На проклятом пути Великого Шута

— Я… — она сперва хотела было оправдаться, а потом отбросила прочь личину, которой до сих пор прикрывалась: маску воспитанной, сдержанной высокородной леди, холодной, как камень, и столь же стойкой. Ее глаза сверкнули ярче алмазов: — В шкатулке, которую я спрятала и от вас, и в особенности от дорогой родни из Илимниса — доказательства того, что Гвайренвен Серая Дама в сговоре с архонтом кабала Багрового Когтя. Давно в сговоре. Еще до смерти дяди Ранзара. Там записи, текстовые и голосовые, перехваченные донесения и вещи, от предъявления которых нельзя отвертеться. Она и стоит за нападением на Илимнис — но у них что-то пошло не так в их договорах. Кажется, теперь она не может отделаться от этого союза, а ее продолжают лишь манить властью. И теперь Гвайренвен готова выполнять приказы Багрового Когтя, пока те не кинут ей наконец весомую подачку.

— Зачем ты это скрывала? Почему не пришла сразу?

— Единственная причина, почему я не пришла к вам с этим — потому что полагала, что вам хочется избавиться от меня так же скоро, как и от Серой Дамы. Как и от всей ветки семейства лорда Ранзара, — твердо заявила Риалейн. — Иначе к чему было назначение нового владетеля в Илимнисе?

Лаэтрис не успел ответить ничего — потому что в этот момент Каэд внезапно поднес пальцы к виску шлема, коснулся сенсора — и быстро, плавно развернувшись к беседующим, сообщил:

— Прошу простить и готов понести любую кару за то, что прерываю, но обязан сообщить: тот потайной проход в малом шпиле пытаются взломать. И я знаю, кто. Я бы успел, если бы сию же секунду…

— Вперед, — резко приказал Лаэтрис.

Инкуб моментально сорвался с места, на бегу что-то командуя по переговорному устройству — кажется, Каэд давно был готов к подобному развитию событий. Оставалось лишь надеяться, что хитрый инкуб все предусмотрел. Помедлив всего лишь треть секунды, Нилия попросила разрешения присоединиться к умчавшемуся товарищу — и Риалейн согласно кивнула.

— Не будем тратить время тоже, — Лаэтрис без объяснений схватил Риалейн за руку и потащил за собой. — Здесь, на балконе с другой стороны галереи, всегда припаркован мой собственный «Яд», так что успеем как раз к развязке.

* * *

Теплая вода в купальне обволакивала тело невесомо и мягко, ароматические курения дарили покой — сомкнуть веки и погрузиться в сладостную дрему было искусительно приятно. Но архонт Лаэтрис не стал потакать слабостям усталого тела — в конце концов, даже в полном уединении он редко когда позволял себе подобную роскошь. Но все равно глубоко вздохнул, расслаблено откинул голову назад и прикрыл глаза.

Растворенные в воде зелья одновременно обжигали свежие раны — и ускоряли их заживление. Боль была слабой, даже в чем-то приятно-успокаивающей, скользящей по самой границе восприятия: самое то, чтобы еще раз взвесить все произошедшее за неполный день.

Да, как он и говорил — успели они аккурат к развязке кипящего боя на малом шпиле. Загадка предательства илимнисийской знати разрешилась — он и его спутница застали поверенных Серой Дамы, ее саму — и парочку ее покровителей из вражеского кабала, сцепившихся не на жизнь, а на смерть с охраной, возглавляемой верным инкубом. Конечно, архонт и его спутница тут же вступили в бой.

Не смотря на то, что противников было не так уж и много, сражались те словно в последний раз, и схватка вышла не самой простой — все-таки предатели подготовились к диверсии. Но перевес сил — а главное, мастерства — оказался на стороне архонта Лаэтриса и его бойцов.

О, если бы ему предложили еще раз ввязаться в подобный бой, он никогда не отказался бы — хотя бы ради наслаждения драться плечом к плечу с Риалейн. Она оказалась отличным бойцом, и пусть он это понял еще тогда, на дуэли — соратник из нее вышел еще более искусный, чем противник.

И — они победили. Лаэтрис не отказал себе в удовольствии протащить двух самых знатных предателей и недругов за волосы до самого «Яда» и вывесить, как падаль, на внешних крюках, слушая проклятия еще живых жертв всю дорогу назад, в главный шпиль, пока он учтиво пояснял Риалейн назначение тайного хода. Во всех старых дворцах и шпилях есть свои катакомбы, Комморра пронизана ими — и старые Дома хранят расположения своих потаенных дорог в недрах обиталищ как самый важный секрет. Ну что же, пошутил он, теперь ты тоже знаешь один такой секрет дома Лаэтрис. Так храни его, чтобы я в тебе не разочаровался — на что Риалейн ответила тогда долгим сложным взглядом и преувеличенно почтительным кивком. Взгляд при этом — огненный, искушающий, опасный — с этой почтительностью вязался мало. Над этой разгадкой придется еще подумать — но при этом доказательства сговора она тоже передала, и это дало архонту в руки неоспоримое преимущество. Победа. Чистая, как лучшее вино, в этой скоротечной войне кабалов.

После будет громкий публичный суд над заговорщиками, публичные же пытки плененного недруга и изощренно жестокая казнь, над которой предстояло еще поломать голову, выбирая способ. В очередной раз архонт Лаэтрис подтвердит при всех свое прозвание — Кровавая Длань. Прозвание, которое те, кто поглупее, осмеливаются произносить лишь шепотом, а умные и храбрые говорят вслух, почтительно, как часть титула: ведь таковым оно и является, отмечая одну из громких побед в череде восхождения на вершину иерархии Темного Города.

А все-таки в голове мысли роились совсем не те, что должны были бы рождаться в разуме довольного победой правителя. Лаэтрис в задумчивости потрогал не так давно прокушенную нижнюю губу, и ощутил, как тело словно наполняет текучий огонь — совсем иного сорта, чем от саднящих порезов. Перед закрытыми глазами стояли картины, далекие от сцен сражения. Все его мысли занимал образ яростно-великолепной Риалейн: ее прекрасные губы, горящие глаза, тонкие ключицы; ее матовая белая кожа, которую нестерпимо хотелось исчертить тончайшими алыми линиями, сплетая прихотливый узор порезов и царапин. Жар растекался по венам, охватывая каждую клеточку тела жадным томлением. Ощущение было мучительное, настойчивое, изматывающее — но одновременно прекрасное, как может быть прекрасна самая утонченная боль.

Эти мысли в последнее время одолевали его все чаще — просто он очень долго делал вид, что они не так уж существенны. Впрочем, чем дальше, тем сложнее было игнорировать этот факт — он всерьез увлекся молодой интриганкой Риалейн. А события последних дней только добавили жара — она оказалась не просто хороша собой, но еще и чрезвычайно умна. Сокрушительное сочетание, надо признать.

Пожалуй, ее красота могла бы затмить собой внешность любой признанной красавицы Комморры, если бы Риалейн того захотела. Впрочем… кажется, она считала вовсе не телесное совершенство главным своим достоинством. И от этого становилась еще желаннее.

Пора было признать — архонт Лаэтрис понятия не имел, как он будет добиваться этой женщины, но знал точно: отступать он и не собирается. Просто приказать прийти и скрасить досуг он, конечно, вполне мог — но не хотел. Совершенно. А главное — точно знал, что одного раза ему не будет достаточно, и… бездна подери, кажется, это ровно то, что и называют словом «любовь»: безжалостное и неотвратимое чувство, что тебе вечно не будет хватать чего-то в этом мире, окружи себя чем угодно — пока рядом нет одного-единственного существа.