Мы из спецназа. Лагерь
Шрифт:
– Хрен тебе!
– в характерном жесте девушка ударила себя по сгибу правой руки.
– Брось ерепениться.
– Покручивая ножом, Гусак сделал шаг вперед.
– Ну, давай же. Тебе понравится, я знаю. Чего ты как неродная?
– А ты мне и так не родной!
– взвизгнула девушка.
– Не подходи, урод!
– Насчет урода - это ты зря.
– Гусак покачал головой и сделал еще один вкрадчивый шажок.
– Да и породниться нам - раз плюнуть. Десять минут - и гуляй, Вася.
– Перебьешься!…
– Дура! Тебя же все равно подложат под какого-нибудь борова. Сама прикинь - уж лучше с нами поиграться.
– Почему это лучше?
– Да потому, что, во-первых, с нами приятнее, а
– для наглядности Гусак даже дунул на собранные в щепоть пальцы.
– и кормить вас будут только до первой случки, и в платьишки красивые наряжать. А там пойдете по рукам и подешевеете, как драные купюры.
– Врешь!… Все ты врешь!
– взвизгнула девушка, и изумрудные глаза ее наполнились слезами.
– Нам только про фильм говорили! Слышишь ты! Про фильм и танцы!
– А что в том фильме с вами делать будут, Любаша не рассказывала?
– более смело Гусак шагнул вперед, ладонью стиснул одну из грудок девушки.
– Мы же с тобой и будем в том фильме кувыркаться. Может, еще и дружки мои присоединятся.
– Вали ее, не тяни резину!
– хрипло выдохнул Яхен, но Гусак в его сторону даже головы не повернул.
– Ты красивая, - проворковал он, - мне такие нравятся.
– Не трогай меня!
– откинув голову, девушка зажмурилась.
– Не трогай меня, пожалуйста!…
– Да я же скоренько, чего ты!
– жадные руки Гусака заскользили по голому телу, нетерпеливо разминая ягодицы, оглаживая бедра и спину.
– Ну, давай же, козочка, чего тебе стоит? Тогда и подружку твою не тронем…
С горящим лицом Игнат продолжал взирать, как Гусак ломает психику молоденькой пленницы. В сущности он делал свое привычное дело. Привычное и любимое. И с каждым сладострастным движением вожака нечто острое глубже и глубже вонзалось в мальчишечье сердце Игната, творя непонятное, наполняя голову жарким туманом. Ядовитая волна гнева разливалась в груди, вызывая дрожь в коленях, заставляя сжиматься кулаки. Будь в его руках какое-нибудь оружие, пожалуй, он проще простого убил бы сейчас ублюдочного Яхена, пускающего слюни за спиной обнаженной девушки, убил бы и Гусака, уже стягивающего с себя спортивные штаны, убил бы ждущих своей очереди приятелей.
– Ну, давай же, цыпа… Поработай язычком…
И в ту секунду, когда девушка безвольно опустилась на колени, с ужасом взирая на волосатый пах Гусака, Игнат с рыком бросился вперед.
– Не касайся ее, гад!…
На пути его попытался встать Дуст, но правый кулак Игната смел его, словно кеглю, а в следующий миг он уже с рыком наваливался на Гусака. Какие слова и ругательства вырывались при этом из его груди, он даже толком не помнил, но хуже всего, что Игнат продолжал размахивать руками. В исступлении кулаки его месили воздух, пытаясь достать Гусака и Яхена, и раза два или три он даже умудрился попасть. Поскуливая от боли, рухнул на землю так и не дождавшийся своей очереди Яхен, а Гусак, получив звонкий удар по виску, воровато отпрыгнул в сторону, с готовностью поднял кулаки. Собственно, на этом столкновение и завершилось. Гусак неспроста был лидером лагеря - по слухам он хаживал одно время в боксерскую секцию и даже имел какие-то разряды. Более того, только Гусак - единственный из их детворы - запросто подтягивался на турнике до тридцати раз. Словом, Игнат ему был не соперник, что и было продемонстрировано перед всей честной компанией. Проведя обманный финт, Гусак достал Игната в солнечное сплетение и тут же завершил атаку первоклассной двойкой. С мычанием бунтарь рухнул на землю, и, разумеется, к избиению присоединились все прочие. Его пинали, словно футбольный мяч, в исступлении старались попасть в
лицо, достать по затылку.– Хорош, чижики!
