Муля, не нервируй… Книга 2

Кухню моментально заполонили всевозможные аппетитные ароматы: мёда, липы, картошки и ещё чего-то горьковато-вкусного.

Муза побледнела. Мне показалось, что она сейчас упадёт в обморок.

— Муза, — тихо, почти шепотом, сказал ей я, — у меня есть вареники с капустой и с картошкой. Шкварками с луком зажаренные. Дуся вчера полную кастрюлю сделала. Мы с Беллой сегодня утром всё съесть не смогли. Пойдёмте ко мне, поможете? А то Дуся придёт, увидит, что вареники остались, и обидится. Вы же знаете эту Дусю, какая она.

Муза вздрогнула, машинально сглотнула, а потом вздёрнула подбородок и отчеканила ледяным тоном:

— Благодарю, Муля, я не голодна.

И тут, когда Ложкина открыла крышку кастрюльки, чтобы Жасминов мог подышать над картошкой в мундирке, в животе у Музы громко заурчало. Кровь бросилась ей в лицо, но она прямая, с абсолютно ровной спиной и высоко поднятой головой, гордо чеканя шаг, удалилась к себе в комнату.

Ну вот что ты тут сделаешь!

Тем временем операция по спасению Жасминова от насморка началась:

— Орфей, ниже немножечко! — ворковала Лиля, поддерживая нежными руками голову Жасминова над кастрюлькой с картошкой, — дышите глубже. Ещё глубже, Орфей!

И тут дверь открылась и вошел Гришка Пантелеймонов, Лилин муж.

Глава 3

— Это что такое?! — взревел он так, что он неожиданности Лиля выпустила голову Жасминова и эта его сопливая голова с тихим плюхом угодила прямо в кастрюлю с картошкой.

Жасминов заорал, словно лось в период гона, и попытался освободиться. Но не тут-то было. То ли кастрюля Ложкиной была с подвохом, то ли при падении Жасминов как-то неправильно повернул голову, то ли вообще его голова разбухла из-за благотворного влияния картофельного пара. А, может, и вовсе судьбе-злодейке мало было наградить Жасминова сопливым носом, так ещё и это вдобавок. Или просто чёрная полоса решила начаться…

И вот ситуация: коммунальная квартира, в дверях кухни дурниной ревёт оскорблённый Григорий, а из кастрюли ещё большей дурниной ревёт обожжённый Жасминов.

А потом завизжала сперва Лиля, а потом и все остальные товарищи бабы присоединились. Но они уже, очевидно, от ужаса. Или просто за компанию.

В общем, хор китайских мальчиков, точнее девочек, получился — залюбуешься.

Я аж залюбовался.

Вместо того, чтобы попытаться помочь вытащить застрявшую голову Жасминова, Лиля бросилась к мужу:

— Гриша, ты вернулся! — экспрессивно воскликнула она и попыталась прильнуть к пролетарской груди мужа.

Но Григорий был столь впечатлён открывшейся ему вероломной картиной, что прижаться к себе голове неверной супруги категорически не позволил.

— Уйди, бесстыжая! Видеть тебя больше не хочу! — гневно взревел он и гордо удалился, ничего не захотев слушать.

Лиля зарыдала, на наших глазах уютное семейное гнёздышко Пантелеймоновых рушилось.

Заточенный в картофельной кастрюльке Жасминов уже не орал, а лишь горестно и обречённо подвывал. Всё равно на него никто не обращал внимания. Все занимались тем, что утешали рыдающую Лилю и строили вероятные прогнозы на развитие событий в перспективе.

— Убьёт Гришка Жасминова, — покачала украшенной новыми локонами головой Ложкина, — как пить дать теперь убьёт.

Лиля зарыдала громче.

— Да нет, — не соглашалась более рациональная Белла, — просто сильно поколотит и выгонит. А может, даже ногу ему сломает. Но потом всё равно выгонит. И Лильку выгонит. Доигралась.

Лиля зарыдала ещё громче.

— Обоих убьёт, — удовлетворённо констатировала Зайка, которая как раз подошла и концовку всей этой истории прекрасно видела. — А потом и сам повесится.

Она выпалила эту тираду категорическим голосом, а потом с придыханием добавила:

— Это так романтично!

Лиля уже захлёбывалась в истерических рыданиях.

Нужно было срочно исправлять ситуацию, иначе товарищи женщины раздуют на уровень Всемирного Потопа и это всё никогда не закончится.

И я сказал, чётко чеканя слова:

— Жаль! Очень жаль!

Все головы моментально повернулись ко мне. В воздухе повис вопрос. Поэтому я охотно пояснил всем желающим:

— Жаль, что свадьба товарищей Ложкиной и Печкина отменяется, — а потом с тихой печалью в голосе добавил, — а я ведь уже и подарок купил…

Эта новость вывела всех из одного ступора, но вогнала в другой (мною был применён принцип «переключения»*).

— П-почему это отменяется? — с негодованием охнула Ложкина, как лицо наиболее заинтересованное, — ничего не отменяется! Я уже и фату даже купила…

От новости о фате моментально была забыта и рыдающая Лиля, и заключенный в кастрюльный каземат Жасминов, и даже оскорблённый Гришка.

— Где купила? — раненой тигрицей моментально подобралась Зайка и завистливо потребовала строгим голосом. — Покажи!

— Не скажу! — упрямо дёрнула головой Ложкина и её упругие, выкрашенные хной, локоны игриво подпрыгнули. — И не покажу! Где надо, там и купила! Не твоё собачье дело. Ишь, какая хитрая. Да и всё равно, до свадьбы видеть наряд невесты нельзя. Примета такая.

— Так почему это отменяется? — возмущённо заорала Белла, обнаружив, что разговор уходит вообще не в ту сторону.

— Если Григорий убьёт товарища Жасминова, или Лилю, или их обоих, то его посадят в тюрьму, а хоронить потом соседям придётся, — охотно пояснил я и добавил, — хотя можно провести сперва похороны, а потом свадьбу. Советскими законами это не запрещено.

Я немного задумался, а потом уточнил:

— Или наоборот.

— Ы-ыы-ы-ы-ы-ы… — Лиля зарыдала громче: она не хотела, чтобы их с Жасминовым убивали, а Гришка садился в тюрьму.

Не знаю, что бы мы нарешали, но на кухню вышел Печкин.

Он был взъерошен, и на одной стороне лица отпечаталась вышивка от подушки, вроде как маргаритки. Внимательно осмотрев поле боя, он почесал растрёпанный затылок и сказал мудрым голосом:

— Нужно товарища соседа оттуда вытаскивать, и то срочно. А то задохнётся ведь, жалко.

И все вспомнили о Жасминове и бросились его вытаскивать.

Примерно через несколько минут и совместных усилий соседей, сдобренных непечатными выражениями, голова Жасминова была извлечена из кастрюли.

— Получилось картофельное пюре, — философски подытожил Печкин, заглянув в кастрюлю с остатками картошки, а потом добавил укоризненным голосом. — А я ведь хотел в мундире. Там калия больше, а он для костей полезен, я в журнале читал.

С этими словами он печально вздохнул, развернулся и пошел в комнату. А следом за ним побежала встревоженная Ложкина.