Моя вторая мама (Сериал). Книга 1
Шрифт:
– Пусти!
– вырываясь, она толкнула его в грудь, но Альберто устоял на ногах и, крепко схватив ее, швырнул на кровать.
– Пусти меня! Не прикасайся ко мне! Пусти! Даниэла вскочила на ноги, но вновь оказалась в объятиях Альберто. Он пытался поцеловать ее. Она сопротивлялась, отворачивая лицо и упираясь руками ему в грудь. На мгновение лица их оказались друг напротив друга, и он заметил гримасу отвращения на ее лице.
– Так ты ничего не добьешься!
– бросила ему Даниэла.
Альберто отпустил ее и сел на кровать.
– И предупреждаю тебя, - уже спокойней сказала Даниэла, - что
– Ну и что?
– Альберто усмехнулся.
– Что сделает этот несчастный адвокатишко?
– Он поможет мне. Я уже сказала тебе, что не собираюсь сидеть, сложа руки.
– Ты не сможешь жить без меня!
– Альберто резко поднялся и снова схватил ее.
– Посмотрим! А еще, знай, я назначу ревизию. Джина утверждает, что ты меня обкрадывал!
– Глупости!
– После того, что я сегодня узнала, меня уже ничем не удивить.
– Даниэла, Даниэла! Ты видишь все в черном цвете…
– Ложь!
– Были же у нас и счастливые моменты…
– Ты все время… все время лгал мне!
– Ну, хорошо, хорошо, признаю… Я плохо поступил, когда женился на тебе, не разведясь с Каролиной. Но это мое единственное преступление!
– Альберто опустился перед ней на колени.
– Я люблю тебя. Верь мне!
– Ты любишь только себя! Только себя!
– Даниэла… - руки его обхватили Даниэлу за талию.
– Давай забудем о ревизии… Забудем о Каролине… Обещаю тебе, я добьюсь у нее развода, и мы с тобой снова сможем пожениться.
– Ну нет!
– она оттолкнула его.
– Когда я говорю «все», это значит «все». И ревизия будет! Клянусь тебе, если ты украл у меня хоть один сентаво, хотя бы один, я добьюсь, чтобы тебя сгноили за решеткой, чего бы мне это не стоило.
– Ты сама не знаешь, что говоришь!
– крикнул, поднимаясь с колен, Альберто.
– Я не только не обкрадывал тебя, но, наоборот, помог тебе заработать кучу денег!!!
– Это я раньше так думала. А теперь сомневаюсь во всем, что имеет к тебе хоть какое-то отношение. И хватит болтать! Немедленно убирайся отсюда!
– Ты думаешь только о себе, Даниэла!
– Что?! Ну это уж слишком!
– Даниэла подскочила к шкафу и, открыв его, выбросила из него чемодан.
– Что ты делаешь?
– Не видишь? Вышвыриваю твое барахло! И больше мне на глаза не показывайся!
– Ты пожалеешь, Даниэла, - Альберто нагнулся и стал собирать выпавшие из чемодана вещи.
– Нет, это ты пожалеешь!
– Ты останешься одна! По ночам ты будешь тосковать! Ты пожалеешь о том, что меня нет рядом!
– Я думаю, нам не о чем больше разговаривать. Мой адвокат тебя разыщет.
– Твой адвокат! Твой адвокат… Ты с таким удовольствием говоришь об этом кретине Фелипе!
– Здесь только один кретин. Это ты.
– Или, может, ты имеешь в виду Херардо?
– Я имею в виду, что здесь только один кретин - ты сам.
– Так слушай!
– Альберто схватил чемодан и сорвал со спинки стула пиджак.
– У меня нет оснований скрываться от кого бы то ни было. Тем более от тебя! Прощай, Даниэла.
Глава 4
Раз… раз… еще раз… Хуан Антонио давно заметил, что
физические упражнения не только помогали ему поддерживать неплохую форму и работать по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, но и снимали нервное напряжение в самые тяжелые минуты жизни. Больше всего он любил плавать и делал это почти ежедневно. Вот и сегодня утром, перед тем, как ехать в больницу к Лусии, он пробежался по саду, немного поработал со штангой и сразу после этого прыгнул в лазурную воду небольшого домашнего бассейна. Он плыл по периметру бассейна длинными, чуть затянутыми гребками, отвлекшись от горьких мыслей, сосредоточившись на движении рук и ног и слыша только шум собственного дыхания, когда с бортика раздался голос Игнасио:– Сеньор! Простите, сеньор! Вам звонят! По срочному делу!
Игнасио, запыхавшись, склонился над водою, держа в руках трубку радиотелефона. Вид у него был виноватый.
– Я же просил не беспокоить меня, когда я плаваю… - проворчал Хуан Антонио.
– Простите, сеньор, но это из больницы.
Хуан Антонио подтянулся на поручнях ведущей из бассейна лесенки и взял трубку у Игнасио.
– Алло? Слушаю…
– Хуан Антонио? Это Рубен Карранса.
– Слушаю вас, доктор. Что-нибудь случилось?
– Не мог бы ты сейчас приехать в больницу?
– Выезжаю через десять минут… А что?
– Не знаю, как и сказать тебе, - голос врача, старого знакомого их семьи, дрогнул.
– Лусия… только что умерла.
Ну вот и все… У него больше не было жены. Хуан Антонио медленно вытерся, оделся и поднялся в их с Лусией комнату. Он сел на кровать и с минуту просидел неподвижно, пытаясь осознать случившееся. Лусия больше никогда не вернется в эту комнату. Никогда больше не откроет вот эту баночку с кремом на столике у кровати. Никогда не возьмет в руки ничего из того, что здесь есть. Не положит ему руки на плечи, не обнимет. Засыпая, он не будет слышать ее дыхания… А вот эта фотография, что он держит в руках, уже не просто запечатленный в кадре счастливый эпизод их жизни, а фотография мертвойЛусии, память о Лусии, которой больше никогда не будет…
В дверь комнаты негромко постучали.
– Войдите, - глухо сказал Хуан Антонио.
Вошла Мария и остановилась на пороге, глядя на него.
– Игнасио сказал, что вы хотели меня видеть, сеньор?
– Да, Мария. Мне только что звонил доктор Карранса.
– Сеньора Лусия?!
– Она умерла, Мария…
– Боже… - Мария всплеснула руками и горько заплакала.
– Господи, упокой ее душу! Не знаю, что и сказать вам сеньор. Мне так жаль. Так жаль! Вы же знаете, как мы ее любили.
– Знаю, Мария.
– Бедная Моника… Что с ней будет…?
– Нужно сказать ей, Мария. Где она?
– В саду с Игнасио. Ах, сеньор, она не вынесет…
– Я должен срочно ехать в больницу, договориться насчет похорон. Идем к Монике…
Он нашел дочь в саду. Играя, она сидела на траве. Хуан Антонио присел рядом с нею. Заметив отца, девочка обрадовалась и потянулась к нему, не подозревая, какую страшную весть он принес ей.
– Моника… - Хуан Антонио отвел глаза.
– Дело в том, Моника, что… мама больше не в больнице.