Муля, не нервируй… Книга 4

— Это позор! — взволнованно добавила Надежда Петровна.

— Аннушка, успокойся! Тебе нельзя волноваться! — запричитал Аркадий Наумович.

— Что же вы делаете?! — всплеснула руками Надежда Петровна.

— Я борщ ем, — ответила Валентина и внесла конструктивное предложение, — хотите?

Но Надежда Петровна, Павел Григорьевич, Анна Васильевна и Аркадий Наумович борща не хотели. И котлет не хотели. Они хотели скандалить. Причём остановить их не смогло бы даже торнадо.

Ничего не смогло бы.

Кроме одного.

Это я понял, когда дверь открылась и вошла Вера. Была она вся радостная и нарядная. Шлейф удушливо-красномосковских духов тянулся за нею, словно токсичная змея. Короткое жёлтое платье не скрывало фильдеперсовых чулок и держалось на честном слове, презирая гравитацию и здравый смысл. А уж о том, как Вера была накрашена, я даже говорить не берусь.

— Мулечка, не помешаю?! — воскликнула она игривым голоском и впорхнула в комнату. Обнаружив там целую солидную делегацию, Вера чуть растерялась и выдавила из себя, — здрасьти!

Надежда Петровна фыркнула и всем своим видом демонстрируя презрение, отвернулась. Адияков, как обычно, остался пофигистически безучастным, а вот Анна Васильевна возмутилась:

— А это ещё что за «бэ»?

Вера вспыхнула и уже готов был разразиться скандал. Поэтому я торопливо сказал:

— Это Вера. Она актриса.

Анна Васильевна чуть успокоилась, но тут внезапно подал голос Аркадий Наумович:

— Да какая она актриса! В ресторане в подтанцовке ноги показывает…

Грянула пауза. Все с интересом посмотрели на Аркадия Наумовича, а Анна Васильевна покраснела и стала наливаться нездоровой и гневной краснотой всё больше и больше.

Я понял, что надо как-то спасать ситуацию, вот только не знал, как.

А Аркадий Наумович пробормотал заискивающим голосом:

— Мы в ресторане этом с коллегами были, когда мой орден обмывали…

— Дома поговорим! — процедила Анна Васильевна, изо всех сил удерживая лицо.

— Теперь понятно, в кого дочь пошла, — выдала перл Надежда Петровна и теперь все посмотрели на неё.

Назревал новый скандал.

Я уже думал, как бы незаметно спрятать все колюще-режущие предметы, когда Дуся, которая тихонько выскользнула, как оказалось, из комнаты, привела Жасминова.

— Здрасьти! — обалдел от такого количества заинтересованного народа тот.

— Это Жасминов, — сказал я, — сосед. Он тоже артист.

— Тоже ноги задирает в подтанцовке? — не удержалась от ехидной подколки Надежда Петровна.

— Нет, он — оперный певец. — ответил я и добавил. — Знаменитый.

Теперь на Жасминова заинтересованно посмотрели и Анна Васильевна, и Надежда Петровна.

— А он здесь зачем? — уязвлённо сказал Павел Григорьевич, который прекрасно заметил взгляды Надежды Петровны и они ему явно не понравились.

— Это свидетель, — сказала Дуся.

— Свидетель чего? — не понял Павел Григорьевич.

— Я в ту ночь тоже здесь спал, — сказал Жасминов.

— И я, — добавила Вера.

— Оргия! Разврат! — ахнула Анна Васильевна и начала заваливаться в обморок.

Глава 19

— Гавнёргия! — цвыркнула Дуся и сердито выдала целую тираду, — Валька ваша спала на Мулиной кровати, Верка — на раскладушке Беллы, я — на своём диванчике, как обычно, а Жасминов — на полу, на одеяле! Какая могла быть оргия!

— Но это же… — начала было заводиться Анна Васильевна, но Дуся опять не дала ей и слова сказать:

— Все до ночи помогали Муле писать доклад. А потом он пошел в Комитет уговаривать начальство ехать к Сталину. И все его ждали. А время было позднее, вот и поснули, кто где только место нашёл…

— Бедняжки… — жалостливо вдохнула Надежда Петровна и посмотрела на меня уже не так строго.

— Конечно, бедняжки! — опять сказала сердитая Дуся, — и никакого разврата при всём желании быть не могло. Мы устали все, как собаки, вот и уснули… А спали в одной комнате, потому что ждали Мулю с новостями. А он, поросёнок такой, ночью вернулся и ушёл в чуланчик Герасима спать. Еле мы его утром нашли и еле добудились.

— Не хотел вас ночью будить, — покаянно развёл руками я.

— Он не хотел будить! — свирепо нахмурилась Дуся, — вы это слышали? Он будить нас не хотел! А то, что все волновались и переживали — это никого не волнует, да, Муля? А то, что утром все проснулись и обнаружили, что Мули нет — это как?! Муля ушёл подговаривать руководство идти к Сталину и Муля утром больше уже не вернулся. И вот что мы могли думать?

Я промолчал — крыть было нечем.

— А заколка… — начал Аркадий Наумович, а Дуся опять влезла:

— Дык она одетой спала же, Валька ваша! Вот косу-то и не расплела. А, видать, повернула голову во сне, вот заколка и соскочила. А я потом постелю Мулину перестилала и нашла. Кто ж знал, что вы начнёте вот это вот всё!

— Ну потому что… — ответила Анна Васильевна, но Дуся набросилась и на неё:

— Да как бы я допустила оргию-то, а?! Ну сами подумайте! Неужто я Муленьке зла желаю? Валька ваша деваха славная, грамотная, вот только маленько с придурью. А Муленьке нашему самая лучшая жена нужна. Так что я всё зорко контролирую! Мимо меня ни одна мышь не проскочит!

— Ну, знаете! — возмутилась Анна Васильевна и тут же добавила, — я, между прочим, два редких экзота отдала Муле для общего блага!

— А я смету посчитала, — подала голос Валентина, которая спокойно доела борщ, доела котлеты и перешла уже на пирожки.

— Вот и хорошо! — подытожила Дуся, — все бы так Муленьке помогали. А то только он всем.

На этом консилиум закончился, гости немного попили чай и, прихватив, упирающуюся и немного осоловелую от еды Валентину, и её чемодан, отбыли восвояси.

— Я так понимаю, сегодня ты обучать меня не будешь? — спросила Вера, когда за гостями закрылась, наконец, дверь, а Дуся засуетилась, убирая со стола остатки пиршества.

Я вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Ну почему же? Всё в силе. Действуем так, как договорились.

Жасминов, который уже намылился было уходить и задержался лишь только потому, что оставить недоеденный пирожок было выше его сил, с любопытством посмотрел на нас с Веркой и решительно долил себе ещё чаю. Уходить он явно не собирался.