Мы, Николай II
Шрифт:
Масштабы поражали — 84 гектара, 190 павильонов, зал для собраний на 900 человек, круговая электрическая дорога, деревянный оперный театр. Изумлённых посетителей встречали первая в мире гиперболоидная стальная сетчатая башня-оболочка и первые в мире стальные сетчатые висячие перекрытия-оболочки (прикрывающие сразу 8 павильонов выставки общей площадью более 25 тысяч квадратных метров, включая уникальную ротонду Шухова — круглый павильон с висячей стальной сетчатой оболочкой покрытия), уникальный грозоотметчик А. С. Попова; первый русский автомобиль конструкции Евгения Яковлева и Петра Фрезе; бесчисленные технические изобретения, технологии, художественные достижения. Одновременно с выставкой планировалось проведение
На входе нас с Аликс и Марией Фёдоровной встречали Сергей Юльевич Витте (не только как председатель Комитета министров, но и в ранге председателя Особой комиссии по организации выставки), и два Саввы — Морозов и Мамонтов, — крупнейшие российские предприниматели, меценаты и благотворители. Встречающих было много, но именно эта мощная тройка буквально приковывала к себе внимание. Отломив и съев, по старинной русской традиции, кусочек бесподобного пшеничного каравая с солью, я с огромным удовольствием направился осматривать выставку.
Буквально несколько дней назад мне посчастливилось посетить выставку «Россия» на ВДНХ, но там я был рядовым посетителем, затерявшимся в толпе. Здесь же нас с Аликс и «матушкой» встречали в индивидуальном порядке, с блеском в глазах всё показывали и рассказывали, бесконечно фотографировали. Да, Николай, всё это отлично, только цена на кону очень высокая — твоя жизнь!
Мы прошествовали мимо среднеазиатского отдела, оформленного в мавританском стиле, посетили павильоны Крайнего Севера, Ярославской, Тверской и Никольской мануфактур, фирм «Эйнем», Сергеева, Н. Н. Коншина, Товариществ Гарелина, Шибаева, какого-то Ф. Реддавея, осмотрели здания художественного отдела, департамента уделов, министерства путей сообщения, речного и морского торгового судоходства. Мое особое внимание привлекло роскошное здание товарищества нефтяного производства братьев Нобель, с панорамами заводов и промыслов в городе Баку.
Обедали мы в Императорском павильоне, построенном по проекту профессора А. Н. Померанцева в традиционном русском стиле. Набор блюд было довольно скромным, на выбор — волжская уха или окрошка с вяленым лещом, антрекот с жареным картофелем или ветлужские пельмени, ягодный кисель или лимонад с красными оладьями или яблочным пирогом. Признаюсь, что больше всего мою душу покорил лимонад Лагидзе, надо будет обязательно сделать хороший заказ этого чудесного напитка для Зимнего Дворца. Я не преминул пожать руку Митрофану Варламовичу — настоящему мастеру в производстве безалкогольных прохладительных напитков.
Буквально через пару часов после обеда я почувствовал дурноту и был вынужден, простите за подробности, уединиться в туалетной комнате. В какой-то момент я понял, что теряю сознание, и в полузабытьи открыв дверь, успел крикнуть своей свите: «Доктора!»…
Глава 11
ЭТОТ ГОРОД ПРАВИЛЬНО НАЗВАЛИ ГОРЬКИМ
Когда я очнулся, первым, что я увидел было взволнованное лицо Густава Ивановичу Гирша, нашего лейб-медика. Вокруг него стояли другие люди в белоснежных халатах и что-то тихо, но весьма интенсивно обсуждали шёпотом. Густав Иванович достался нашей семье по наследству от «батюшки» Александра III, он уже более 13 лет опекал и лечил членов императорской семьи. Но был всё-таки хирургом, а не терапевтом, отсюда, похоже, и возник этот «шелестящий» консилиум около моей кровати.
