На проклятом пути Великого Шута

— Пора приготовиться к долгой осаде, — негромко сказал он самому себе.

Предаваясь размышлениям о том, что же делать с этим открывшимся ему знанием о собственных чувствах, он незаметно для себя погрузился в неглубокую дрему. Все-таки в последнее время длительный отдых был слишком большой роскошью. Может, немного погодя можно будет освежиться и более деятельными развлечениями. А пока…

В полной мере вкусить этот поверхностный сон ему не дали. У дверей покоев раздалась возня, потом — отчетливо различимое бряцание оружия, шум перепалки, повышенные голоса. Низкий рокочущий голос Каэда, пара женских голосов… звук настойчивого удара в дверь.

С рычанием Лаэтрис выдернул себя из теплой неги вод купальни и торопливо накинул дымчатую шелковую мантию прямо на голое тело: облачаться в доспех времени не было, если это новое покушение — вот он меч, а в изысканную пряжку, скрепляющую многослойный шелк мантии у самого горла, встроен генератор теневого поля.

— Что опять творится? — требовательно возвысил голос архонт. — Живо доложите, кто и зачем посмел беспокоить меня!

Дверь распахнулась. В проеме показалось два препирающихся инкуба — Каэд и Нилия. И решительно вклинившаяся между ними, чтобы проскользнуть в купальню, Риалейн. Пальцы архонта замерли на темном камне, приводящем в активацию теневое поле, так не включив его. Вместо этого опустил руку:

— Что происходит, мне кто-нибудь объяснит?

— Я ведь так и не договорила. Не принесла всех извинений, — Риалейн решительно шагнула вперед, вывернувшись из-под руки Каэда, собравшегося сцапать ее за плечо: телохранитель увидел взгляд повелителя и не стал слишком упорствовать.

— У нее с собой был кинжал, — сухо констатировал инкуб. Прошел вслед за настырной гостьей, подал оружие архонту. — И кучка нарядных рабов, кстати.

Судя по тону, Каэд чувствовал себя не слишком уверенно — пожалуй, впервые за все время, что Лаэтрис знал своего охранника.

— Пропусти, — машинально скомандовал архонт. Оглядел саму Риалейн и добавил: — И убирайся за дверь, Каэд. Охраняй вход: именно этим ты и должен был заниматься, насколько я знаю.

— Я не смел бы ослушаться. Но вы велели никому не беспокоить, только вот…

— Только вот госпожа настойчива, я догадываюсь, — усмехнулся архонт, разглядывая то кинжал — тончайшее легкое лезвие с великолепным сложным узором — то саму гостью. Облаченная в вино-красные и дымно-пурпурные шелка, скрепленные миллионом сплетающихся серебряных цепочек, она выглядела как пришедшая на самый изысканный раут гостья, но никак не пожаловавшая для частной беседы. Длинные волосы ее темным водопадом струились по белым плечам, выглядывающим в разрезах наряда, а на лице играла легкая улыбка. Рабы кучкой стояли у самой дальней стены — действительно нарядные, с причудливой росписью на руках и лицах.

Каэд, повиновавшись, скрылся за дверью, клацнул засов.

— Кинжал, — хмыкнул он.

— Подарок. Как и рабы, — Риалейн чуть прищурилась. — Я же сказала: извинения не были принесены в полной мере. Буду ли я себя ценить и уважать, не сдержи я слово? Ну конечно, нет.

— Ну конечно нет, — эхом отозвался Лаэтрис. Попробовал пальцем кинжал — на подушечке выступила алая капля. Ранка тут же вспыхнула, точно лезвие было раскалено. Архонт усмехнулся: не отравленный, но лезвие пропитано загадочной смесью стимуляторов… не оружие. Скорее, утонченная игрушка.

Риалейн шагнула ближе — медленно, вытянув вперед руку, точно проверяя, активировано ли защитное поле. Потом, поняв, что его нет, оказалась совсем рядом. Взяла Лаэтриса за руку и поднесла к своим губам. Слизнула выступившую на пальце каплю крови, не отводя взгляда, и негромко сказал:

— Я приношу свои извинения за пренебрежение словом и властью архонта кабала Пронзенной Звезды.

— Какая-то удивительная у тебя тяга к моей крови, Риалейн Лаэтрис, — усмехнулся архонт. — К чему бы это?

— Может быть, к тому, что мы оба — кровь одного дома? — она улыбнулась в ответ. — Я не хочу быть отдельно от нашего дома: мое место здесь. Я стану верным клинком дома, и с радостью отдам нашему роду все мои таланты. Только скажу вот что: я никогда не смогу принадлежать тебе как вещь, архонт. Ты талантлив и притягателен, я понимаю тех, кто заходится в бессильной ярости, видя твои успехи, но еще больше понимаю тех, кто принес тебе клятвы личной верности. И встану в одном ряду с ними, я обещаю. Но — я не вещь. Я никому не смогу принадлежать — такова моя природа. Я не буду покорной, не буду послушной, никогда. Зато я могу остаться рядом — столько, сколько захочешь ты сам. Или — сколько захочу я. Выйдет ли из этого что-то, я не знаю.

— Звучит неплохо, — отозвался Лаэтрис, слегка удивленный такой прямотой.

— Но давай подумаем вот над чем: ведь мы так и будем вечно подначивать друг друга, стараться обойти, поразить воображение — ты мое, а я твое… то ли соперничество, то ли соратничество, неизвестно, чего больше. Может, тебе прискучит мой ум или моя хитрость — как знать? — она пытливо взглянула в лицо архонту, а потом медленно положила ладони ему на грудь, сдвинув ткань мантии. Острые металлические когти — не привычная часть брони, а нечто вроде колец, держащихся на первых фалангах — прочертили на его коже яркие тонкие линии, набухшие мельчайшими алыми каплями.

— Прискучит? Да ты в своем уме, Риалейн? — архонт тихо рассмеялся и сомкнул руки у нее за спиной. — Это наиболее интригующее предложение, что я получал за последнее время. Думаю, стоит попробовать.

И вместе с нею шагнул к краю купальни — вода все еще оставалась достаточно горяча, а ароматические добавки все еще не выдохлись. С шумным вздохом он попросту упал спиной назад в теплые волны, крепко прижав к себе свою гостью. Брызги взметнулись высоким фонтаном — но архонта это не особенно взволновало. Может, гостья еще что-то собиралась сказать — но, кажется, все слова на ближайшее время потеряли значение.

«Мы так и пройдем в вечном соперничестве друг перед другом через время, подначивая друг друга, стараясь превзойти или удивить» — мысленно повторил про себя Лаэтрис, смакуя все грани этих слов. И понял, что от такого он точно никогда не откажется — не в этой жизни, во всяком случае. Никогда не знать покоя. Никогда не знать скуки. Нести родовое имя по просторам множества миров — так, чтобы от одного его звука вздрагивали недруги и ликовали союзники. Никогда не пресытиться вечной игрой — которая обещала быть и долгой, и увлекательной.

Более щедрого подарка он и представить не мог.

* * *

Последняя страница пьесы оказалась недописанной — при чем складывалось впечатление, что нарочно. Мастер Труппы Ринтил задумчиво вернул текст на инфопластине на страницу выше, перечитал заново несколько строк — и уверился: да, не дописано, и совершенно точно не случайно. Посмотрел на собеседника — одного из арлекинов его собственной труппы. Оба были без масок, потому как нет в них нужды, пока не идет представление, а видеть вас могут только такие же артисты, как вы сами. Ринтил задумчиво потер подбородок тонкими пальцами и вопросительно встряхнул записью: