмудохать Союз.

Ну и конечно мелькали пару раз мыслишки — может хватит, может уже я навоевалась? В госпитале конечно тоже не сахар, но по крайней мере потише чем на передовой. Фридхельм сможет приезжать. И уж точно никому не придёт в голову интересоваться биографией скромной медсестры. Правда они быстро улетучились, когда Фридхельм приехал забрать меня. Я была, скажем так, не в лучшей форме. От первобытных антибиотиков ядрёного розлива меня до сих пор мутило, и стоило дать ослабевшему организму небольшую нагрузку, перед глазами начинали плясать чёрные точки. К тому же я примерно представляла, как убого выгляжу — бледная аж до синевы, под глазами круги как у панды-алкоголика и опять беда с одеждой. Блузка естественно оказалась безнадёжно испорчена, а летнее платье, что одолжила мне Чарли, сочетались с берцами крайне плохо. Да ещё болталось на мне как на вешалке, учитывая, что я нехило схуднула. В общем принцесса гранжа, ну или сиротка Хася, кому как больше нравится. Фридхельм же смотрел на эту «неземную красоту» так, словно перед ним Моника Белуччи. Сейчас я уже понимала, что действительно существует такая любовь, когда любишь человека любым: больным, грязным, — но недоверчивого циника в себе побороть всё-таки нелегко. К моему удивлению, Фридхельм приехал не один. Вилли, сияя словно рождественская гирлянда, предложил отправиться на пикник. Ты смотри, всё он оказывается может, если захочет. В два счёта уломал Чарли смыться на пару часов с работы, прихватил вкусняшек из офицерских запасов, даже стаканы под шампусик не забыл.

— У меня есть хорошие новости, — торжественно заявил он. — Нам дают отпуск. Через неделю уже будем в Берлине.

Ну чё, ребята, я за вас рада. Чарли, смотрю, тоже, а вот Фридхельм сразу напрягся, пытаясь отказаться от этого бонуса.

— Эрин, ты тоже в списке отпускников.

Хм-м-м, интересное кино… Помнится, Вилли не так давно говорил, что отпуск мне вряд ли светит в ближайшее время, ведь солдат много, а переводчик к сожалению один. Неужто это Файгль пытается загладить «вину»?

— Видишь, Эрин, как всё удачно складывается? — щебетала Чарли.

Я рассеянно кивнула. До меня с опозданием дошло, чем грозит эта поездочка. Вот что я скажу Фридхельму, если он захочет познакомиться с моими родными и друзьями? Ну с отцом понятное дело, легко отмазаться, мол, я даже не хочу появляться дома, остановлюсь в какой-нибудь гостинице. И кстати, он вполне логично может спросить, почему в гостинице, а не у какой-нибудь из подруг? А как объяснить то, что я не ориентируюсь в городе, в котором по идее выросла? Я-то конечно бывала в Берлине, но простите семьдесят лет спустя. Что там на каких улицах было раньше я не знаю. Я и в своём Ростове бы не ориентировалась, попади туда сейчас. А если по закону подлости я наткнусь на Штейбреннера? Короче, подумать было над чем. Видя, что из меня сейчас никудышный собеседник, Чарли и Вильгельм как-то шустро скооперировались и удалились «немного прогуляться». Идите-идите, может, до чего и договоритесь.

— Я так скучал по тебе, — Фридхельм ласково провел пальцами по моей руке.

— Представь, если бы кто-то изобрёл телефон, который можно таскать с собой…

Мне иногда хотелось проверить его реакцию на своё возможное признание. Посчитал бы он меня ку-ку или поверил? — Сколько влюблённых могли бы в любой момент услышать друг друга.

— Фантазёрка ты моя, — улыбнулся он.

Н-да, похоже, никто мне не поверит, расскажи я когда-нибудь правду. Прямо как в рекламе: «А снежный человек существует? Не-е-ет, сынок это фантастика».

— Эрин, я рад, что вы снова в строю, и прошу простить мою оплошность, из-за которой вы получили ранение. Файгль так искренне извинялся, что меня немного куснула совесть. Ой, ладно, в конце концов, своими интригами я навредила только себе.

— Надеюсь, поездка домой поможет вам поправить своё здоровье.

— Благодарю вас, герр гауптман, — я мило улыбнулась, едва не добавив «Или всё же Мартин?»

Файгль, видимо, кое-что всё-таки вспомнил и, покраснев, сказал:

— Учитывая, что вы только что выписались, оставшееся до отпуска время можете быть свободны от своих обязанностей.

Вот за это тебе человеческое спасибо. Шов до сих пор периодически тянуло, да и силы возвращались ко мне крайне неохотно. Выйдя из штаба, я увидела Фридхельма.

— Пойдём ужинать? — он взял меня за руку.

Я заметила, что возле столовой царит странное оживление.

— Что празднуем?

— Кох и Бартель вернулись из отпуска, — ничего себе, сколько времени уже прошло.

— Малышка, ты снова с нами! — Каспер чмокнул меня в щёку, не обращая внимание на недовольный взгляд Фридхельма. — Ну и перепугались же мы за тебя.

— Мне так жаль, Рени, — Кох осторожно обнял меня.

— Наверное, никому не удавалось пройти войну без единого ранения, — ответила я.

— Будешь у меня каждую свободную минуту тренироваться на стрельбах, — зловеще пообещал Кребс.

Не поможет. Стрелять-то я в принципе умею, весь вопрос в том, хочу ли я это делать.

— Придётся вам отложить это до моего возвращения, — усмехнулась я.

— Никак в отпуск собралась? — спросил Крейцер.

— Ну да.

Не знаю, кто был главным по кухне, пока Кох прохлаждался в отпуске, но готовка явно не его призвание. На ужин были пересоленные макароны и тушёнка. Прямо в банках. Ну, что ж вы такие дурашки, даже не додумались перемешать их вместе? К счастью, Кох не успел схомячить по пути мамины пироги и колбасу, и охотно поделился вкусняшками, тем более что на столе опять красовалась пара бутылок со шнапсом.