Кровати? Я огляделся. Да, я лежал на чистой накрахмаленной простыне и такой же точно был накрыт сверху. Как я узнал позднее, в консилиуме
участвовали также старший врач губернской больницы Дмитрий Александрович Венский, молодой доктор Владимир Николаевич Золотницкий, а также «рабочий доктор» Александр Саввич Пальмов.По лицам врачей я пытался понять насколько серьёзен мой случай, но сделать это было совершенно невозможно — лейб-медик был бледен и взволнован, лицо Венского было красным с капельками пота на висках, Золотницкий был спокоен и сосредоточен, и, наконец, Пальмов широко улыбался и смотрел светло и радостно.
— Что со мной, — обратился я к лейб-медику.
— Арсе-е-е-никум, — Густав Иванович немного тянул слова, это была дань его детству и ранней юности, проведённым в Эстонии.
— Что, какой арсеникум?
— Мышьяк, Ваше Величество, как Вы себя чу-у-у-вствуе-е-те?
— Болит голова, горло пересохло и какой-то металлический привкус во рту.
— Все симптомы на лицо, — констатировал Венский. — Классическое отравление. Вам повезло, Ваше Величество, либо доза была не смертельной, либо нужно благодарить Ваш организм, который быстро среагировал на отраву, если бы симптомы проявились чуть позднее, мы Вас могли и не спасти.
— Был у нас один случай, так сказать в качестве юмора, — весело начал Пальмов, остальные немного удивлённо посмотрели на него. — Так вот, был случай в рабочем квартале, хозяйка прикупила немного мышьяку потравить крыс в подвальчике, да и перепутала его с солью. Муж ел, нахваливал суп, еле откачали потом. Вот уж он её лупцевал, когда немного отошёл. А ведь чуть совсем не отошёл…
— Что-о-о Вы такое говори-и-и-те? Его Величеству плохо, а Вы какой-то бала-а-а-ган устраива-а-а-ете, — в голосе Густава Ивановича прозвучало явное недовольство поведением коллеги.
— Господа, — решил разрядить обстановку опытный администратор Венский. — Давайте порадуемся благополучному исходу и благоприятствующему провидению, которое спасло Его Величество и дадим пациенту возможность отдохнуть, а сами продолжим беседу в моём кабинете.
Последнее, что я слышал, прежде чем провалиться в сон, был командный голос Витте, — Выставить охрану в коридоре, у двери и под окнами, никого до следующего утра не пускать…
Нижний Новгород навсегда запомнился мне этим горьким, металлическим вкусом и ощущением неимоверной слабости. Полностью я пришёл в себя только к вечеру третьего дня. Около моей кровати проходил теперь иной, куда более представительный консилиум, не имеющий ничего общего с медициной.
Витте, Столыпин, Добржинский, Аликс и Мария Фёдоровна, установив стулья полукругом, сидели у моей постели. Я попытался из уважения к присутствующим дамам встать, но вдовствующая императрица-мать нежно, но убедительно попросила этого не делать.
— Что-то удалось выяснить насчёт произошедшего, — я чувствовал себя уже достаточно бодрым, чтобы на равных с окружающими вести беседу.
— Удалось, Ваше Величество, но боюсь новости Вас совсем не обрадуют. Мы установили основных участников заговора. Нити заговора тянутся, как и предполагал Антон Франциевич, далеко за границу, — голос Столыпина был спокоен и уверен, — к Ротшильдам и Рокфеллерам. Именно их очень сильно испугала Ваша активность и они решили принять оперативные меры.
— Так быстро? — я был искренне удивлён.
— Телеграф, — деликатно вмешался в разговор Витте, — плюс телефонная линия между Москвой и Петербургом, строительство которой по Вашему указанию очень сильно форсировалось. Эти люди умеют пользоваться всеми техническими новинками.
— А можно поподробнее, — мне было действительно интересно. — Всё что сейчас происходило не имело к известной мне реальности никакого отношения.
— Антон Франциевич, поведайте пожалуйста Его Величеству всё, что Вашей службе удалось установить, — попросил Столыпин.