На осколках цивилизации

— Но каков смысл слушаться душевно больных людей? Ведь он явно болен, так как потерял семью… Разве нельзя ли поставить во главу кого-то нормального, чтобы он адекватно мог рассказать о своих требованиях начальству? — недоумевал Джон. Рабочий поджал губу, весь напрягся и резко выдал:

— Если такой умный, может, сам встанешь во главу? Он хоть и подавлен, но говорит здраво! — он сплюнул в сторону и ушёл от него, будто бы внезапно на что-то разозлившись. Константин продолжал недоумевать сильнее, видя, как этот человек подошёл к другому и стал рассказывать ему то же самое, даже про упадническое настроение одного из лидеров упомянул. Что странно, собеседник даже не удосужился спросить — лишь согласно покивал и сказал, что с ними. Джон переставал понимать этих людей. Между тем, прыгнув на какую-то бочку, один из строителей, мужчина угрюмого вида и неопределённого возраста, зычно призвал людей послушать его. Что-то подсказывало Джону, что это и есть тот самый, потерявший семью…

— Уважаемые, собравшиеся здесь! Прошу минуту внимания! — гомон поутих, и тогда он продолжил: — Вы сделали, безусловно, правильный выбор, оставшись здесь и поддержав нас. Информаторы ввели вас в курс дела, впрочем, я всё равно повторю. Я протестую против наших бригадиров, так как дальнейшее копание и строительство просто бессмысленно! — он сжал руки в кулаки и напрягся. — Мы пытаемся рыться в земле, найти выход, но каков в том смысл, если мы всё равно нарвёмся на смерть? Рядом с нами течёт подземный родник, он может затопить нас. Но дело не в этом, дело в том, что нас заставляют выполнять априори бесполезную работу! Мы копаем, стараемся здесь всё благоустроить, каждый день рискуем жизнями, ведь можем оказаться под завалом, но, задумайтесь, так ли это нужно? В этой деревне найдено достаточное количество подземных ходов, в них сможет укрыться население в случае чего. Наша деревня планирует расти, превращаясь в полис выживших. Но знает ли она, каким трудом то добивается, какие последствия это принесёт? Я предлагаю совсем упразднить эту специальность, строитель подземок, и направить каждого из нас на более полезную работу. Мы выкопали гигантское пространство, которое не может уходить в бесконечность. Его осталось только оборудовать, и сюда войдёт оставшаяся часть населения, когда будет скрываться; даже больше! Что же, кто со мной согласен? — наконец вопросил он; послышался одобрительный гул. Джон же молчал. Слова то были хорошие и правильные, но знал ли этот человек хоть что-нибудь о реальности и о том, сколько человек проживает нынче в деревне? Дай Бог, чтобы хватило вот этих необорудованных пещер; на подземную больницу нечего и рассчитывать — там своих людей полно.

— Те, кто хотят со мной остаться и поддержать меня, обязаны пройти собеседование в этих кабинках, — он указал рукой на кое-как поставленные ширмы; за ними угадывались силуэты людей. — Там нет ничего страшного и тайного — там сидят истинные психологи. Со мной говорили пару из этих людей, и, знаете, они мне очень помогли встать после моей трагедии. Придётся немного подождать, ведь беседа длится не так быстро. Но после вы почувствуете себя куда лучше…

И люди послушно направились в ту сторону, даже в очередь встали. Джону стало интересно и тревожно; он обошёл очередь и слегка заглянул в приотворенную дверцу ширмы. Его пробрал ледяной пот — рядом с рабочим сидел человек в красной мантии…

Джон не помнил, что произошло, но помнил, как тот человек стал разворачиваться — видимо, разговаривающий с ним рабочий указал на него. Джон сорвался с места, как оголтелый, и бежал, бежал, пока в глаза не ударил дневной свет. Ему казалось, что ещё чуть-чуть — и его захлестнёт сильнейшая паника. Везде были эти ужасные люди! Они пробрались даже к нему на работу! Кто выйдет после этих разговоров? Почему все так послушно идут? Нет, правда, пару человек после него таки вышли. Он был не в силах даже выйти в ворота и куда-то идти; Джон грузно упал на какое-то бревно, валявшееся тут же, во дворе, и стал ерошить волосы. Буквально день назад всё было прекрасно так, как вообще могло быть сейчас в это время. Но теперь… эту деревню рушит не внеземная сила бомбами, а сами люди её морально разлагают… Что делать? Разве есть смысл куда-то бежать? И куда? А может, то лишь только его параноидальные мысли и вовсе те люди не сектанты?.. Но он не мог не верить Чесу: раз тот подслушивал, значит, оно действительно так.

Он просидел долго, обуреваемый мыслями и разными решениями; какие-то люди входили и выходили, никто не замечал его. Наверное, с его выхода оттуда прошёл час или даже полтора. Джон мог бы просидеть в таком оцепенении до вечера, если бы не резко поднявшийся шум из-за двери, из которой он сам недавно вышел. Было ощущение, что шла целая толпа и гулко орала; Константину было несложно понять, кто это мог быть. Кровь снова заледенела и на некоторое время будто приостановила свой ход в его венах; даже сердце стало тише биться. Джон решил спрятаться и быстро подбежал к куче строительного мусора у себя за спиной, за которым он безболезненно, даже не пригибаясь, мог укрыться.

