На чужой войне 2

– Не в твоих условиях торговаться. Если не сдашься добром, то ещё солнце не поднимется в зенит, как твоя голова отделится от тела. Моё последнее предложение: сдаёте оружие и прочее имущество, за порчу которого головой ответите, и сдаётесь сами- в таком случае, гарантирую жизнь. Ну, а если не согласны- молитесь...

Я решил дать немного времени бригантам на подумать, судя по их потерям, у оставшегося десятка- или чуть более того- особого выхода не было, кроме как сдаваться. Но потребуется некоторое время, чтобы это осознать. Рассредоточились вокруг башни и приготовился ждать... Впрочем, наше ожидание долго не продлилось: буквально уже минут через двадцать всё тот же Жак попросил у меня слово чести, что оставлю им жизнь, и получив которое, вышел сотоварищи из донжона, бросая наземь своё нехитрое оружие. Оказалось, что я был более оптимистичен в расчётах: в живых осталось лишь шестеро из бывшего гарнизона, и половина из них оказались ранеными.

Вошёл в услужливо распахнутые двери донжона, прошёлся, разглядывая захваченный замок: на первом этаже располагалась большая, основательно загаженная и заваленная различным хламом, зала, лишь по остаткам гобеленов, крепежей, по-видимому предназначенных для подвешивания щитов и оружия, но ныне пустых, и каким-то непонятным образом уцелевшей люстре с остатками свечей, свисающей с потолка на цепи, дающая возможность судить по былой её красоте и богатстве; на втором, в расположенных на ней отдельных апартаментах картина несильно отличалась в лучшую сторону- и то, лишь потому, что в них проживала, предположительно, верхушка банды. Очевидно, что бандиты не считали это жильё постоянным, как не считали нужным и поддерживать в нём элементарные порядок и чистоту.

Меня позвали вниз- оказывается я пропустил двустворчатые двери, ведущие вниз,- в подвал. Спустившись в сопровождении воина с факелом и Марка на минус первый, обнаружил тут склад, использовавшийся предыдущими хозяевами довольно бестолково: навалили добро кучами без разбора, в которых чего только не было. В том числе, судя по вони- и нечто мясное, уже испортившееся. Неприятный запах, тем не менее, не помешал нам углубиться, поворошить ближайшие кучи, обнаружив в одних зерно, в других- какую-то ткань. Марк назвал её диапер и очень впечатлился. Говорит, очень дорогая- наверное, какого-то купца распотрошили. Оставил загоревшегося Марка колупаться в прочих мешках, тюках, бочках и корзинах, а сам, прихватив очередной факел, спустился на минус второй этаж.

Выплеснувшийся оттуда, едва я открыл маленькую дверцу, запах плесени и нечистот мне сразу не понравился. Поведя факелом вокруг пригляделся, обнаружив лишь выщербленную каменную лесенку ведущую вниз- в никуда- и "плачущие" влагой стены. Спускаться не хотелось, но переборов минутную слабость, медленно и осторожно двинулся вперёд и вниз. Поминутно останавливаясь и прислушиваясь к изредка раздававшимся откуда-то из глубин странным звукам. Наконец, лестница закончилась неприятно чавкающим полом, а вонь- смесь запаха от бомжей и чего-то гниющего- усилилась. Я поднял огонь повыше и увидел... Что-то такое мной и предполагалось, но всё равно- это было неприятно лицезреть.

Глава 4

Свет от пламени факела осветил сначала решётку, а потом за ней- в дальнем углу помещения три на два, как мне показалось, кучку тряпья. Но совершенно для меня внезапно этот ворох зашевелился, и оттуда среди свалявшихся колтуном волос блеснули безумием женские глаза. Я подошёл ближе, и это моё действие вызвало неожиданную реакцию: существо- никак не могу по-другому назвать- издало скорбный горловой стон и шарахнулось, упёршись в стену,- подалее от меня. Я остановился, маленько подумал, и решив пока более не тревожить странное создание, двинулся дальше, продолжая осмотр.

