На что способны женщины

– Ну, можно сказать и так.

– Так я вижу это. – Он буквально задыхался от давившего его смеха. – Никто – не важно, кто именно, – не захочет рисковать быть осужденным за убийство. Это уже серьезно. Я знал одного парня, которого обвиняли в мокром деле. Он нанял хорошего адвоката и потратил кучу денег на то, чтобы убедить суд в своей невиновности. Дело длилось шесть дней. Он бился за каждую пядь, но в итоге за ним все равно захлопнулись двери газовой камеры. Ужасный конец. Удушье наступает через три минуты. Никто не захочет так рисковать.

Яйца зашипели в кипящем жире. Это был единственный звук в комнате в течение минимум минуты.

Он продолжил:

– Так что я предположил, что вы предпочтете согласиться во избежание подобных неприятностей.

– Вокруг да около – мы наконец подошли к делу?

– Да, думаю, двадцать пять кусков – красная цена. – Он поднял оружие. – Посмотрим на дело с моей стороны…

– Ты свихнулся! – воскликнул я, наклоняясь, чтобы заглянуть ему в лицо. – Это все, что у нас есть. Как мы уберемся отсюда, если у нас не будет денег?

Он еще раз почесал кончик своего носа.

– Не думаю, что это мое дело. Я все как следует обдумал и не вижу, где бы я мог дать маху. – Он задавил свой окурок и вытряхнул следующую сигарету. За все время он ни на секунду не спускал с нас глаз. – Конечно, я не надеялся, что вы легко пойдете на это, и готов к тому, что вы можете выкинуть здесь пару своих штучек. Так что перед уходом я о обо всем побеспокоился. У моей матери осталась записка, в которой говорится, куда я пошел и кого я хотел повидать, на случай, если меня постигнет несчастье. Может, она и пьяница, но она не идиотка. Она знает, что ей нужно будет сделать с этой запиской. Так что давайте не будем чинить друг другу неприятности.

– Тебе нечего продать нам. Допустим, я отдам тебе двадцать пять тысяч – ничто не помешает тебе сдать нас после того, как ты получишь их.

– Я не сделаю этого, – серьезно проговорил он. – Ты нравишься мне. Нет смысла кидать тебя. Отдай мне деньги, и я забуду о твоем существовании.

Теперь я понял, что чувствует крыса, когда дверца ловушки захлопывается за ней.

– Нет, сделаешь. Ты забыл о тридцати тысячах вознаграждения. Ты же не пройдешь мимо этого, Отис.

Он поднялся и осмотрелся. Он не забыл.

– Мне надо идти. Тебе лучше согласиться, Джексон. У тебя нет выбора.

Веда выл ожила яичницу и бекон на тарелку. Достав бутылку, она плеснула в стакан приличную порцию.

– Разбавить? – спросила она. Ее голос скрипел, как наждачная бумага.

– Не нужно, – ответил он, следя за мной. – Что ты скажешь, Джексон?

– Отдай их ему, – коротко сказала она.

Я повернулся к ней. Она дико улыбнулась мне одними уголками рта, затем прошла через комнату с тарелкой в одной руке и бутылкой – в другой.

– Ну хорошо, – сказал я натянутым, как струна, голосом. Ее улыбка все подсказала мне.

Когда она подошла к столу, я поднялся на ноги. До этого Макс держал ее на мушке, но стоило мне пошевелиться, как дуло было переведено на меня. Это дало ей шанс. Она выплеснула виски ему в лицо, уронила тарелку и схватила его сжимавшую пистолет руку. Прозвучал выстрел. Я в два прыжка пересек комнату и ударил его в челюсть. Его голова отлетела назад, и он свалился со стула. Я поднял пистолет, но ему оказалось достаточно и одного удара. И тут я увидел Веду и сразу позабыл о нем. Оперевшись о стол, побелев, она держалась за бок. Между ее пальцами сочилась кровь.

– Веда!

– Все в порядке. Ничего. Свяжи его!

– Дай я посмотрю.

– Свяжи его!

Ярость в ее глазах привела меня в чувство.

– Правильно, – ответил я и прошелся по его карманам. Сзади у него нашелся еще один пистолет – 25-го калибра; никаких денег и потертый бумажник, который я бросил на стол. Сняв с него ремень, я скрутил ему руки за спиной и прочно связал их. Я так их связал, что ремень на всю толщину врезался ему в кожу. Тогда я подошел к Веде. Она стянула свитер и глядела на аккуратную борозду, прочертившую верх ее бедра.

– Ничего, – сказала она. – Дай мне мокрую тряпку.

Пока я промывал и перевязывал рану, никто из нас не проронил ни слова. Я налил ей выпить и себе тоже.

– Ну ты даешь, – сказал я. – Единственный шанс, но нам ничего больше не оставалось. Меня бы он так близко не подпустил.

– Думаешь, он оставил записку?

– Я не знаю. Может, он блефует. Я не знаю.

Жилка снова задрожала на ее лице.

– Нам надо выяснить это.

– Какого черта нам теперь делать с ним, Веда? Все это означает только то, что нам нужно убираться отсюда.

– Ерунда; главное сейчас – записка.

– Да.

Я подошел к нему и как следует встряхнул. Некоторое время потребовалось на то, чтобы привести его в чувство. Похоже, я ударил его сильнее, чем следовало. Наконец он застонал. Еще через минуту он открыл глаза. Когда он увидел меня хлопочущим над собой, лицо его стало цвета грязной простыни.

– Все в порядке, Макс, – сказал я. – Ты сделал свой ход. Теперь наша очередь. Где ты живешь?

– Я не скажу!

– Нет, скажешь. Не хочется бить тебя, но ты скажешь. Нам нужно получить эту записку. Если мы получим ее, то продержим тебя здесь неделю или около того, а потом, когда шумиха уляжется, мы отпустим тебя на свободу.

– Я не скажу!

Я поднял его на ноги и начал бить, спрашивая перед каждым ударом, где он живет, и всякий раз он посылал меня ко всем чертям. Ему хватало мужества, и я не получал от этого процесса ни малейшего удовольствия. Через какое-то время он снова отключился. Плюнув со зла и растирая кулаки, я отошел в сторону и с отвращением посмотрел на него.

Веда стояла у стены, белая как мел.

– Ты тратишь время, Флойд.

Плеснув ему в лицо воды, я вернул его к жизни.

– Где ты живешь? – Я был готов снова приняться за дело.

Он пробубнил еще какие-то проклятия в мой адрес.

– Подожди! – сказала Веда.

Я отошел и повернулся к ней. Она подняла кочергу, и я видел, как она положила ее в огонь.

– Мы тратим время, – повторила она, и снова дикая улыбка мелькнула в уголках ее губ.

Мы смотрели на кочергу, пока она не раскалилась докрасна, и тогда она вытащила ее.

– Держи его, – сказала она.

– Послушай, Веда…

– Держи его!

Я сграбастал Макса, и он закричал. Со злобным оскалом она медленно двинулась к нам.