Моя чужая новая жизнь

— Есть, но это сюрприз, — загадочно улыбнулся брат.

— Ну, мне-то можешь сказать сейчас?

Хотя вряд ли. Даже в детстве, если случайно узнавал какую-то новость раньше меня, он никогда не признавался.

— Сюрприз на то и сюрприз, — усмехнулся он и, заметив, что я обиженно вздохнул, добавил: — Тебе понравится.

Чарли с энтузиазмом восприняла идею устроить пикник, правда пришлось немного подождать, пока они с Эрин соберутся. Было непривычно видеть их без привычной формы, в лёгких летних платьях. Эрин похудела и до сих пор выглядела нездорово-бледной. Я бережно обнял её, всё ещё не веря, что она снова рядом.

— Можешь не бояться клещей, — улыбнулся я, расстилая на траве плед.

— Клещи уже не активны, зато можно запросто наступить на змею.

— Ты обязательно должна познакомиться с Гретой, — хихикнула Чарли. — Она тоже вечно боится мышей, пауков и прочую живность, а ещё утверждает, что выйти из дома ненакрашенной всё равно что отправиться голой.

— Она мне уже нравится, — усмехнулась Эрин. — К тому же это так и есть. Мне бы не помешал макияж. Не представляю, на кого я сейчас похожа. На полудохлую моль или панду, которая месяц бухала, не просыхая.

— Глупости, — возразила Чарли. — Ты немного бледная, но сейчас солнце это исправит.

Девушки разложили на салфетке деликатесы из пайка: сыр, банки с паштетом, ветчиной, порезали хлеб. Вильгельм даже успел нарвать в саду спелых вишен и положить в пакет бутылку шампанского.

— Оу, есть повод? — удивилась Чарли.

— Вот чёрт, так нечестно, — обиженно сказала Рени, наблюдая, как пенистая жидкость льётся в стаканы. — Мне же пока нельзя.

— Для тебя есть вот это, — Вильгельм достал банку персикового компота, ловко открывая её. — Ну что, я пожалуй скажу. Файгль вчера передал мне список отпускников, — он сделал паузу и улыбнулся. — Мы едем в Берлин.

— Я не поеду, — как бы мне ни хотелось хоть ненадолго попасть домой и увидеться с мамой, я не брошу Рени одну.

— Эрин тоже в этом списке, — Вильгельм правильно понял мои сомнения.

— Это же здорово, — обрадовалась Чарли.

— Как это Файгль отпустил нас вместе, ты же командир, — удивился я.

— Думаю, это своеобразный подкуп, — улыбнулся брат. — Чтобы я не упоминал нигде о его промахе.

— Но он действительно виноват, — я всё ещё не мог простить ему, что он подставил Эрин.

— Все мы ошибаемся, к тому же он хороший командир и много для меня сделал.

Чарли подошла к пруду и, попробовав рукой воду, обернулась.

— Тёплая. Кто идёт купаться?

— Я пас, — ответила Эрин. — Только утром швы сняли.

— А я быстро окунусь.

Стояла уже настоящая жара, ну, а то, что на мне не плавки, а обычное бельё,думаю, никого не смутит. Вильгельм правда купаться не пошёл, да и Чарли ограничилась тем, что зашла недалеко, подобрав повыше подол платья.

— Помнишь, мы раньше делали вот так? — я подкрался и, подхватив её, сделал вид, что хочу бросить в воду.

Чарли взвизгнула и бросилась меня догонять, плескаясь в лицо водой.

— Фридхельм, ну когда ты уже повзрослеешь!

Я быстро нырнул, отплывая подальше. Когда рядом с тобой друзья детства, невольно начинаешь вспоминать, что несмотря на то, что мы выросли, можно позволить себе немного подурачиться. Когда я вылез на берег обнаружил, что Рени сидит одна. Её взгляд был напряжённым, словно она обдумывала какую-то сложную стратегию. Странно, неужели её не обрадовало, что мы едем домой?

— А где Вильгельм и Чарли? — удивился я.

— Отошли прогуляться.

Я растянулся рядом с ней, надеясь, что успею обсохнуть, пока они вернутся.

— Может, всё-таки скажет ей, — пробормотал я.

— Вряд ли, — фыркнула Эрин. — Пока он у всех тараканов в голове спросит, точно ли можно, война как раз и закончится.

Я рассмеялся, уже без труда понимая её довольно специфичные шутки.

— Я так скучал по тебе, — я потянул её, укладывая рядом.

— Я тоже, — Рени коснулась моих влажных волос. — Тому, кто изобретёт средство связи, позволяющее в любой момент позвонить любимому человеку, надо памятник поставить.

— Не представляю, как это возможно, — всё-таки у неё бывают странные фантазии. — Таскать с собой громоздкий телефон и метры проводов?

Рени загадочно усмехнулась и коснулась моих губ лёгким поцелуем. Я обнял её за шею, прижимая к себе сильнее. От прикосновений прохладных ладоней к моей спине по телу бегут мурашки. Мы целуемся так, будто у нас обоих это впервые. Не в том смысле, что поцелуи кривые и неумелые, а в том, с каким желанием это происходит. Губы, нос, подбородок, снова губы. На этот раз уже с языком. Из простых и нежных, наши поцелуи быстро превратились в напористые и страстные. Близость её тела, мягкие податливые губы, ласковые ладони, гладящие мою нагретую от солнца кожу, быстро пробудили желание. Я прижал её ближе, скользнув губами по нежной коже шеи ниже, сдвигая мешающую ткань. Тягучее, тянущее ощущение постепенно охватывает всё тело. Последний раз мы были близки когда… Воспоминания о той ночи окатило горячей волной, усиливая возбуждение, которое уже болезненно давило в паху.

Я тогда вёл себя как животное и был готов к тому, что увижу в глазах Рени страх или отвращение, но ничего не мог с собой поделать. При мысли, что она уйдёт как пригрозила, я готов был на всё, чтобы она передумала. Заявить, что она моя и я никуда её пущу? Но ведь мы свободные люди и насильно удерживать её я никогда не буду. Но внутри проснулось что-то звериное, собственническое. А она лишь упивалась этой тёмной страстью, полностью отдаваясь мне. Разумеется, после этой ночи никто из нас о расставании и не заикнулся, но сейчас я помнил, что она недавно перенесла операцию и нельзя набрасываться с животной страстью, тем более здесь, где нас может кто угодно увидеть. Я слегка отстранился, целуя её уже более нежно, спокойно и стараясь не прижиматься слишком близко.

— Если не хочешь, чтобы наши скромники получили моральный шок, лучше остановиться, — Рени нехотя разорвала поцелуй и села, поправляя платье. — Кстати, Вильгельм всё ещё на меня злится? К чему мне готовиться, пока будем трястись в поезде? К новой нотации?

— Он скорее всего опять будет тебя уговаривать перейти в госпиталь.

— А ты тоже хочешь этого? — Эрин бросила на меня быстрый взгляд.

— Это было бы разумным выходом, но как быть, если сердце говорит совершенно другое?

Она долгое время молчала, затем тихо ответила:

— За последние дни я поняла, что голос здравого смысла и голос сердца зачастую говорят противоречивые вещи, и надо уметь делать выбор, — она склонила голову на моё плечо. — И свой я уже давно сделала.

Тёплая волна нежности затопила моё сердце. Как я мог сомневаться в её любви? Да, она привыкла решать всё, не оглядываясь ни на чьё мнение, но в тоже время ради меня идёт на многое. Мои подозрения по поводу русских тоже напрасны. Девушка, которая воспитана в непреложных основах гуманности и морали, обладающая обострённым чувством справедливости, просто не может закрывать глаза на царящую вокруг жестокость. Мне придётся следить, чтобы она не навредила себе, но по-моему, она уже и сама убедилась, что всё-таки русские прежде всего — враги. Нет нужды проявлять излишнюю жестокость, но и рисковать своим положением, чтобы помочь кому-то из них, зная, что при удобном случае они ударят в спину, по-моему, глупо. Как я уже убедился, давить на Эрин нельзя. Как бы мне ни хотелось, чтобы она осталась со мной, игнорировать слова Вильгельма я тоже не могу. Для начала сделаю ей ещё раз предложение, тем более она уже не против, а там постепенно смогу убедить, что ребёнок — это не так ужасно. В конце концов в женщинах природой заложен материнский инстинкт. Мне будет тяжело перенести разлуку, но я буду спокоен, зная, что ей ничего не грозит в Берлине и они с малышом ждут меня дома.