В этой замковой тюрьме оказались четыре, разделенных решетками, камеры, из них лишь одна- последняя- оказалась лишена постояльцев. В последующих за первой двух я насчитал четверых сидельцев, поделенных между ними, надо полагать, по половому признаку. И, слава богу, более на моё появление странным образом никто не реагировал. Нет, они смотрели, кто-то боязливо, кто- то с ненавистью, и все- с ожиданием, но без резких проявлений своих чувств. И слава богу, потому как и без того чувствовал себя не в своей тарелке. Подобное видел ранее лишь среди кадров из кинофильмов, но реальность намного страшнее. Необходимость разобраться досконально кто тут и за что сидит очевидна, но и оставлять сидельцев в таком помещении будет перебором. Если по подвигу подобная награда назначена- это одно, да даже если и заслуженно здесь пребывают- это вовсе не повод, держа их в голоде- судя по глазам, холоде и антисанитарии, над людьми изгаляться.

Прошёл чуть далее и обнаружил ещё одну- низкую и почему-то оббитую железом- дверь. Откинул массивный засов и с натугой приоткрыл отчаянно скрипевшую дверцу, обнаружив внутри довольно неплохо- по нынешним временам- обставленную комнату. Стол, стул, ещё лавка, жаровня сбоку, и только после, рассмотрев как следует разложенные возле неё тронутые ржавчиной предметы, я сообразил куда меня судьба завела. Бросил взгляд вверх и точно- находившееся там бревно со свисающим с него крюком, известное под названием дыба, подтвердило мою догадку- это пыточная. Судя по состоянию орудий труда- давно не используемая. Возможно, даже со времени смерти бывших хозяев замка. Бриганты- ребята попроще, непривычные к таким изыскам, и если требуется кого-то примучить, прибегнут скорее к помощи подручных средств. Хотя, надо сказать, целей своих могут добиваться не менее эффективно...

Но что-то мне нехорошо стало от всего здесь увиденного, и я поспешил прочь, наверх- на свежий воздух. Не подумайте плохо, но...а впрочем, думайте как вам заблагорассудится. Однако, предпочитаю честный меч в руке, нежели возню в подобной грязи. Не спорю- и такая работа нужна, но слышали наверное про профдеформацию. Или, говоря словами Ницше: "Если ты долго смотришь в бездну, она тоже смотрит в тебя..." Нам такое надо? И потому, едва выбравшись, малодушно свалил все эти нехорошие дела на Марка...

Маргарита был в шоке. До сих пор. Не укладывалась у неё в голове реальность, в которой она, не позволявшая даже мужу лишний раз прикасаться к себе (надо сказать не только она: в эти пуританские времена нагота, даже если перед мужем- грех и позор), оказалась в полной власти каких-то мужланов, таскавших её как марионетку на рынке, а после и вовсе бросивших в эту сырую темницу. Как она ни молила, как ни ревела- эти грубые люди лишь смеялись над её горем. А ведь она подписала все их требования, которые они обрисовали в письме к её мужу, надеясь на снисхождение, но- увы!- это чувство им оказалось неведомо. И вот уже месяц, с момента попадания в этот страшный замок, она вынуждена ходить под себя и жить в одной камере с грязной- да, бог с этим, главное- с еврейкой. Это же какой грех, вовек же не отмыться...

Утром был какой-то шум. Сюда- в глубокие подземелья- редко проникали какие-либо звуки, и тем удивительнее услышать что-то отличное от тишины и редких стонов. Очевидно, наверху что-то происходило и, возможно, это пожаловало спасение- было такое ожидание. Надежда тлела в душе молодой- в этом мрачном месте она встретила свой двадцатый день рождения- женщины, несмотря на снившиеся постоянно кошмары. Почему-то с вариациями на тему куртуазного романа некоего Жакмеса о кастеляне из Куси... Концовка которого- смерть замурованной в стену замка возлюбленной главного героя дамы де Файеля - слишком живо перекликался с её нынешним положением.

Крики были глухими, но тем не менее хорошо различимыми, и достаточными, чтобы невольные постояльцы проснулись и принялись прислушиваться, лелея в душе свои надежды. Дама де Люньи бросила взгляд на едва различимый сгусток тьмы- от постоянного пребывания в темноте у неё обострились зрение и слух- на месте обычного расположения, представлявшего собой полусгнившую кучку соломы, соседки- еврейки, привычно прислушалась к шорохам в соседней камере. Ещё в первые дни пребывания она выяснила главное: присутствующие здесь евреи- отец с дочерью- купцы из Дижона и обычный виллан- деревенский мельник ей совсем не ровня, и тем более непонятная сумасшедшая, сидевшая в дальней от них камере. В любом другом месте она постаралась бы избегнуть общения с подобными людьми, но святая Иоанна Мироносица- её небесная покровительница- а кто же ещё?- видимо, испытывала её веру. И она молилась...