– отступивший в сторону Гусак великодушно хлопнул в ладоши.
– Я сказал: хорош! Нам труп не нужен. Поднимай его и потопали!…
Не слишком церемонясь, подростка вздернули на ноги, подтолкнули в спину. Кто-то из пацанов, не удержавшись, вновь ударил по лицу, но странное дело - боли Игнат не ощутил. Кое-как переставляя ноги, он продолжал видеть перед собой чуть припухшие губы девушки, нежный овал ее лица и изумрудного цвета глаза. Верно, в этом изумруде и крылась причина тех перемен, что произошли сейчас с ним. Объяснение напрашивалось одно-единственное: Игнат безнадежно влюбился. Влюбился впервые в своей жизни. Одномоментно и бесповоротно.
Глава 8
Сидя в офисе охранного агентства, Шебукин возмущенно рассказывал:
– Я ведь не сразу туда рванул, сперва в Управление свердловской железной дороги подался, думал по своей наивности через них все узнать. Только там тоже козлов хватает. Обломили, как дауна последнего. Пытался одному чувачку с лычками про Стаса нашего рассказать. Про девчонок погибших и прочие дела. А потом, смотрю - эта падла зевает! Я ему про кровь, а он зевает!…
– Чего ты заводишься? Ну, не выспался человек, мало ли что?
– Да причем тут - не выспался? Не в этом же дело! Ему, курве, насрать на всех нас! Еще и зевать-то пытается скрытно! Первый раз видел, что так можно зевать. То есть голова, значит, неподвижная, глазки участливые, а шейка этак набухает и жилы вот здесь вздуваются. Прикидываете, какой урод! А будто я, с понтом, не вижу! Он же вот - в метре от меня развалился - боров недорезанный!
– Шебукин судорожно стиснул кулак.
– Ох, потолковать бы с таким где-нибудь на темной улице!…
– Да успокойся ты со своим чинушей! Нашел, на кого губу вздувать! Ты нам про разведку свою рассказывай.
– А чего ему рассказывать?
– прогудел из своего угла Тимофей.
– Нашлепали, небось, по ушам и развернули на сто восемьдесят градусов. Вот он и кипит теперь.
– Ну, по ушам, положим, не нашлепали, а развернуть - действительно пытались.
– Мишаня преспокойно откупорил бутыль с минералкой, набулькав полный стакан, залпом опустошил.
– Только главное я все равно успел высмотреть.
– И что же ты там высмотрел?
– Да то и высмотрел, что в придорожной лесополосе тотальный шмон, и шерстят, судя по всему, спецы. Видел там пару собачек на поводках, и даже обормот какой-то с рамкой ходил.
– Экстрасенс, что ли?
– Кто ж его знает… Но вполне может быть. Я от знакомых слышал, что в Конторе полно таких специалистов. Сейчас-то их малость подсократили, а во времена Горбачева с Ельциным целые отделы штаны протирали - порчу, ядрить их налево, от властей отводили.
– А на дороге-то они что делали?
– Тоже, видать, следы искали.
Дмитрий Харитонов невольно переглянулся с сидящим в кресле Тимофеем.
– Следы?
– Вне всякого сомнения!
– Шебукин энергично кивнул.
– Террор - он ведь на пиаре держится. Значит, нужны кадры, нужно фотоподтверждение сделанного. А откуда лучше снимать взрыв? Как раз из такой вот лесополосы.
– Выходит, ты полагаешь, что взрыв тех вагонов снимали?
– Больше чем уверен!
– И судя по всему - не ты один… - Харитонов возбужденно прищелкнул пальцами.
– Что ж, картинка и впрямь получается логичная: хозяин взрывчатки на виду не маячит, в очередях не торчит, - сразу занимает свое законное место в кустиках, настраивает антенну и ждет. Подружка его тоже знает, что делать, - преспокойно покупает билет, садится в вагон и едет, ни о чем не подозревая.