Моя Шамбала

– Скоро мать Каплуна с работы придет. Надо расхо-диться, - заметил Мухомеджан.

– Ну, пойдем завтра смотреть?
– спросил Пахом.

– А как же!
– согласились пацаны.

Глава 18

Вор Курица. У дома Ваньки Бугая. Печать смерти. Кум выигрывает спор, а Пахом набивалку.

На следующий день к шестому уроку у Пахома вдруг заболел живот. Боли были такими сильными, что я попро-сил англичанку разрешить мне проводить Пахома домой. Бесхитростная Аллочка так запереживала, что даже пере-менилась в лице. Она замахала руками, что вы, мол, спра-шиваете, конечно, идите.

– И обязательно покажитесь врачу, - наказала Аллочка, когда за нами уже закрывались двери.

Когда мы с Пахомом миновали школу и вышли на Мо-сковскую улицу, живот у Пахома прошел, и врач ему был уже не нужен. Мы шли не спеша, наслаждаясь морозным солнечным днем. Снег валил всю ночь, и, к нашей неожи-данной радости, мы проснулись зимой. Снег поскрипывал под ногами. Люди, подгоняемые морозом, подняв воротни-ки, бежали по своим делам. Громыхал по рельсам трамвай. Воробьи затеяли драку из-за чего-то съедобного, что нашли на снегу. Они подняли писк и щипали друг друга так, что пух летел во все стороны, прямо на тротуаре, не обращая внимания на прохожих, а те обходили их стороной. Пахом пугнул воробьев, и они сорвались с места и вспорхнули дружной стайкой на дерево, прошуршав маленькими быст-рыми крыльями.

– Я свободу лучше чувствую, когда срываюсь с уроков, - поделился своим открытием Пахом. Глупо было не согла-ситься, потому что я чувствовал то же самое, хотя не был таким крупным специалистом в этом вопросе, как Пахом.

Мы пошли не по Московской, как всегда ходили до-мой, а по Дзержинской, мимо разрушенных церквей. Вме-сто руин здесь была теперь ровная площадка. Мать говори-ла, что там собирались разбить сквер.

– Смотри! Курица!
– толкнул меня в бок Пахом. На улице, прислонившись к завалинке двухэтажного каменно-го дома, сидел на корточках горбун. Длинные ноги его, обу-тые в просторные сапоги, коленками упирались в подборо-док, а плечи выступали где-то за ушами, словно, голову вбили в туловище кувалдой. Острый большой нос нависал над верхней губой и придавал черному обветренному лицу зловещее выражение. Это был уже немолодой мужчина, хо-тя шапка черных волос, чуть прикрытых на макушке шап-кой ушанкой, если бы не седина, больше подошла бы моло-дому.

– Пойдем скорее!
– потянул меня за рукав Пахом, и я, невольно поддаваясь его страху, ускорил шаг. Курица, когда мы поравнялись с ним, бросил на нас быстрый, как выпад змеи, взгляд и испепелил нас углями своих горящих глаз. Я готов был поспорить, что физически ощутил ту мощную силу, которая исходила из этого человека. Не сговариваясь, мы побежали и только за углом перевели дух.

– Чего ты побежал-то?
– спросил запыхавшийся Па-хом.

– А ты чего?

– Сам не знаю. Про него знаешь, что рассказывают.

Про Курицу ходили разные слухи. Курица был "вором в законе". Говорили, что он держал воровской "общак", а это доверяют самым авторитетным, но значительная сумма из общих денег куда-то пропала. Курицу не убили, но иска-лечили до смерти и оставили умирать, но Курица выжил. Его нашла и выходила какая-то красавица. Оказалось, Ку-рицу подставил другой авторитетный вор, который метил занять его место. Это вскоре всплыло. Того, кто украл день-ги, сурово покарали, вынеся ему смертный приговор, кото-рый и привели в исполнение, а перед Курицей извинились и назначили ему щедрый пенсион.

Красавице, которая его выходила, Курица купил дом и иногда ходил к ней и дарил щедрые подарки.

Она, говорят, предлагала ему выйти за него замуж, но Курица не захотел из-за своего уродства.

А кто говорил, что это его изуродовали в милиции за то, что он не выдал своих подельников. А после того, как он вышел больным из тюрьмы, его выходила молодая краса-вица, которая любила его еще до тюрьмы и не бросила, ко-гда он стал калекой. Воры назначили ему такой пенсион, что он купил своей красавице дом и иногда ходил туда, но не хотел жениться из-за своего уродства.

Мы не знали, да нам это было и ни к чему, где тут правда, где вымысел. Зато мы знали, что Курица был свя-зан с ворами, и воры время от времени увозили его куда-то, наверно, на свою сходку.

А в остальное время Курица зимой и летом сидел на корточках возле своего дома и смотрел на улицу.

– Вовец, а ты знаешь, что в этом же доме живет Лева Дубровкин?
– живо спросил Пахом.

– Знаю, - сказал я.
– Только я не знал, что Курица тоже живет в этом доме. И Курицу я вижу в первый раз.

– Недаром говорят, что Лева сам шпаной был до рабо-ты в розыске. Поэтому он так их повадки и знает хорошо.

– Да ему небось тот же Курица и подкидывает инфор-мацию, - усмехнулся я.

– Да ну, вряд ли!
– недоверчиво посмотрел на меня Пахом.
– Хотя, кто его знает.

У дома Ваньки Бугая на бревне сидели мужики. Ни Кума, ни Ореха видно не было. Зато на другой стороне стояли пацаны: Каплунский, Самуил, Мухомеджан, Артур Григорян, Семен, Мотя-младший. Мы с Пахомом перешли на другую сторону, чтобы не проходить мимо мужиков, и подошли к своим пацанам.

– Здорово, огольцы? Когда начнут-то?
– поинтересо-вался Пахом.

– А кто их знает!
– пожал плечами Мухомеджан.

– Говорят, в два, а сейчас сколько?

– Наверно, уже третий час, - ответил я.

– Мы удрали с шестого урока. А шестой урок начинает-ся в час пятнадцать. Пока с англичанкой трепались, туда-сюда, пока шли. Точно, два уж давно есть, - прикинул я.

– Так у них в два только работа кончается. Сегодня суб-бота, короткий день. Пока поедят. Раньше трех не начнут.

– Самуил, а ты чего не в техникуме?
– поинтересовался Пахом.

– А у нас физкультура, я освобожден.

– Грыжа что-ли?
– засмеялся Мухомеджан.

– Нет, ангина. Врач говорит, гланды надо удалять, - стал объяснять Самуил.

– А ты, Каплун?
– повернулся к Каплунскому неуго-монный Пахом.

– А у нас третьей пары не было.

– Что это за пары?
– удивился Пахом.

– Так у нас не как в школе. У нас один урок как ваших два, поэтому парой и называется. Как в институте, - пояс-нил Изя Каплунский.

– А что же Мотя? Вы ж с ним вместе учитесь?
– спро-сил Мухомеджан.

– Мы в разных группах. Я в "Э", а он в "ПС".

– Это что?
– не понял Пахом.

– "Э" - эксплуатация, а "ПС" - проводная связь. У Витьки третья пара, кажется, черчение, а с черчения не со-рвешься.

– Что, училка строгая?
– поинтересовался Армен Гри-горян.

– У нас мужик. Еще какой строгий! Раза два пропус-тишь урок ... то есть занятие, не получишь зачет.

Каплунский видно и сам еще не привык к новому по-ложению студента и путался в новых названиях.