Может сейчас

Что я могу сказать? Он похож на своего отца. Но как бы много в нем ни было от меня, он также очень похож на свою мать. Она переживала за каждое упражнение, каждое домашнее задание в средней школе и колледже. Однажды мне пришлось утешать ее, плачущую над неидеальной оценкой — над всего лишь девяноста девятью баллами из ста.

Целеустремленность Джастиса постоянно воюет с другой чертой его характера, той что хочет не спать допоздна и смотреть страшные фильмы, когда ему не положено. Когда я привез его сегодня в школу, мне даже пришлось будить его, чтобы высадить из машины.

Я понял, что тест по математике пройдет не слишком хорошо, когда он вытер слюну со своего рта, открыл дверь, чтобы выйти из машины, и сказал:

– Спокойной ночи, папа.

Он думал, что я высажу его у дома матери. Я рассмеялся, когда он вылез из машины и понял, что его ждёт обычный школьный день. Он развернулся к машине и попытался открыть дверцу. Но я заблокировал ее, прежде чем он успел забраться обратно в машину и умолять меня пропустить денек.

Я приоткрыл окно, и он просунул пальцы внутрь и сказал:

– Папа, пожалуйста. Я ничего не скажу маме. Просто дай мне сегодня поспать.

– Все действия имеют последствия, Джастис. Люблю тебя, желаю удачи и не засыпай.

Когда его пальцы выскользнули от окна, и он поверженный отступил назад, я уехал.

Я вижу в телефоне, как он комкает листок и бросает его через плечо. Он трет глаза и говорит:

– Я собираюсь просить мистера Бэнкса разрешить мне пересдать тест.

Я смеюсь.

– Или просто смирись с оценкой в восемьдесят пять. Это не ужасная оценка.

Джастис пожимает плечами и почесывает щеку.

– Вчера вечером мама опять гуляла с этим парнем.

Он говорит это так небрежно, как будто его не пугает возможность появления отчима. Наверное, это даже хорошо.

– Ах да? И что он снова назвал тебя наглецом и взъерошил тебе волосы?

Джастис закатывает глаза.

– Нет, на этот раз он был не так уж плох. Я думаю, что у него нет детей, и мама уже сказала ему, что люди не называют одиннадцатилетних парней наглецами. Но в любом случае, она хотела, чтобы я спросил тебя, не занят ли ты сегодня вечером, потому что они снова встречаются.

Все еще немного странно — слышать о свиданиях Крисси от ребенка, которого мы сделали с ней вместе.

Мы начали новую страницу нашей жизни, с которой я пытаюсь свыкнуться, поэтому я делаю все возможное, чтобы это не казалось странным. Решение расстаться с ней исходило от меня, и оно далось мне нелегко. Тем более, что у нас общий ребенок.

Джастис был единственной причиной, по которой мы жили вместе, и это нам казалось не справедливым. Поначалу Крисси тяжело переживала разрыв, но только потому что мы были довольны нашей общей жизнью. Но в этой жизни царила пустота, и Крисси это знала.

Я всегда считал, что в любви должна таиться какая-то степень сумасшествия. Я-хочу-до-безумия-проводить-каждую-минуту-каждого-дня-с-тобой. Но у нас с Крисси никогда не было такой любви. Наши отношения строились на ответственности и взаимном уважении. А это отнюдь не сводящая с ума, останавливающая сердце любовь.

Когда родился Джастис, эту сводящую с ума любовь мы чувствовали к нему, и этого было достаточно, чтобы продержаться до окончания средней школы, колледжа, медицинского университета и ординатуры. Но если говорить о том, что мы чувствовали по отношению друг к другу, то нас связывал слишком тонкий слой любви, чтобы пытаться растянуть его на всю жизнь.

Вот уже год как мы расстались, но собственным жильем я обзавёлся чуть больше полугода назад. Свой дом я купил через две улицы от того, где мы растили Джастиса. Судья разрешил нам совместную опеку, с указанием, кто, в какое время и на сколько получит ребёнка, но мы ни разу не придерживались этого постановления. Джастис остается с каждым из родителей почти равное количество времени, но чаще на его условиях, чем на наших. Раз уж наши дома так близко расположены, то он просто ходит туда-сюда, когда ему вздумается. Вообще-то меня это полностью устраивает. Он очень хорошо адаптировался. Мы старались для него сгладить наш развод, позволив ему самому выбирать время его визитов.

Возможно, слишком сгладили.

Потому что по какой-то странной причине, он думает, будто я хочу знать о личной жизни его матери, когда я, вообще-то, предпочитаю оставаться в неведении. Но ему всего одиннадцать. Он все еще невинен почти во всех смыслах, поэтому мне нравится, что он держит меня в курсе той половины своей жизни, частью которой я больше не являюсь.

– Пап, – говорит Джастис, – ты меня слышишь? Можно мне сегодня остаться у тебя дома?

Я киваю:

– Да. Конечно.

Я сказал Мэгги, что приеду к ней сегодня вечером, но это было еще до... этого. Я почти уверен, что ее оставят под наблюдением в больнице на ночь, так что в пятницу я совершено свободен. Даже если бы это было не так, для Джастиса мой дом всегда открыт настежь. Я много времени уделяю работе и своему хобби, но все это — на втором месте после него . Вообще все — на втором месте после него.

– Где ты сейчас? – Джастис наклоняется вперед, щурясь на телефон. – Место совсем не похоже на твою клинику.

Я поворачиваю телефон лицом к пустому коридору и направляю его на дверь Мэгги.

– Я в больнице навещаю больного друга, – я снова поворачиваюсь лицом к телефону. – Если она захочет меня видеть.

– Почему нет? – спрашивает Джастис.

Я пристально смотрю на него, потом качаю головой. Я не хочу говорить это вслух.

– Это не имеет значения.

– Она на тебя сердится?

Это слишком странно-говорить с ним о девушке, с которой я ходил на свидание, и которая не является его матерью. Как бы небрежно он ни говорил об этом, не уверен, что когда-нибудь я буду чувствовать себя комфортно, рассказывая ему о своей личной жизни. Я подношу телефон ближе к лицу и поднимаю бровь.

– Я не говорю с тобой о своей личной жизни.

Джастис наклоняется вперед и подражает моему выражению лица.

– Я припомню этот разговор, когда начну встречаться.

Я смеюсь. Ему всего одиннадцать, а он уже умнее большинства взрослых.

– Ладно. Если я расскажу тебе о ней, если ты пообещаешь, что расскажешь мне, когда поцелуешь девушку в первый раз?

Джастин кивает.

– Только если ты не скажешь маме.

– По рукам.

– По рукам.

– Ее зовут Мэгги, – говорю я. – Мы ходили на свидание во вторник, и я почти уверен, что нравлюсь ей, но она не хочет встречаться со мной снова, потому что ее жизнь очень суматошна. Но сейчас она в больнице, и я собираюсь навестить ее, но понятия не имею, как себя вести, когда войду в эту дверь.