На осколках цивилизации

Джону показалось удивительным: впервые в жизни женщина, с которой он, к тому же, и прожил прилично, была ему далека, чем мужчина, казавшийся ему всегда чужим и с которым он пусть и много пережил, но которого всё ещё не так хорошо знал. «Невероятно…» Константин смотрел на этого спящего «мужчину» и усмехался; впрочем, он наверняка опять заблуждается. Никаким он не был чужим; то работало зеркальное отодвигание их друг от друга — Джон не хотел сближаться по личным тупым причинам, а Чес отражал это желание. Вот оттуда и вытекли столько лет их взаимной слепоты. Так-то Креймер уже давно не был ему чужим…

Тем не менее, Джон хотел отыскать Кейт и убедиться в её безопасности. Хотя бы кого-то из семьи нужно спасти!

Час за подобными долгими размышлениями прошёл быстро. Константин хотел было будить напарника, как веки того задрожали и приоткрылись. Парень улыбнулся, увидав Джона, и медленно стал вставать.

— Сколько я проспал? — приглаживая растрёпанные волосы, сонно спрашивал он, зевая.

— Сейчас восемь, — усмехнувшись, прошептал Джон, глянув на потрескавшиеся часы. Недавно они пострадали ещё больше — это случилось на работе (увы, он позабыл их снять). Теперь рядом с двенадцатью пролегала глубокая короткая трещина.

— Ох, долго же!.. Что ж ты не будил? Или опять куда-то убегал? — Чес потянулся, сладко зевая, а потом поправил куртку, в которой умудрился заснуть.

— Я здесь уже час сижу. Не решился тебя будить после такого дня… да и сон для тебя теперь — единственное лекарство, — Джон опёрся локтями о колени и, наклонившись вперёд, смотрел на того исподлобья. — В девять будет какое-то собрание местное. Больше новостей я так и не узнал…

— Ясно… — выдохнул, опустил голову несколько вбок, уперев взгляд в грязноватый пыльный пол.

— Я вот что хотел сказать! — Джон уже понял это и кивнул. — Мне показалось, ты убегал сегодня из-за… не столько из-за надобности, сколько из-за нашего разговора. Тебе стало жутко, верно? Я говорил бред…

— Мне стало немного не по себе, — перебил его Джон и пытался поймать его взгляд — теперь он отнюдь не боялся смотреть прямо в глаза. — Ты выглядел так, будто хотел, чтобы я рассказал нечто подобное в ответ. А ты знаешь меня… Оттого я и убегал, — он и сам не понял, почему слова лились так легко и складно. Хотя и на это ответ был: потому что его слушал Чес. Нынче почти многое между ними получалось просто и гладко.

Чес даже смутился — слегка отпрянул телом, едва заметный румянец показался на его щеках. Он долго подбирал слова, ведь явно не ожидал такого. Потом наконец выдавил из себя:

— Что ж… я рад… — проговорил тихо, отвёл глаза, ладонью убрал волосы со лба. — Только это… — Чес немного встряхнулся и вновь посмотрел на него, — только ты должен знать кое-что ещё, раз так… проницателен.

Он помолчал, давая Джону время на сказать, но тот ничего не сказал — не столько по причине незнания нужных слов, сколько из-за желания послушать Чеса. Он любил, когда этот парнишка говорил слишком очевидные, но для них пока новые вещи так искренне и честно.

— Ну… я никогда не заставляю тебя говорить правду взамен. Вот так, — Чес вздохнул и расправил простынь рядом с собой. Видно было, что он чуть-чуть нервничает.

— Мне казалось, что мы действуем по прежнему принципу: равноценный обмен и всё такое…

— Мы действуем по принципу того, что у нас… — он похлопал себя по груди, — вот здесь, на сердце. Никакую правду я от тебя не требую, Джон Константин. Можешь выдохнуть спокойно и больше не покидать меня.

Джон чувствовал, что вновь проигрывал этому человеку в честности. Казалось бы, что может быть проще тех слов, который Чес только что сказал? А для него это снова было немыслимой загадкой. Однако это, видимо, слишком ожидаемо: ему то было впервые ощущать на своей шкуре. Теплота этих отношений начала понемногу проникать через щели его закоптелой души.

