«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

полном газе. Начинаю разбег — опять та же история. Что такое? Никаких видимых причин. Опять гоняли на

полном газе, все отлично. Начинаем разбег — опять то же самое, а главное, без всякой причины. Нервы

немного заиграли. «Заводить корабль в палатку! Сегодня не полечу!»

Корабль Шарова не вернулся. Вечером пробую свой корабль, — все идеально. Просто точно судьба

какая-то!

Лечу на «Вуазене» в отряд к Башко. Есть сведения о Шарове. Сели около Бржезан. У них был бой,

четверо раненых. Вот подробности.

В Ковалювке истребители не вышли. Шаров идет в Липицу Дольнюю, выбрасывает бомбы и, вместо

того чтобы идти домой, уклоняется к западу. На него нападают сперва три немца, а потом восемь. Начинается

перестрелка. Шарова ранят одной пулей в живот насквозь, второй разрывной — в мягкую часть ноги.

Помощник поручик Луц получает пулю в плечо, но все же сменяет командира. Артиллерист подполковник

Барбович получает разрывную пулю в мягкие части ноги, но отбиваться продолжает. Мотористу

простреливают ногу выше колена. Механик на верхней площадке цел, но не может перенести пулемета с

передней установки на заднюю и потому в отбитии атаки участия не принимает. Отстреливается уже

израненная публика. Наконец немцы, понеся тоже изрядные потери, отстают. Решено садиться у ближайшего

же госпиталя, так как изо всех ручьями льет кровь. Снижаются у Подгайц. Луц жалуется, что не может

управлять и боится за посадку. Тогда раненый Шаров поднимается с пола, сменяет его и сажает корабль. Ну и

орлы же наши на 4-м корабле!

Выходил поручик Грек, но был встречен сразу таким ураганом снарядов, что не выдержал и повернул,

получив массу огромных пробоин, одна даже целым снарядом. Страшный гул артиллерийской канонады всю

ночь.Наутро 17 июня идем. От меня идет Клембовский и еще сам Башко. Я иду головным и буду бить батареи,

чем несколько облегчу путь остальным. Клембовский взлетает через 10 минут после меня, так как я зайду за

Башко и за истребителями. На втором круге над Ковалювкой появляются истребители. Двое становятся у меня

по бокам, остальные идут к Клембовскому и Башко. Не доходя до позиций, вылезаю в задний люк.

Приветствую своих истребителей и любуюсь общей картиной налета. Идут уступом один за другим три

корабля, имея по бокам истребителей. До чего это красиво! Но надо за штурвал.

Прилично опередил своих и выхожу на позиции. Сперва даже поразился, где же окопы? Их нет.

Просто какое-то сильно вспаханное поле. Ага, это артиллерия разбила. Ну и ну! Это почище, чем под

Язловцем. Но тут уж не до того. На меня яростно накидываются батареи и бьют почти исключительно

бризантными. Разрывы все ближе и ближе. Вот поравнялись, вот уже два лопнули впереди. Надо менять курс,

а то попадут.

Раз! Резкий крен налево, выравниваю, и чуть направо курс. Сразу отошел метров на 200 левее. Да и

действительно пора: на том месте, где мы должны были быть, развертывается громадный букет — залп не

менее чем в 20 штук сразу. Показываю букет Комелову и объясняю ему маневр. Да, но теперь-то я уже зашел

куда следует и сейчас возьму вас, голубчиков, в переплет. А главное — успел всех вас рассмотреть. Ну теперь

держитесь! Вызываю Юшкевича, показываю две батареи:

—

Видел?

—

Видел.

—

Извольте попасть!

Выворачиваюсь против ветра и аккуратно нанизываю на нить. «Комелов, как только сбросят, сейчас

же скажете!» Сбросили, поворот. Вот новые две. Опять вызываю Юшкевича.

—

Смотри, между батареями городки пехоты. Хлестни их серией, чтобы попало пехоте.

—

Есть, будет сделано.

Сбросили. Юшкевич прибегает, сообщает, что попали. Огонь почти прекратился. Накрываем еще

одну и с радостью видим, как, никем не тревожимые, выходят на позицию Клембовский и Башко. Немцев в

воздухе и помину6 «Муромцы» в бою

1 29 нет. При подходе видели вдали несколько аппаратов, но они

сразу куда-то запропали.

Все благополучно, можно идти домой. Наши залились из пулеметов и хлещут кого попало. Посадил

Комелова за штурвалг а сам пошел в задний люк, поблагодарил истребителей и отпустил их, показав, что иду

домой. Сегодня все довольны. Немцы даже не думают приставать к нашей «великой армаде», да, верно, и

шаровский урок им не даром обошелся: после каждого такого афронта они некоторое время скромничают.

Клембовский очень доволен, что почти избавился от артиллерийского обстрела, тем более что он видел, как

впереди на мой корабль накинулись батареи и неистово старались убить.

Прорыв удачен. Наши на почти 100-верстном фронте взяли четыре линии окопов. На южном участке

продвинулись на 30 километров, взяли Галич и Калуш. Но остановились и, найдя в линиях резервов спирт,

перепились. Теперь пытаются сменой частей восстановить порядок, хотя надежда слаба. Многие части

митингуют и наступать не хотят. Успех объясняется исключительно отличной артиллерийской подготовкой.

Действительно, батареи стоят в некоторых местах чуть ли не в шесть рядов.

Завтра летит первый раз Середницкий. Полечу и я. Он будет бить Бржезаны, я пройду несколько

глубже в тыл. В случае чего прикрою его, а то у него совершенно молодой экипаж.

Утром 19 июня вылетаем. Середницкий первым. Я за ним, так как я быстроходнее, и, когда у него

выйдет высота, я уже успею перейти позиции раньше него. Кстати, приведу с собой истребителей.

Не тут-то было. Над противником сплошные облака. Середницкий поворачивает, повернул и я.

Сажусь первый. За штурвалом Гаврилов. Он делает посадку уже четвертый раз. Аэродром что-то затянут

туманцем. Мне это не нравится. Говорю Гаврилову:

— Давай я сяду за штурвал и буду садиться со стороны леса.

— Нет-нет, ничего, и так сядем.

Почему-то согласился на это. Садимся. Вдруг туманец раздуло, и вижу, что мы мажем прямо в корни