Моя вторая мама (Сериал). Книга 1

– Нет, я… давно об этом знала.

– А ты не вздумай сказать, чтобы я отдала им деньги. Я, знаешь ли, еще не сошла с ума, - сказала Долорес.

– Мама, но это может быть опасно. Данило не из тех, кто легко отступает. А вдруг он задумал что-то против тебя? Да и зачем тебе столько денег?

– Счастье не в деньгах, а в их количестве. Счастье для всех нас, - произнесла Долорес совершенно серьезно, без тени улыбки.

– Я никогда даже не упоминала ни о каком интернате, Моника, - оправдывалась Даниэла.

– Папа сказал это из-за тебя! Раньше он говорил, что ни за что на свете не расстанется со мной.

– Так и будет. Дай мне возможность доказать тебе мою искренность. Пойми, для меня не существует разницы между тобой и моим ребенком. Мне бы очень хотелось быть матерью и для тебя. И чтобы ты звала меня мамой.

– Никогда! Я никогда этого не сделаю.

– Моника, посмотри мне в глаза. Ты думаешь, что я тебя обманываю? Поцелуй меня, и я тебе обещаю, что все будет забыто.

Моника обняла Даниэлу:

– С тех пор как умерла моя мамочка, в моей жизни нет ничего хорошего. Мне так грустно.

– Я хочу пригласить завтра на обед Маргариту и Летисию, - сказала Даниэла.

– Я поссорилась с Маргаритой, потому что она защищала тебя.

– Если она согласится прийти, вы помиритесь. Маргарита очень хорошая девочка и любит тебя.

– А зачем ты приглашаешь Летисию? Она же тебе не нравится. И ты ей тоже.

– Но она твоя подруга, - объяснила Даниэла.

Вечером за ужином Моника спросила у отца:

– Ты ведь не отправишь меня в интернат?

– Нет, обещаю тебе, - ответил Хуан Антонио.

– Ты должна помочь нам вырастить твоего братика, - подняла глаза от тарелки Даниэла.

– Папа, но ты не будешь его любить больше, чем меня?

– Нет, дорогая, я вас двоих буду любить одинаково.

– Нет, папочка, меня ты должен любить больше. Летисия говорит…

– Опять Летисия?
– рассердился Хуан Антонио.
– Мне уже надоело слышать о Летисии!

– Прошу тебя, дорогой, успокойся, - попросила Даниэла.

– А ты не вмешивайся. Ты неправильно воспитываешь мою дочь, - вдруг выпалил Хуан Антонио.

– Не кричи на меня! Я, может быть, плохая мать, но я не глухая, - у Даниэлы от обиды задрожали губы. Она встала из-за стола и выбежала из столовой.

Хуан Антонио бросил салфетку на стол и вышел вслед за женой. Поднявшись в спальню, он увидел рыдающую Даниэлу. Сердце его сжалось:

– Я был груб, признаю. Я слишком взвинчен из-за этой сцены в больнице. И потом, у меня уже в печенках сидит эта Летисия! Дорогая, я не хочу, чтобы ты плакала и тем более из-за меня.

– Все это не дает тебе право отыгрываться на мне. Но ты, наверно, прав: я не умею обращаться с Моникой.

– Ты простишь меня?

– Я уже все забыла, - сказала Даниэла и вытерла слезы.

– Дора опять будет работать у Даниэлы, - сказала Джина, подкрашивая губы.

– Да? С чего бы это?

– Похоже, она беременна.

– И Даниэла ее простила?

– Разумеется, - сказала Джина, влезая в узкую юбку.
– Ну, все беременеют, кроме меня. Я тоже хочу. Хочу, чтобы меня тошнило, хочу падать в обморок, хочу, чтобы среди ночи, на рассвете мне смертельно захотелось бы съесть чего-нибудь особенного. Ты смейся, смейся надо мной! Я уже вижу тебя, меняющим пеленки нашему малышу.

– Ну уж нет! Этого ты от меня не дождешься. Что я с ума сошел, что ли? Для чего тогда вы, женщины? Я не против равенства полов, но существуют же чисто женская и чисто мужская работы.

– О, дорогой, со мной тебе придется поменять свой образ мыслей.

– Нет, я хотел сказать, что я не отказываюсь, но одно из двух: либо я меняю пеленки, либо я работаю.

– А я, значит, должна делать и то, и другое?

– Знаешь, когда у нас будут дети, тебе придется оставить работу.

– И не подумаю, - Джина взяла со столика сумку.
– Ну, пойдем, а то мы опоздаем к Даниэле и Хуану Антонио.

Даниэла и Хуан Антонио принимали гостей. Друзья обменивались новостями, шутили, и только Рамон чувствовал себя не в своей тарелке в этом доме. Хуан Антонио встретил его весьма прохладно. Воспользовавшись тем, что гости постоянно переходили из одной комнаты в другую, Рамон уединился в библиотеке. В гостиной в центре внимания была Джина. Благодаря своему веселому нраву, она умела расположить к себе людей.

– Как бы мне хотелось оказаться сейчас где-нибудь в Акапулько, на пляже и в бикини.

– Ты уже довольно загорела на теплоходе, - заметил Фелипе.

– Рамон очень любить загорать, - сказала Сония.
– Мы иногда загораем в саду.

– Как здорово, что у тебя дом с садом, где можно загорать. Я серьезно подумываю купить дом в Куернаваке. С огромным садом, - заявила Долорес.

– Не разбрасывайтесь так деньгами, Долорес. Если вы купите все, о чем «подумываете», деньги быстро испарятся, - усмехнулся Хуан Антонио.

Долорес закусила губу. Хуан Антонио правильно подметил. Став обладательницей огромного состояния, Долорес начала строить планы, куда бы эти деньги потратить, и очень часто начинала свои заявления с фразы: «Я серьезно подумываю» или «Мы с Ракель серьезно подумываем», а дальше она давала волю своей фантазии. За последние двадцать четыре часа она «серьезно подумывала» купить массу вещей, начиная от самолета, чтобы в конце недели можно было слетать на нем на пляж в Акапулько, и кончая яхтой.

Кроме того, она «серьезно подумывала» нанять шофера для своего мотоцикла, и не какого-нибудь, а обязательно в униформе. Единственное, что ее смущало, что тогда ей придется сидеть на мотоцикле за ним, крепко обхватив его за талию.

– Было бы забавно составить список всего того, что Долорес собирается купить на деньги, которые ей оставил Хустино, - сказал Хуан Антонио, подходя к Мануэлю.
– Скажи, а как себя чувствует человек, проснувшийся однажды утром миллионером?

– Оставь свои шуточки, - насупился Мануэль.
– Я не хочу об этом говорить. Я вообще против того, чтобы мама приняла это наследство.