Моя вторая мама. Том 2

Но Даниэла с улыбкой все отрицала. Она объяснила, что Алехандро – фабрикант, изготовитель тканей, с которым она делает свою новую коллекцию.

– Ты влюблена в него? – прямо спросила Моника. – Поэтому ты и не хочешь простить папу?

Даниэла растерялась. Она поняла, что без серьезного разговора не обойтись.

– Понимаешь, дочка, Алехандро добрый человек, он говорит, что любит меня, но я не испытываю к нему ничего, кроме дружеских чувств.

– Потому что ты любишь папу? – настойчиво докапывалась до истины Моника.

– Да… – сказала Даниэла и сама испугалась своего ответа. – Я очень сильно любила Хуана Антонио, а такое не проходит в один день.

– Ну так прости его, мама.

– А Летисия? – спросила Даниэла.

Моника досадливо поморщилась.

– Он ее уже оставил. И вообще, Летисия не заслуживает, чтобы из-за нее ты губила свою жизнь.

– У них будет ребенок.

– Ребенок не останется без помощи!

Даниэла прикрыла глаза. «Все словно сговорились», – подумала она.

– Не знаю, не знаю, – со вздохом произнесла она.

– Подумай, мамочка, мы могли бы жить так счастливо!

Даниэла заплакала. Она снова не могла понять, почему Хуан Антонио отвернулся от нее, от женщины, которая была с ним нежной, любящей, понимающей и разделяющей его заботы и огорчения. Обида была особенно тяжелой потому, что Даниэла ничем на заслужила ее. Несчастья слишком часто обрушивались на нее! И слишком часто она действовала, подчиняясь голосу сердца! «Нет, – решила она, – теперь надо слушать голос разума. Действовать без оглядки нельзя».

А Хуан Антонио ревновал Даниэлу все сильнее. Слова Джины о «женихе» Даниэлы не выходили у него из головы. Ему не верилось, что это правда, но, с другой стороны, Даниэла так упорно избегала встречи с ним! Он успокаивал себя тем, что Джина просто хотела позлить его, но тут же думал: «Почему Даниэла так часто видится с тем мужчиной?» Мануэль, терпеливо выслушивавший излияния друга, пытался урезонить его, говоря, что Даниэла свободная женщина и может жить так, как хочет, а вот у Хуана Антонио нет права вмешиваться в ее жизнь после интрижки с Летисией.

– Знаешь что? Перестань об этом, – взрывался Хуан Антонио. – Я сам все понимаю. Я тоскую по своему дому, по своей семье, по всему, что у меня было. Я обязан вернуть себе Даниэлу. И клянусь, что никогда больше не изменю ей.

Мануэль смотрел на друга и думал, что это, может быть, и правда. После всех потрясений Хуан Антонио на самом деле должен был сильно перемениться. Не сомневался он и в настойчивости друга.

Даниэла попросила Марию позвать ее, когда согреется еда для внука. Она хотела сама покормить его. В ожидании она подошла к вазе с цветами, сорванными в саду, и вдохнула в себя их аромат. Ей вдруг вспомнился пляж в Майами…

Вдруг раздался звонок. В дверях стоял Хуан Антонио.

– Как поживаешь, Даниэла? – спросил он.

– Спасибо, хорошо. А ты?

– Плохо. Моника дома?

– Она в саду с ребенком. Зайдешь?

Хуан Антонио зашел и прикрыл за собой дверь. Даниэла вглядывалась в его измученное страданиями лицо.

– Ты хотел мне что-то сказать? – спросила она.

– Да, я люблю тебя, – ответил он.

Моника сидела в саду на скамейке. Хуан Мануэль лежал в коляске и разглядывал огромные цветы, склонявшиеся к нему сверху. Настроение у Моники было чудесное. Она радостно улыбнулась неожиданно появившейся Джине. Вслед за Джиной вышла Мария.

– Я пойду согрею еду для малыша, – предупредила она Монику.

Та кивнула и извиняющимся голосом сказала Джине:

– Я была бы счастлива всегда кормить его грудью, но, увы, у меня мало молока.

– А Хуан Мануэль только и делает, что ест, – подхватила Мария и, помолчав, добавила: – Тебе лучше пока побыть здесь. Пусть мама с папой объяснятся наедине.

Джина села рядом с Моникой.

– Я вышла оттуда на цыпочках, чтобы Даниэла и Хуан Антонио не заметили меня. Было бы чудесно, если бы они помирились.

– Да уж, – вздохнула Мария. – Дай-то Бог!

– Они хотя бы перестали ругаться, а это уже хороший признак, – сказала Джина и засмеялась: – Поеду-ка я к своим детям, а то, глядя на тебя, и во мне взыграл материнский инстинкт.

Моника заговорщицки подмигнула ей:

– Вы с Фелипе – отличная пара, Джина.

– Да, да, – подтвердила Мария.

– Я со всеми хорошо смотрюсь! – гордо вскинула голову Джина.

Все расхохотались. Даже младенец в коляске улыбнулся, уловив хорошее настроение взрослых.

– Вот нелегкая принесла! – с досадой сказала вдруг Моника.

В сад вошел Алехандро. Он поздоровался с женщинами. Моника недовольно отвернулась. Мужчина озабоченно посмотрел на нее.

– Скажу тебе откровенно, что я не могу жить без тебя, Даниэла, – страстно сказал Хуан Антонио.

– Ты должен был обо все подумать намного раньше, – качала головой она.

– Ты права, я знаю, но прости меня, прошу тебя, прости меня.

– Почему я должна простить тебя? – тихо спросила Даниэла.

Хуан Антонио набрал в легкие побольше воздуха и произнес взволнованную и сбивчивую тираду:

– Потому что я думаю, мне кажется, – может быть, из тщеславия, не знаю, – мне кажется, что ты по-прежнему любишь меня.

Даниэла молча смотрела на него, но не возражала.

– Пусть я ошибаюсь, – продолжал он. – Во всяком случае, моя жизнь в твоих руках.

– Хуан Антонио, – неуверенно начала Даниэла. – Я хотела бы…

Он прервал ее:

– Даниэла, я не говорю, что это легко, я не уверен, что все может стать, как прежде, но дай волю своим чувствам, позволь себе любить меня, и мы сможем все начать сначала.

В этот момент появился Алехандро.

– Не помешал? – спросил он, увидев Даниэлу с бывшим мужем.

– Честно говоря, помешали, – не слишком вежливо сказал Хуан Антонио.

– Нет, нет, – произнесла Даниэла. – Проходи, Алехандро.

Хуан Антонио раздраженно смотрел на вошедшего.

В саду остались три женщины. Моника, как бы извиняясь за свое поведение, сказала:

– Алехандро, может, быть, и хороший человек, но он мне не отец. Пусть я эгоистка, но я не желаю, чтобы он жил в нашем доме.