Мысли о главном. О жизни и смерти

Своей нежной прозрачностью его молодые листики почти готовы раствориться в небесах, слиться с ними и вознестись, как облака. Как нечто воздушное, эфемерное, горнее. В молодых ясенях с их чудным веяньем есть что-то ангельское.

03/06/1994. Берёзы стоят высокие, они оторвались своими вершинами от земли и, кажется, достигли неба. И хочется спросить их снизу: «Что вы чувствуете там, в небе?» Как в детстве, будучи маленьким, думалось, что папа с высоты своего большого роста видит что-то своё большое, взрослое и особенное.

05/06/1994. О страхе Божьем

Великий страх Божий, о котором говорят праведники, – в самом деле не страх, а особое, труднообъяснимое состояние души, какое-то святое, безграничное её беспокойство не прожить впустую, не отступить от правды, не сфальшивить – некое неизбывное стремление оправдать свою жизнь пред Вселенной, пред Вечностью, пред Богом. Тоска о необратимости жизни ввиду её упущений, нескладности, пустоты и бессмысленности. Как будто мы знаем, зачем нам дана жизнь, и сокрушаемся, видя, как сильно она расходится – нет, не с идеалом даже, – а с тем глубинным внутренним самоощущением и самосознанием, которые живут в каждом и время от времени тихо и неопровержимо выносят нам приговор то ли голосом совести, то ли жгучими сожалениями о несвершённом; то ли тревогой от неудавшейся правды, цели, тайны твоей жизни. От обид, которые другим причинил, от зла, которое не поправить.

24/06/1994. Вспомнилось детство. Моя вписанность в мир. В его Единство. Моя вечная связь с ним, с его порядком.

И в этой моей вечности: мать, отец, чреда ночи и дня, комната наша, лес-природа, море, горы… И всё это, как в единой чаше, соединяется в моей душе, как нечто вечное, никуда не исчезающее и таинственным образом существующее в непостижимой безграничности само по себе, уходящее к какому-то бесконечному, могучему, вызывающему благоговение и трепет, Единству.

И вот малейший раздор матери с отцом, моё какое-то несогласие сразу ставят под угрозу уничтожения это Единство. По крайней мере, во мне самом и в моём мире, от которого зависит всё моё существование.

02/07/1994. 106-й км. Тоска по вечному

Нет, не вечное движение и не та вечность, которую мучительно разгадывают философы… Эта вечность здесь и сейчас присутствует в самых обыденных преходящих вещах. Она в этом ветре, треплющем листья. В птице, мелькнувшей пред взором твоим. В твоём дыхании. В солнечном свете. Она в том, что существует неуловимо во всём, гармонично объединяя это «всё». Во всём, что с детских лет представлялось должным и чаемым.

Вечное – не потому, что остановилось и застыло («остановись, мгновение»). Вечное – потому, что хочет быть вечным. Неоскудевающим, неизбывным. И даже не это… Просто хочет быть. Неистово. Грозно. Смиренно. Всячески хочет быть! Постоянно, во всём, бездонно, неисчерпаемо, неутолённо, всё снова и снова быть! Быть, быть!!

Не вообще быть, не абстрактно. А в самых тончайших и точнейших формах, в конкретнейшем: в листьях рябины, в траве, в комаре, в данном человеке. Вечное в том, что мы любим! Любим снова и снова, не переставая.

Процесс творения всё вновь и вновь вызывает творимое к жизни – и вот уже она, вечность, творимая ежесекундно, ежемгновенно, сама из себя. Вечное продолжение самого себя.

17/07/1994. Не опирается ли бессмертное в бессмертии своём на смертное, тварное? Не для того ли бессмертное и творит временное, материальное?

20/07/1994. Человек стремится к внутреннему расширению своего «я». Ему мало быть самим собой. Ему нужно соединить своё «я» с «я» отца, а затем и с «я» сына; безгранично находить эти другие «я», которые бы сопереживали, были бы близки; и свой духовный мир продолжить и расширить духовным миром отца, близких, друзей, любимых…

23/07/1994. Поэт не воспроизводит, не отражает существующую реальность. Он создаёт новую. Но не менее живую, не менее реальную, чем существующая. Созданная однажды поэтом – она, будучи жизнеспособной, живёт своей жизнью.

Для сего она должна быть не выдумана, а рождена всем существом поэта. И содержать тайну своего рождения, своей органичности, целостности; иметь от рождения зерно, которое должно прорасти силой, в нём заключённой. Это может быть имя, идея, слово, фраза. Например, «чистая радость». Должно зазвучать носящееся в воздухе, жаждущее воплотиться, заговорить.

04/09/1994. Тайное сливается с тайным, сокровенное обретается сокровенно. Тайна Божественная постигается в тайне.

30/09/1994. Мощные облака, тёмно-сизыми пластами надвигающиеся с юго-запада на небосвод Ленинграда, производили впечатление силы. Силы возбуждающей, будоражащей. Хотелось крикнуть им: «Идите, гремите, устрашайте – не страшно вас, а весело. Стройте Ленинград ввысь, в небо стройте! Дополняйте его шпили, купола, дворцы – вершите его небесным городом. Какие формы! Какая лепка! А тяжести вашей Ленинград не боится. Он осветляет её многочисленными своими башнями и крестами».

30/09/1994. Девятиклассник на уроке спросил меня: «Бесконечна ли Вселенная?» Что ему ответить? И кто это знает? Это волновало величайшие умы – но где ответ?

Сейчас мне кажется, что он не в физике и не в космологии. Он в душе, в духе, в существе человека. Человек – бесконечность Вселенной. Он – её бездна. И како он творит, творит с Богом, то и будет. И тут же читаю об этой бесконечности в человеке у Владимира Соловьёва! (В речах о Достоевском.)

08/10/1994. Творчество Божие продолжается всё вновь и далее – оно неостановимо. Оно было не только в прошлом (в библейском акте Творения), а и в настоящем, и в будущем: «Се творю новое».

Посему и Божий мир развивается, и Слово Его развивается, как из «горчичного семени» растение; и церковь должна расти и развиваться: естественно и сверхъестественно. Ничто не пребывает в застое. Но всё идёт вместе с тем так, что Вечное, Божественное не преходит, а пребывает в нём. Именно беспрестанное творчество и не позволяет Божьему преходить и исчезать. А пребывать и быть, быть вечно.

08/10/1994. Нравственность, может быть, и возможна общечеловеческая – не зря же её Христос проповедывал для всех народов. Но возможен ли человек общечеловеческий? Без корней, без памяти национально-исторической? Без включения в тело народа, в тело земли родной, её природы?

Всё ж таки для живого человека нужен родной народ; живущий за счёт своей памяти, своего духа, своих генов и корней. И жизнь отдельного человека без этих корней, без этой памяти, без тепла родной земли не может приобщаться к вечному, нетленному, к высотам духа. Не зря же и праведники очень национальны и патриотичны. Трудно представить Серафима Саровского в Египетской пустыне, а Франциска Ассизского в подмосковном бору.

* * *

Национальная память – корневая глубина народа, его генетическое ядро. Она необходима не только народу в целом, она необходима и отдельному человеку для его подъёма на духовные высоты. Ибо человеку невозможно быть без корней, без генетических скреп своего народа.