Моя Святая Земля

Сумерки уже сгустились, туман казался бурым киселём - факелы солдат горели тускло. Жёлтый свет дворцовых окон, поглощённый сырой темнотой, тёк призрачно, и королевский дворец выглядел нереально, как в мрачном сне. Площадь тонула в тумане и тьме, лишь редкие фонари вдалеке еле сеяли мутный желтоватый полусвет.

Дильберт распахнул перед королём дверцу кареты с золотым деревом Златолесья. В карету была запряжена холёная рыжая шестерня, подарок Джанора. С двух сторон от кареты пританцовывали и били копытами кони личной охраны принцессы. Алвин криво усмехнулся и помог Джинере войти. Ланн впустил в карету Зефира и вскочил на козлы.

– Вы знаете дорогу к Малому Замку?
– спросил у него Эральд. Ланн, вероятно, утвердительно кивнул.
– Гоните, - сказал Эральд и захлопнул дверцу.

Лошади рванули с места.

В карете было темно, но Джинера различала в сумраке лица союзников - встревоженные и внимательные, но не испуганные.

– Между прочим, ребята, - сказал Эральд со смешком, - я уже решил, что тут нам всем и конец.

– Вообще-то, государь, я с вами пока, - проворчал Сэдрик. Эральд молча обнял его за здоровое плечо.

– Я с ними завтра разберусь, - тихо и яростно сказал Алвин.
– Суки продажные. Биты мало.

– Нам бы сперва дожить до завтра, братишка, - сказал Эральд.
– А завтра может измениться решительно всё.

– Интересно, где отравитель, - сказал Алвин.
– То без него ни один чих во дворце не обходился, а то он слился и сгинул.

– А ты его больше не интересуешь, - отозвался Сэдрик.
– На какого беса лысого ты ему сдался - с душой? Да ещё после того, как ты его расколол? Всё, забудь.

– Гнида, - сказал Алвин, и Джинера услышала в его тоне настоящую тоску.
– Я так и думал. Корчил из себя преданного, сука. Страх, враньё - на том и всё... подонки...

– Это уже в прошлом, - сказал Эральд.
– Я не знаю, что будет завтра - но точно другое. Они пользовались тем, что тебе нечем отличить правду от лжи - но уже с завтрашнего утра всё будет не так.

– Скорее бы, - Алвин вздохнул, как всхлипнул.
– Устал я, Эральд... так устал - до смерти. Болит, болит, болит... Говорил - боюсь, да? Нет, не боюсь уже. Уже всё равно, лишь бы не болело.

– Уже скоро, - сказал Эральд.
– Ты дольше терпел, братишка, потерпи ещё немного.

Джинера протянула руку в темноте и нашла руку Алвина, без перчатки, холодную, как у мертвеца. Он удивлённо взглянул на неё.

– Я очень хочу, чтобы всё получилось, - сказала Джинера.
– Дай Бог.

– А...
– Алвин кивнул.
– Дай Бог. Ага.

Джинера снова чувствовала странный покой - здесь, в окружении чужих молодых мужчин, словно дома, в компании баронов брата. Даже Алвин, бездушная тварь, перестал пугать её - хоть она и не могла себе объяснить, почему.

Город, погружённый во мрак и туман, казался необитаемым и был освещён лишь редкими тусклыми огнями. Копыта лошадей и колёса кареты грохотали по мостовым неожиданно громко - и никто не прижимался к обочинам: после сорвавшейся королевской свадьбы столица замерла в ужасе, ожидая будущих бед. Померещились качающиеся тени в факельном свете, пролетело предместье, мутные огонёчки придорожной корчмы - навстречу понёсся чёрный лес.

Однако Джинере было настолько уютно, что она поймала себя на мысли: так бы ехать и ехать, очень быстро, весь вечер, всю ночь, и пусть лошади будут бесплотными и стремительными призраками, и под колёса летит не дорога, а полоса тумана... Но Малый Замок оказался не так уж и далеко от королевского дворца. Прошло меньше получаса, когда лошади замедлили бег, а Алвин мрачно сказал:

– Эй, Сэдрик... часы на ратуше, мне кажется, ещё и семи не пробили, а мы уже на месте, чтоб ему провалиться...

– Раньше - лучше, - невозмутимо откликнулся Сэдрик.
– Есть время спокойно всё приготовить.

Джинера выглянула в оконце и увидела приближающуюся, вставшую из тумана тёмную громаду старинного замка с огнями на башнях.

XI

Златолесский барон крикнул: "Эй, открыть ворота! Дорогу королю!" - Эральд невольно улыбнулся, услышав тот же эльфийский акцент, что и у Джинеры. Милое у златолессцев произношение; Эральд подумал, как хорошо бы попросить Джинеру или кого-нибудь из её людей сказать что-нибудь по-златолесски, но тут же и забыл об этом.

Ворота распахнули. Карета вкатилась в крепостной двор, а за ней въехали принцессины телохранители, осветив двор теми же факелами, какими освещали дорогу. В их красном мечущемся свете угрюмый замок не стал выглядеть приветливее. После королевского дворца он казался очень древним, будто принадлежащим другой эпохе. Крепостная стена, окружавшая замок, явно строилась, чтобы в случае необходимости выдержать осаду, и сам замок, угрюмые стены без любимых на Святой Земле украшений, резьбы и фонариков, выглядел сооружением фортификационным, не жилым. Больше годился для тюрьмы, чем для дворца. Зачем тут в былые времена жил принц Бриан, Эральд не мог понять.

Атмосфера ему нравилась, что ли? В тёмные властелины готовился, заигрался...

Во двор высыпала челядь - люди Бриана, надо думать - и вид у них был вовсе не радостный и не восторженный. Старик в чёрном, с горбатым носом и поджатыми губами - министр Нушрок из старого детского фильма - рванул дверцу кареты, словно хотел оторвать её напрочь. Из кареты выскочил Зефирчик - и Нушрок шарахнулся назад, как от ядовитой змеи.

– Не рад меня видеть, старая сволочь?
– осведомился Алвин с обычной своей любезностью.

– Что это вас привело в родовое гнездо, прекрасный государь?
– спросил Нушрок, изо всех сил пытаясь быть любезнее Алвина.

– Батюшка умер, - сообщил Алвин, пародируя скорбь, и спрыгнул на брусчатку двора.
– Тут ведь хоронить, я думаю? В часовне замка?

Губы старика дрогнули. Он зажмурился, будто пытаясь вморгнуть слёзы обратно, а когда открыл глаза, в них горела негасимая ненависть.

– Он хотел в храме Розы, - возразил старик, вложив в эти слова очень много чувств.

– Слишком сладко ему будет в храме Розы!
– голос Алвина сорвался, будто судорога сдавила горло.
– Рядом с тёткой Амалией лежать ему будет слишком... гнусно слишком. Обойдётся. Эй, вы, в карете! Ночевать там собрались?

Эральд вышел и подал руку принцессе, а потом - Сэдрику, который ухмыльнулся:

– Думаешь, не удержусь на ногах, государь?

На это "государь", сказанное привычно и небрежно, вскинулись все, как на вспышку или внезапный грохот.

– Кто "государь"?
– севшим голосом спросил старик.