Музыка войны

– В машине спит. Мы не совсем в отпуске. – Сказав это, Леша усмехнулся. На мгновение мне почудилось, как выражение лица его стало виноватым, когда он сначала опустил, а затем вновь поднял на меня взгляд. – Мы насовсем переехали. Я нашел работу, перевез семью.

– Но ты же… не хотел вроде бы?

– Моя фирма закрыла офис в России почти в одночасье, пришлось быстро искать работу, чтобы платить московскую ипотеку. Даже выходного пособия никому не заплатили. «Наглосаксы», одним словом. Друг уговорил согласиться на предложение здесь, в его фирме.

– Это настолько не вовремя случилось. – Сказала Аня, его супруга. – Мы только сделали ремонт, сдавать побоялись. Да и с ребенком переезжать было непросто.

– Ничего, это временно, найду работу в России, вернемся обратно.

Я не удержался, хотя по опыту знал, что вернее всего промолчать:

– Да зачем вам возвращаться в этот Ад? Здесь просто Земля обетованная, цивилизация, Европа.

В ответ Леша и Аня переглянулись и издали неуклюжие смешки, словно не желая затрагивать эту не самую благозвучную тему; но мой вопросительный взгляд требовал разъяснения, потому Леша сказал:

– Это здесь-то цивилизация! Нет, друг мой, после Москвы тоска смертная.

– Я не понимаю всей этой тоски по Москве. Вот заладили: лучший город Земли, лучший город Земли! Ну хорошо, допустим! И что?

– Сашка, ты ведь был у нас самым умным и в школе, и институте, редчайший талант, все тебе так легко давалось, такой светлый ум. Как ты можешь с такими мозгами говорить, а главное, верить в небылицы? Я никогда этого не мог понять.

– Так уж никогда? Помню времена, мы вместе ходили на митинги.

От меня не укрылся взгляд Ани, полный удивления и неверия, который она бросила на мужа .

– Это было давно. – Сказал он, чуть смутившись. – И уже не считается.

Помолчав, он сказал:

– А вы, стало быть, Москву не покинули?

В эту минуту Яна наконец вышла из машины, и я представил ее Ане.

– Мы пока нет, но уже почти в процессе.

Я улыбнулся как можно шире и заглянул в лицо Яне, ища в ней поддержку: ведь она мечтала о переезде с такой же горячностью, с какой мечтал я. Однако она, безусловно, поняв мою мысль и мое чувство, не ответила на них, и я с ужасом вдруг понял, что о переезде в последние дни говорил только я, а моя же избранница хранила верное молчание, не противореча, но и не соглашаясь со мной. Как такое было возможно? Неужто побывав на Кипре, она заскучала по России? Да ведь это было немыслимо: она каждой клеточкой своей души, сознания, тела презирала русский народ и все, что с ним было связано. И потом, к чему тогда была покупка виллы? Все эти вопросы вихрем пронеслись в уме, взвинтив и без того накрученные нервы, но ни о чем из этого нельзя было говорить теперь, и я молчал, размышляя над превратностями своей странной, будто бегущей по замкнутому кругу, судьбы, словно кто-то заговорил меня, сковав мою жизнь.

– Яна тоже из Твери. – Меж тем сказал Леша, пытаясь установить контакт между двумя женщинами.

– Да? – Анна явно обрадовалась этому открытию. Она еще не подозревала, насколько Яна сложный человек, а стало быть, питала напрасные надежды сдружиться с ней и найти на Кипре верного друга из России. – А с какой ты улицы? Где живут твои родители?

Яна смотрела несколько мгновений на Анну, не произнося ни слова, во взгляде ее мелькнуло что-то ехидное. Наконец она произнесла обрывисто:

– На улице Советской.

– Так ведь это моя родная улица! Там частный сектор, практически деревушка. Какой номер дома? Я тебя не помню. А я всех там знаю.

– Так уж и всех! – Яна усмехнулась.

– Да там домов-то: раз, два и обчелся. Так какой номер дома у твоих родителей?

– Я точно не помню.

