«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

моторы!» И вот снижаемся; вот выравниваю и почти на 75 км/ч без плюха сажаю. Как хорошо! Пока еще не

все понимаю как следует. Но уже видно, что не корабль, а прямо орел. На радостях перецеловал всех, начиная

с Сережки и кончая всеми мотористами. Они у меня все как на подбор.

Вторая проба выясняет все. Скорость 115 и даже больше. Первую тысячу метров набираем в 7—8

минут, вторую — в 16 минут. После Башко — самая сильная машина в Эскадре и должна с полной нагрузкой

влезть тысячи на четыре свободно. Затрата бензина — около семи пудов в час.

29 мая улетаю в Ягельницу. Там Клембовский уже поставил все четыре 160-сильных «Санбима».

Меня провожает Панкратьев, и я при нем принимаю в командование отряд. В отряде развал порядочный.

Господа офицеры подраспустились, команда тоже. Потихоньку прибираю к рукам и приказываю чинить

автомобили, а то все поизломались.

Башко становится около Бучача. В штабе налаживаем вновь отношения, сильно подпорченные

остававшимися зимой кораблями. Понемногу подтягиваются еще корабли. Ко мне прилетает ротмистр

Середницкий31, к Башко — Шаров и Грек32, единственный корабль с двумя «Рено» и двумя «Руссо-Балтами».

Остальные от них отказались, так как три корабля подломались (не выдержало шасси) и сильное впечатление

произвела гибель Лаврова.

Штаб просит разработать план участия авиации в прорыве. Сажусь на «Вуазен» и лечу в Ковалювку,

где стоит группа истребителей Казакова. Казаков сравнительно недавно прибыл сюда и уже начал работу.

Группа у него состоит из нескольких отрядов, на диво подобранных. Сам он уже успел за последнюю неделю

сбить трех немцев, да и группа постаралась.

Особенно интересен последний сбитый неприятель. Личный аппарат Казакова был в ремонте, а тут

немец. Казаков садится на оставшийся для практики старый «Нью- пор» и летит. Немцы уже уходят, и Казаков

видит, что скорости одинаковы и выше ему никак не выйти. Уйдут... Тогда с отчаяния Казаков задирает

аппарат и дает очередь из пулемета. Задний немец начинает делать круг. «Ага! Состоялось!» Пользуясь этим,

Казаков забирает выше его, и со второй атаки немец сбит. Наблюдатель, черный гусар, смертельно ранен, у

летчика прострелена нога. Казаков садится рядом, бросает свой старый «Ньюпор» и на немецком аэроплане

перелетает на аэродром. Призом явился новенький аппарат с баком на 12 часов полета. Немец-летчик волосы

на себе рвал, когда узнал, что его сбили на старой «девятке».

Сегодня у Казакова собрание. Приехали французы и англичане. Они стоят где-то около

Монастержиско и Под- гайц. Встретил Бродовича. Он командует отрядом, имеет «марку» — туз червей.

(Каждый отряд имеет свою «марку» на боку аппарата: череп и кости, туз пик, голова индейца и т.п.) Заседание

меня мало интересует. Французы что-то горячо говорят о барраже. С ними кто-то спорит, что-то доказывает.

Оказывается, они вели барраж на 5—6 тыс. м, а в это время немцы ухитрились совершенно безнаказанно

сбить двух наших артиллерийских корректировщиков, бывших на 1500 м.

Сговариваюсь о том, что, вылетая бомбить, буду делать круги над Ковалювкой и ко мне вылетят

истребители. Дело в том, что немцы прислали по адресу «Муромцев» ряд угрожающих писем, и посему нам

крайне желательно иметь сопровождающие истребители. Иду домой.

К Тарнополю подходит гвардия. Лечу искать свой полк. Он еще не дошел до Тарнополя, стоит в

деревне и вечером выступит. Вечером вылетаю ему навстречу. Вижу внизу идущие части. Сажусь.

Оказывается — 2-й Стрелковый. 3-й полк впереди, верстах в трех. Взлетаю, вижу полк. Снижаюсь, делаю

круг, вижу малиновые петлицы и сажусь. Полк остановился на привал, и встреча самая радушная. Но, увы,

темнеет, и надо лететь, так как до Ягельницы почти 100 верст. Прощаюсь, даю круг и улетаю.

Около Тарнополя разбился наш знаменитый Крутень, и как! Возвращаясь из полета, на своем же

аэродроме. Какая потеря! Опять на «Вуазене» лечу на похороны. Видел на похоронах Казакова. Он опять

скатил двух немцев.

Достал на базе две сотни английских патронов с дымным следом, поделился ими с нашими

кораблями. Все готово, завтра идем. Середницкий пока что-то еще налаживает, а потому беру с собой его

помощника поручика Ко- мелова. Из всех моих ребят, кроме Гаврилова (Смирнов застрял в Эскадре), никто

еще не нюхал пороху. Так что в случае воздушного боя мне может прийтись неважно. Ну да все равно.

Сообщаю, что если не получу истребителей, то дальше линии батарей в тыл не пойду.

Утром 12 июня вышли. Уже через 45 минут имели 3000 м. Кружим над Ковалювкой, истребителей

нет. Поворачиваю и иду на немцев. Гаврилов с механиком на бомбах. Коме- лов около меня, учу его делать

разведку. Подходим в район Липиц. В воздухе дежурят два немца. Увидя нас, тотчас же скрываются, а потому

иду дальше в тыл и решаю бить Ли- пицы. Вызываю Юшкевича, показываю ему Липицы: там видно много

всякого добра. Договариваюсь относительно курса, говорю примерный прицел и отпускаю его. Выхожу на

Липицу Дольнюю, разворачиваюсь, и наши бомбят. Потом иду на Липицу Горнюю, опять бомбим.

Обстреливают сильно, но пока еще терпимо, хотя уже начинают пристреливаться и слышны попадания.

Поворачиваю, и идем домой.

Садимся и обмениваемся взаимными поздравлениями. Стабилизатор и правый руль направления

имеют громадные пробоины осколками бризантки. Дыры такие, что два кулака свободно проходят. Но

нервюры, к счастью, не тронуты, и моторы работают как часы. В общем, все отлично.

На следующее утро опять собрались. От Башко идет корабль Шарова. Только начинаем разбег, вдруг

правый «Сан- бим» затрыкал и стал. Отвели корабль в исходное положение, проверили мотор, прогнали на