Моя Святая Земля

– Расторгнуть договор, - Марбелл пожал плечами.
– Разве не очевидно?

Наступила гробовая тишина. Совет переваривал информацию, пытаясь решить, как к ней относиться. Марбелл молчал и ждал.

– Душу вернуть?
– спросил маршал.
– Так в чём беда?

Его тут же заткнули и пригвоздили к месту убийственными взглядами.

– Король жив?
– спросил Наджел, которому было заметно не по себе.

– Который?
– спросил Марбелл беззаботно.
– Благой - жив, очевидно, что ему сделается. Для адских сил он неуязвим, другое дело - для людей... Алвин - не знаю. Душа - штука опасная. Не представляю, как на него подействует... Но хоть один король да жив, точно. А может, и оба - чем ад не шутит.

– А зачем стране два короля?
– тихо спросил прокурор.

– Тем более, таких!
– громогласно дополнил Наджел.

– Каких "таких", драгоценный мессир?
– ласково спросил Марбелл.
– Не от мира сего? Так ведь демон вас устраивал, не так ли? Или вы принципиально против благого?

– Ладно-ладно, - перебил старший сын Наджела, чьё имя Марбелл никак не мог вспомнить.
– Святая Земля обнищала вконец, на пороге войны, казна пуста - всё это демоновы проделки, фактически преступление. Алвин должен быть низложен, адской твари на троне Святой Земли не место. А кто этот "благой" - ещё надо прояснить. Уверен, что ловкий самозванец. Всё это - объявить народу, лжекоролей - арестовать и судить обоих. Логично, батюшка?

Герцог Наджел важно кивнул. Совет одобрительно молчал.

– Мой ребёнок родится со дня на день, - сообщил Наджелов сынок.
– По приметам и знамениям выходит, что будет мальчик. Чистое безгрешное создание, которое будет представлено Господу в храме Святой Розы - а никто из нас на власть и не претендует...

– Я так и думал, - сказал Марбелл.
– Как всё это весело, в сущности... Служить демону - выгодно, чего уж. Душа королю только мешает, как милейший мессир Дамьен как-то сказал - что ж, верно. Я сам пытался Алвина отговорить... грешен, надеялся, что доживу до его естественной смерти - не заживаются бездушные-то - и подниму его в качестве Того Самого. Настоящего. Вот тогда бы был король - всем королям король, навечно, а того, что я бы получил с этой операции, вам, простецы, даже не представить. Вы бы для него кормом были, плесень.

– В-вы...
– заикнулся Наджел, но осёкся под взглядом некроманта. Остальные молчали, и глаза у Совета были, как блюдца.

– Да, - покаянно продолжал Марбелл.
– Не вышло. То-то мне порой казалось, что в Алвине что-то человеческое теплится, еле-еле, но всё-таки... ну и всё. С душой - конец ему, ясное дело. Своей истинной силы он так и не узнает, бедняга. Теперь ад ему не защита, а Господь - когда он кого спасал? Вы его теперь живьём сожрёте, прекрасные мессиры, тут и гадать не о чем. Жрите - но без меня. Я уезжаю. Я, мессир Дамьен, свой гонорар отработал - ничего не утаил. А вы, мессир, как вас, - обратился он к сыну Наджела, - сходите на Бриана посмотреть, пока его готовят к похоронам. Сходите, интересно. И поучительно...

– Сжечь бы тебя, сволочь, - сладострастно и мечтательно прошипел Наджел.

– Монахи заняты, - хмыкнул Марбелл и поднялся, но тут в Зал вошёл лейб-шпион, явно подслушивавший за дверью и выжидавший подходящую минуту.

– Не спеши, некромант, - сказал он, улыбаясь.
– Не стоит.

– О, Холан, ты опять?
– удивился Марбелл.
– Да отвяжись ты от меня, пристал, как репей...

– Вы, мэтр Марбелл, в Междугорье собрались?
– спросил Холан весело.
– Вам там обрадуются. Вы ведь украли из фамильного склепа труп юной баронессы Агнессы Междугорской, что-то алхимическое сделали с этим бедным телом и возите его с собой. В сундуке. Для гнусных удовольствий, надо полагать. От чего она умерла, кстати?

Марбелл глотнул воздух ртом.

– Ты рылся в моих вещах...