Наконец двери открылись, вышла толпа людей, во главе её стоял тот самый мужичок, вещавший некогда; теперь он принял вид торжественный, но такой же угрюмый. Они полностью высыпали во двор, заполнив его. Последние люди, выходившие оттуда, с кем-то рьяно ругались, оборачиваясь, посылая проклятья, матерясь и плюя. Казалось, сзади шёл кто-то ещё; между тем красные мантии аккуратно просочились сквозь толпу и, на миг скрывшись из вида и, видимо, скинув мантии, вышли совсем другими людьми, правда, с такими же капюшонами на головах. Они быстро вышли за пределы двора. Впрочем, правильно сделали.

Слышались крики:

— Да вы, уроды, мрази, твари! Мы не будем на вас работать! Отстаньте по-хорошему! Лично я знать вас уже не хочу! Отвалите! Вы делаете нам только хуже! Мы не будем работать не только на вас — вообще работать не будем! Где в том смысл?

— Боб, очнись! Ты же был таким славным малым! Кто тебе мозги-то так промыл? Пожалуйста, прекрати ругать бригадиров и успокойся. Иначе тебе, как и им, не поздоровится… — говорил человек, не видный Джону. Но голос был смутно знаком…

— Да потому что я был под вашим давлением! Мне открыли глаза! Этот мир слишком погиб, чтобы ещё его спасать и работать на него. Недавно у меня погибла сестра, задохнулась под обломками… что вы сделали, чтобы привести меня в форму? Да только дали три грёбаных дня отпуска! И что? За три дня я, думаете, всё забыл? Забыл и то, как бомбили? Лишь эти люди помогли мне разобраться. Я чувствовал себя потерянным. Теперь — нет. Теперь я знаю, где нас ждёт счастье и свобода!

— Ох, Боб, да тебе просто внушили какую-то байду! Пожалуйста, подойди сюда и ты не пострадаешь, — Джон наконец узнал голос — то был Уилл, бывший бригадир. Последняя фраза слегка насторожила его. Дальше послышалось какое-то как будто совещание между теми скрывавшимися людьми. После чья-то рука прикладом ружья стала выгонять оставшихся восстающих из-за двери во двор. Послышался треск, который нельзя было спутать: так ружьё снимают с предохранителя.

— Смотрите-ка, они собираются в нас стрелять! — громом раздался голос «лидера». — Вы ведь все помните, что говорили те люди? Смерть — явно не конец. Это начало. Мы бы ровно также попали в Великую Зону Исполнения Желаний. Самый главный обряд мы сделали — стали одними из них! Так что же, пускай стреляют! Пускай остаются в этом захламленном, разрушенном мире!

— Видит Бог, что эту грёбаную язву не искоренить словами… — крикнул в сердцах кто-то из державших ружьё. — Огонь!

Джон, казалось, видел одновременно две полярные эмоции: полное разочарование и яростную жестокость. Затрещали ружья; люди стали падать, как щепки, кричать от боли, стонать. Константин будто опять попал в земной Ад, где не было даже места здравой мысли. С одной стороны — остервенелая фанатичность, с другой — гнев и недовольство. Достигнув апогея и схлестнувшись в этой схватке, они представили зрелище ужасное, отчаянное и позорное; было отвратительно смотреть как на окровавленных людей, падающих с блаженными лицами и ложными мыслями об избавлении, так и на испещрённые злостью и ненавистью лица стрелявших, которые убивали, не раздумывая, бывших знакомых, считая, что делают доброе дело и избавляют от заразы всю деревню. Почти ватные ноги стали нести его от этого побоища, понемногу стихающего; главный выход был полностью под огнём, поэтому Джон отступал там, где его не видели, но там находился забор, ведущий, вероятно, на дворик, где располагался т.н. отдел кадров.

Не теряя ни секунды, он быстрым движением перелез через забор и спрыгнул вниз; бывает так, что адреналин застилает нам глаза, поэтому он лишь отдалённо и намного позже понял, что в тот момент, когда он приземлился, над ним просвистела пуля. Осознание этого, казалось бы, простого и чересчур банального факта заставило его вновь ощущать холод, в этот день не сползавший с него никак. После этого Джон пересёк двор, дома и выскочил на улицу через ворота. Потом, решив, что, раз пуля полетела в его сторону, то его заметили, он побежал не главной улицей, а стал петлять различными мелкими дорожками, выстроив себе примерный путь до мэрии. Нужно было срочно идти туда, к Чесу.

Джон преодолел путь, который проходил за семь минут, всего лишь за две.

Он почти ворвался в здание, в котором, впрочем, людей прибавилось немного. Его взгляд сразу натолкнулся на человека, нервно ходящего взад-вперёд; тот человек тоже скоро приметил вбежавшего.

— Господи, Джон!.. — голос его слегка сорвался, пальцы сжались в кулаки. — Я в курсе о том, что что-то происходит на шахтах… даже говорят, что там стреляют… правда ли?

Человек пять, сидевшие в ожидании чего-то, со вниманием обернулись в сторону Джона. Тот подошёл к парню, потянул его за руку в угол и там стал тихо говорить: