Муля, не нервируй… Книга 4
Шрифт:
Глава 18
При виде меня лицо Козляткина вытянулось, взгляд моментально потяжелел, и он с подозрением сказал:
— Ну что, теперь ты доволен, Иммануил Модестович?
Говорил он подчёркнуто официально. Поэтому я также официально ему и ответил:
— Вы о чём, Сидор Петрович?
— А то ты не знаешь?! — фыркнул он.
Я с деланно удручённым видом покачал головой, мол, не знаю и не пойму, зачем меня вызывали.
— Какой скандал нынче был, — осуждающе вдохнул Козляткин, нервно снял очки, протёр их и надел обратно, — Александров с Завадским сцепились. Да
— И что же не поделили эти уважаемые товарищи? — пытаясь не заржать, скромно спросил я, — семантику этюдности Пришвина обсуждали и разошлись во мнениях?
Тут я не выдержал и, каюсь, таки заржал.
— Посмейся мне тут! — рыкнул Козляткин, но видно было, что не злится он, а так, для профилактики. — Такой скандал устроили!
— Ну, расскажите, Сидор Петрович, — я без разрешения плюхнулся на стул и впился в Козляткина заинтересованным взглядом.
Козляткин приосанился и рассказал:
— Да Александров узнал, что советско-югославский фильм передали Завадскому. Ну, и помчался выяснять. Хотел отобрать. А тот ни в какую, не отдаёт. Сперва нормально разговаривали и крайних искали. А потом Александров потребовал отдать ему проект. А Завадский упёрся, мол, ему пообещали. И понеслось. Они так орали друг на друга, что весь театр Моссовета, говорят, дрожал. Кто-то позвонил сюда и известил Ивана Григорьевича. Ну, а тот махнул сразу туда. Так, говорят, они там втроём часа два орали.
— И кто кого победил? — заинтересованно спросил я.
— То мне не ведомо, но Иван Григорьевич вернулся сердитым. Думаю, что Александров так этого не оставит.
— Сильно сердитым? — спросил я, прикидывая, стоит ли мне пойти и у него всё выяснить или лучше завтра, пусть пар спустит.
— Изольда Мстиславовна вышли из его кабинета недовольная. И от чая он отказался.
— Ну раз так, то да… — кивнул я и решил перенести визит на завтра.
— Ты, когда из больничного выйдешь, отчёт квартальный подготовь, — напомнил Козляткин и подтвердил правильность моего решения, — и лучше-таки никому из руководства пока на глаза не показывайся. Ну, ты понял, о чём я.
Отделавшись от Козляткина, я вышел из кабинета и пошел по коридору, раздумывая, что сейчас делать. Вера с Валентиной должны прийти аж вечером. Я им проведу небольшой инструктаж по личному бренду. Сейчас у всех них есть задание, и они его выполняют. К Большакову соваться сейчас чревато, на работе работать я не должен — у меня ещё законные два дня больничного.
И что делать? Был вариант просто погулять по Москве, но среди рабочего дня могли с проверкой прицепиться. И мне будет сложно объяснить милиционеру, почему я не в больнице, а гуляю по улицам. Поэтому данный вариант отмёл.
К Адияковым идти тоже не хотелось. К Модесту Фёдоровичу смысла нет, он на работе. Оставался единственный вариант — сходить в гости к Фаине Георгиевне, разузнать, как у неё дела. Что-то давно она у нас в коммуналке не появлялась. Из чего я делал вывод, что у неё всё отлично. Но проконтролировать надо бы. А то уж я её знаю. Да и Мишку Пуговкина я потерял из виду. В последний раз его как видел, он был совсем плох. Надеюсь, он завязал с выпивкой.
Я шёл и размышлял, что более важно — увидеться со Злой Фуфой или с Мишкой. Так-то совесть меня начала
мучить. И я решил пойти к нему. Адрес его в общаге я знал, если не застану его дома, то хоть записку напишу, чтобы он сам ко мне зашёл.Приняв такое решение я уже более осмысленно зашагал по коридору. Поворачивая за угол я чуть было не столкнулся с Лёлей, она же Иванова Ольга, бывшая Мулина любовь.
— Ой! — воскликнула она от неожиданности. А затем разглядела меня. От этого её крысиное личико аж вытянулось и на нём мелькнула злоба. Но усилием воли, она взяла себя в руки и вдруг мило заулыбалась:
— Муля! — воскликнула она, сияя улыбкой, — сто лет тебя не видела! А я вот только из отпуска вернулась.
Я вспомнил, что Муля (не я, а тот, бывший Муля) отдал ей свою профсоюзную путёвку в Крым. Потом, когда я сюда попал и мои коллеги просветили меня, что у Бельцевой сын болен туберкулёзом и лучше бы съездить им, я ходил в профком и пытался отобрать обратно, но Уточкина была на меня зла и переоформлять отказалась. Кстати, Лёля вернуть путёвку Бельцевой тоже отказалась.
И вот сейчас она стояла передо мной загорелая, отдохнувшая, весёлая.
— Как у тебя дела, Муля? — заулыбалась она.
— Да нормально, — я пожал плечами и думал уже идти дальше, но она уцепилась за меня, как клещ:
— Муля! А ты изменился, — заворковала Лёля и её лицо перестало напоминать крысиное (всё-таки как улыбка красит человека). — А я всё знаю. Так что не скромничай. На работе тебя повысили, теперь ты начальник отдела…
— Неправда, — покачал головой я.
— Мне Наташка из кадров сказала, — привела она убойный аргумент.
— Врёт твоя Наташка, — не согласился я, — просто Сидора Петровича перевели на заместителя, и на меня накинули кое-какие его полномочия, пока не найдут нужную кандидатуру.
— Ой! — хихикнула Лёля и по её виду было понятно, что она мне ни капельки не верит. — Нет ничего более постоянного, чем временное.
На эту народную мудрость я не нашёлся, что сказать и промолчал.
— А ещё комсорг теперь ты, — продолжила она.
Я молча развёл руками, мол, что поделаешь.
— А комсоргом быть — это почётно и престижно, — сказала Лёля.
— Мне скоро двадцать восемь и на этом мои комсорговские полномочия закончатся, — напомнил я.
— Зато тебя сразу возьмут в Партию, — парировала она.
Я вспомнил, как сегодня натравил Александрова на Завадского и что-то засомневался. Правда, озвучивать свои домыслы Ольге я, понятное дело, не стал. Поэтому промолчал опять.
— А ещё ходят слухи, что тебе квартиру дали… — промурлыкала она и добавила, — в высотке на Котельничьей. Двухкомнатную, с улучшенной планировкой.
Я чуть не выругался. Узнаю, кто стучит — убью.
— Ты ошибаешься опять, Ольга, — еле сдерживаясь, сказал я, — возможно и думали дать, но не дали. Можешь уточнить у своей подруги из кадров.
— А ты изменился… — опять проворковала она и добавила, — стал таким перспективным. Говорят, твой проект Иван Григорьевич лично Иосифу Виссарионовичу докладывал…
Не знаю, как я взял себя в руки и не применил матерные выражения. Но сдержался. Только процедил:
— Если у тебя всё, то я пойду. Времени нет.
— Муля, а давай сходим куда-нибудь? — предложила она и с надеждой посмотрела на меня.