На этот раз изумился даже я.

– Яна, ты что? Как можно не помнить номер родного дома?

Впервые за весь вечер самообладание покинуло Яну, она начала сердиться.

– Да что вы пристали? Одиннадцатый, кажется.

– Одиннадцатый – это дом моих родителей.

– Значит, я просто не помню.

С каждым последним днем я убеждался все сильнее, что не знал истинной Яны, и вот данный разговор в горной ночи, когда миловидная добрая Анна, совершенно не ставя себе такой цели, вдруг загнала ее в угол и поймала на, вероятно, ничем ином, как лжи, вызвал во мне неподдельный интерес. Что это была за женщина, менявшая характеры, как перчатки, не знавшая адрес родного дома, покупавшая заграничные виллы и дорогие иномарки за наличные на зарплату амбулаторного врача? Эти темные мысли, казалось, гнездились во мне и прежде, но лишь теперь все они сошлись воедино, и я вдруг вспомнил еще одно событие. Давно забытая сцена, случившаяся более года назад в кабинете Яны, когда Лида обвиняла ее в опасном уколе и проведении экспериментов над людьми!

Быть может, это ночная прохлада и необыкновенная, бодрящая свежесть, разлитая в воздухе, быть может, это сонливость, усталость после длительного путешествия и поиска дороги в гостиницу, так подействовали на меня, что во всем мне мерещились знаки, мистика, рок, потому что утром я забыл о своих подозрениях.

Тот странный вечер закончился благополучно: Леша подсказал нам, как быстро выехать на трассу, откуда можно было спокойно доехать до гостиницы, а я обещал первым делом навестить их, когда мы переедем на Кипр.

На следующий день мы вернулись в Москву – я был убежден, что на этот раз совсем ненадолго – однако судьбе было угодно сплести для меня другую канву событий, и вновь я ошибся в своих предсказаниях.

Уже через два дня после возвращения мы вновь повздорили с Яной. На сей раз причина была настолько серьезной и неожиданной, что я совсем не знал, как к ней подступиться. Все началось с того, что я заговорил о поиске работы. Мы сидели в итальянском ресторане после работы и глядели из большого окна на вечернюю Москву. Как уютно и тепло было внутри, в полумраке зала, где горели неяркие лампы и электронные свечи на столах, особенно при взгляде на лужи, бесконечно мерцающие от ударов капель дождя, и прохожих, кутающихся в пальто и куртки и открывающих зонты всех оттенков и раскрасов.

– У меня прошло первое собеседование в компанию Леши. – Я был счастлив столь стремительным развитием событий и жаждал поделиться своей радостью с Яной. – Леша сказал, что менеджер остался очень доволен. Еще два собеседования пройдут на следующей неделе, и тогда уж точно можно паковать чемоданы. Тебе тоже нужно будет написать заявления.

Казалось, эта тема была столько раз обговорена и замучена нами, что последние слова были излишни. Ведь каждое утро у нас начиналось с зачитывания новостей из оппозиционных каналов, а день заканчивался просмотром либеральных блогеров и артистов. Мы жили в искусственно созданном мире, где все, что только могло, противопоставлялось власти и российскому обществу, по сути мы уже годы не принадлежали своей стране и своим соотечественникам и существовали будто бы в воздухе, потому что так и не приземлились в края, где нам было бы хорошо, и где нас все бы устраивало. Оттого надменное недоумение, с каким Яна встретила мой вопрос, ошарашило меня:

– Какие заявления?

– Как какие? Об увольнении.

– Да ты что, Саш. Я сейчас не готова говорить об этом.

– Как эта не готова? Ты что, вдруг передумала?

– Я не обещала ничего подобного так скоро.

– Мы с тобой договорились о переезде.

– Да, но ведь сроки мы не обговаривали.

– Давай сейчас обговорим. Когда?

– Точно не в этом году.

– Что?! Да ты смеешься надо мной? А как же вилла на Кипре? Зачем тогда…

– Это все на будущее, чтобы деньги не потерять… Вдруг режим конфискует все со счетов.