— Кстати, я тут недавно вспомнил про свою давнишнюю рану, которая долго заживала. Помнишь, когда я ходил искать Кейт и там попал… — Чес слегка загнул кофту с правой стороны и указал на место повыше бедра. — Думал, что заживёт бесследно, а в итоге остался шрам… благо, небольшой.

Джон пригляделся: действительно, на бледном животе пролегал тонкая красноватая полоска.

— Уже не удивляюсь, что это из-за меня…

— Знаешь, это куда лучше, чем впустую! — вдруг воскликнул он, опустив кофту. — По крайней мере, тебе беспокоиться не о чем — мне-то всё равно, ведь это была жертва во благо, как говорится.

— Это, конечно, всё хорошо, но здесь речь о другом: о твоём здоровье, — Джон встал и подошёл к нему. — Ведь без лекарств ты едва держишься…

— Волнуешься? — Креймер немного приподнял голову и хитро улыбнулся, взглянув на него исподлобья. Джон не ответил — только приподнял его за подбородок пальцами и пристально заглянул в глаза. Кожа у Чеса всегда была прохладной, только во время сильной болезни — горячей; глаза его теперь блестели как-то слишком необычно — он будто хотел что-то сказать, но смотрели, как и прежде, преданно, даже излишне преданно. Константин не помнил, чтобы кто-нибудь так смотрел на него. Да и вообще: чтобы один мужчина так смотрел на другого. Обычно в таких случаях проявляется самовлюблённость и гордыня. Но этот парень, временами сильно гордый, совсем терял это качество, когда общался с ним. Джон видел, как этот свет не переставал гаснуть перед ужасной тьмой; светлая душа всегда была готова принять его в свои объятья.

— Джон… я вот тут думал… — он поднял свою руку и коснулся его ладони, которая была на его подбородке. — Точнее, представил: что было бы, если б не происходило этого… ужаса, — Константин отпустил его и присел на корточки перед ним; этим он выразил желание слушать. — Мне кажется, мы бы жили рядом. Я не знаю, как это бы произошло, но было бы очень хорошо, если б ты жил совсем недалеко, в том же подъезде, например. Если б не приключение, объединившее нас, ты бы ещё долго дулся на меня за моё молчание и избегал. Ведь правда?

— Правда, — Джон улыбнулся и ощутил, как рука Чеса плавно приподняла его ладонь на колено и сжала. Глаза паренька заблестели болезненным огнём — так иногда бывало, ведь он был ещё нездоров. Джон позволил ему эти прикосновения; впрочем, он ему теперь многое позволял.

Дыхание парнишки участилось; в полумраке пряди затенили половину его лица. Несмотря на приличный шум в комнате и частое поскрипывание дряхлого пола, они чувствовали себя так уединённо, словно в ближайшем радиусе не было ни души. «Странно… — подумал Джон, — это очень странное чувство, когда вокруг — вакуум. Слишком напоминает какой-то слезливый фильм, но… ни одного отвратительно слова с моей стороны. Я уже боюсь, Чес, что совсем сойду с ума…» Он обращался в мыслях как бы к Чесу, но на самом деле редко говорил подобное вслух. И, что странно, учитывая почти безэмоциональность его лица, Джону всегда казалось: Креймер понимает его. Вот и сейчас парнишка тяжко вздохнул и сжал губы; он будто хотел сказать «О, нет, Джон, ты уже сошёл с ума, дороги назад нет…» Шутка, конечно. Чёрт знает что значило это движение.

— А дальше? — спросил Константин, приподняв брови. Парень опустил глаза и хитро улыбнулся.

— А дальше мы бы стали потихоньку вспоминать друг друга. Только не в таком ускоренном режиме. И, кто знает, может, всё получилось бы менее болезненно…

«Болезненно!..» — Джон усмехнулся. Это было отвратительно, а не болезненно. Хуже, чем тогда, он себя никогда не чувствовал. Проще было растворить себя в кислоте; кажется, года два назад он бы так и сделал.

— А как мы бы стали жить рядом? Ведь наши дома были так далеко… — Константин слегка нахмурился, всерьёз задумавшись об этом.