На что способны женщины

Он в ужасе замер. Глядя на происходящее через его плечо, я неожиданно ощутил в себе леденящую пустоту.

– Я скажу, – выдавил он вдруг, и его ноги подкосились, так что мне пришлось целиком принять его вес. Он жался ко мне. – Не трогайте меня. Четвертый дом по дороге в Альтадену, слева от вас, как въедете в город. Дом с белыми воротами. Записка под моей подушкой.

Она бросила кочергу и отвернулась. Я заметил, как дрожь пробежала по ее спине. Посадив его на стул, я поднял кочергу, которая уже начинала прожигать дыру в деревянном полу.

– Теперь я пойду, – сказал я.

– Да.

– Смотри за ним. Не дай ему ни малейшего шанса.

– Он будет здесь, когда ты вернешься. Поторопись, Флойд.

Я прикоснулся к ее плечу, но она отстранилась.

– Я быстро, детка. Не подходи к нему близко. Просто смотри за ним.

Я поднял его сорок пятый и засунул в карман, другой пистолет оставил на полке. В дверях я обернулся. Макс скорчился на своем стуле и смотрел на Веду, которая в свою очередь не спускала с него глаз.

Затем, вспомнив кое-что, я вернулся, открыл буфет и достал две бутылки виски. Макс всхлипнул, но я быстро прошел к двери, так и не взглянув на него.

Снаружи стояла звездная, прохладная ночь. Луна еще только выбиралась из-за холмов. На мгновение я остановился, потирая нывшие кулаки. Я думал об этом выражении лица Веды. Я не сомневался, что она прижгла бы его, если бы потребовалось. Одна эта мысль бросала меня в холодный пот. Пожав плечами, я быстро обошел лачугу и оказался у «бьюика».

Через двадцать минут быстрой езды я был у шоссе. Часы на приборной доске показывали десять двадцать, когда я остановился у дома с белыми воротами. Не то чтобы солидное местечко, но я и не ожидал обнаружить здесь дворец. Лунный свет заливал часть сада, ветхие ворота и решетку, похожую на гигантскую пилу, растерявшую половину своих зубьев. Я побоялся, что такие ворота рассыплются на кусочки, если к ним прикоснуться, так что осторожно проскользнул мимо и пошел по грязной дорожке, ведшей прямо к дверям. Через рваные шторы из лестничного окна на улицу пробивался яркий свет. Я поднялся по трем ступенькам, нащупал звонок и позвонил.

От запаха мусора и сырого тряпья, лезшего с заднего двора, я невольно поморщился. Я думал о Веде, которая сейчас одна там, посреди холмов, и о перекошенном от ужаса лице Макса. Я думал о «бьюике», торчащем на дороге. Если патрульная машина проедет мимо, копы узнают, что я здесь, бесшумно окружат дом и будут ждать меня. Но с этим я уже ничего не мог поделать. Это был как раз тот случай.

На лестнице зазвучали шаркающие шаги, и дверь открылась. Я никого не увидел, но по запаху джина, ударившему откуда-то из темноты, я понял, что она где-то здесь.

– Макс дома?

– Кто его спрашивает? – прозвучал глухой, сиплый голос.

– Меня зовут Декстер. Вы миссис Отис?

– Верно.

– Макс рассказывал мне о вас. Насколько я понял, он ищет работу. У меня есть предложение для него.

– Ну, его сейчас нет.

Я пытался разглядеть ее, но было слишком темно. Противно было врать этому голосу и не знать, кто его обладатель.

– Это плохо. Я специально пришел попозже, чтобы застать его. Когда он вернется?

– Не-зна. Может, скоро. Я-не-зна.

– Я плачу хорошие деньги. Он сказал, если подвернется что-нибудь, дать ему знать. Могу я подождать? Больше мне некогда.

– Я ложусь спать. – В голосе появилась неприветливая нотка. – Я-не-зна, когда он вернется.

– У меня пара бутылок скотча в машине. Время пролетит незаметно.

– Да? – Голос сразу оживился. – Ну, подумать только! Вы входите. В этом чертовом доме не осталось ни глотка. Макс всегда обещает принести бутылочку, но никогда не приносит. Вы входите, мистер.

– Я возьму скотч.

Я сошел со ступенек, миновал ворота, забрал бутылки и вернулся. Она открыла гостиную, и свет от керосинки просачивался в коридор. Я погрузился в ароматы грязи, тухлятины несвежих продуктов, кошек и нестираной одежды.

Мамаша Отис стояла за керосинкой и смотрела на меня блестящими черными глазами. Она была низенькая, толстая и грязная. Нос у нее был такой же сломанный, как и у Макса, но на этом сходство заканчивалось. Никакой печали в глазах, хотя они и были влажными. Прядь седых волос сползла ей на глаза, и она ловко отдула ее назад. Она запросто могла бы приколоть ее, но мне показалось, ей нравилось именно так дуть на нее.

– Присядем, – сказал я ей. – Это напиток аристократов. Так и должно быть – это сказано на этикетке.

Она захихикала и облизнулась. Макс назвал ее пьяницей, пьяницей-то она и была. Она извлекла пару грязных стаканов и налила себе столько, что с меня тут же сдуло бы шляпу, если бы я выпил это. Она не стала утруждать себя излишней вежливостью или беседами, и, когда я убедился, что, кроме двух бутылок, ее уже ничего не интересует, я стал заговаривать ей зубы и ждал только, чтобы она отрубилась.

Когда осталась всего половина второй бутылки, я начал уже сомневаться, достаточно ли прихватил с собой боеприпасов. Наконец, когда от всего скотча оставалось всего несколько глотков, она внезапно потеряла всякий интерес к происходящему. Я определил это только по тому, что она перестала без конца поднимать свой стакан. Теперь она сидела на стуле, глядя на меня пустыми глазами и отдувая седую челку.

Я поднялся и обошел вокруг комнаты, но взгляд ее оставался неподвижным. Решив, что теперь уже достаточно безопасно, я вышел в коридор и поднялся по лестнице. Наверху было только три комнаты. Одна из них принадлежала мамаше Отис. Это можно было определить по складу пустых бутылок в углу.

В следующей комнате, в которую я вошел, все было аккуратно и чисто, и по голубому костюму, висевшему с другой стороны двери, я решил, что это была комната Отиса. Под подушкой я обнаружил конверт. Сев на кровать и вскрыв его, я прочел, что он там понаписал про меня. Это было весьма трогательное послание. Там говорилось, что, если она читает эти строчки, значит, он мертв или попал в беду, и давал подробное описание того места, где его следует искать. Он несколько раз повторил о вознаграждении и как ей получить его. Он знал, что имеет дело с разумом, сокрушенным джином, и все написал так просто и понятно, как только смог. Он испещрил шесть страниц, чтобы наверняка вдолбить ей в голову, что она должна делать, и не дать Кейт – сестре, как я понял, – прикарманить деньги.

Прочитав письмо, я сжег его на месте и спустился по лестнице вниз. Мамаша Отис сидела на своем месте, уставившись пустыми глазами в противоположную стену. Она все продолжала отдувать свою непослушную прядку, иначе я бы заподозрил, что она мертва. Здоровый черный кот ходил вокруг, обнюхивая ее, словно запах виски являлся для него чем-то новым. Может, ему нравилось. Я не знаю. Он с упреком посмотрел на меня, и мне стало не по себе.

Я забрал две пустые бутылки, убедился, что ничего не оставил, и пошел к выходу.