– О, да, я рылся, - ещё веселее продолжал шеф Тайной Канцелярии.
– Скажи слово, шевельни пальцем, убей меня или хоть попытайся - и история твоих похождений будет известна всему Северу. Я позаботился. Тебя затравят, как оленя. Как перспектива?

– Ты мог бы сказать всё то же самое с глазу на глаз, - медленно сказал Марбелл, с трудом взяв себя в руки.
– Теперь разболтает кто угодно, любая титулованная мразь из Совета...

– А ты веди себя любезно, - улыбнулся Холан.
– Не заводи врагов, будь почтителен. Ты - отличный алхимик, да и услуги некроманта могут понадобиться... новому государю... тебе могли бы простить мелкие шалости.

Марбелл взглянул на канцлера: канцлер благостно улыбался.

– Ладно, мессиры, - сказал Марбелл кротко.
– Ошейник вы на меня надели. Как я забыл: при дворе Святой Земли можно воровать золото пудами, убивать не возбраняется, даже приветствуется, грехи помельче и вовсе не в счёт - но, чрево ада, ни в коем случае нельзя иметь необычные наклонности в постели. Убивать живых девиц куда предпочтительнее, чем любить мёртвую...

– Фу, - сморщился канцлер.
– Хватит уже, некромант, а то всех стошнит. Тут будут терпеть тебя и твой этот труп, но не смей слишком много мнить о себе - и ты смертен.

– Я это понимаю лучше вас всех, - с горечью сказал Марбелл и вышел.

***

Разгружать экипаж было тяжело и тошно. От мысли, что Холан раскрывал сундук и, быть может, трогал погаными лапами Агнессу, Марбелла мутило.

Он заперся в своих покоях, вынул Агнессу из сундука и вымыл в лавандовой воде с ног до головы, а потом переодел в чистую сорочку. Не раздеваясь, лёг рядом с ней на постель поверх одеяла, обнял, прижался щекой к её груди, попытался успокоиться.

Грязные сволочи. Простецы поганые.

Себе разрешают всё. Убивать для забавы. Растлевать детей и девиц. Присутствовать при пытках. Насиловать. Аристократическая норма. Но плебею...

Мой шедевр, бедная девочка, что они понимают в таких делах, думал Марбелл в состоянии, близком к отчаянию.

– Воображают, что я из похоти убил бедную баронессочку, из которой сделал тебя...
– шептал он, гладя Агнессу по голове.
– Им это очень понятно - убийство из похоти. Но ведь ты-то знаешь, что у неё не затворялась кровь, она неудачно порезалась - не я в том виноват... просто случайно увидел гроб в храме... Ей ведь больше не нужно это тело... никому, кроме меня, оно больше не нужно, даже родственникам...

Кадавр привычно отозвался на горе хозяина: веки Агнессы дрогнули, шевельнулись пальцы, будто она хотела ответить на ласку. Марбелл прослезился от умиления.

Никто из простецов - и уж точно не гнусный Холан - не был способен оценить масштабы труда, превратившие простого кадавра в произведение искусства. Алхимические составы, уничтожившие запах разложения и его самоё. Ритуалы, изменившие тело, ритуалы, обучившие кадавра реагировать на некроманта так, как должно... В сущности, прекрасная кукла, сделанная из банального мертвеца - и чуточку движимая чувствами своего господина.

Ну да, Марбелл не любит живых женщин. К чему врать о чувствах к душе, когда интересует только тело, а мелкая женская душонка портит всё, что возможно - болтовнёй некстати, враньём, сплетнями, изменами, жалкой жестокостью... Кадавр идеален: совершенное тело, движущееся ровно столько, сколько надо. Молчаливое, чрево адово! Лучшая из женских добродетелей.

И что, это страшнее, чем обычно делают простецы с треснувшими душами? Думая о вельможах из Совета, об их расфуфыренных и зарёванных жёнах, об их метрессах, детках, челядинцах, об их замках, конюшнях, экипажах, чистокровных жеребцах, бриллиантах внасыпку, как стеклянные бусы, золотом шитье, от которого одежда становится неподъёмно тяжёлой, об их самодовольстве, глупости и недальновидности, обиходной жестокости и презрении к плебсу, Марбелл чувствовал, как ярость поднимает Дар и кипятит кровь.